«Аттестат зрелости» ожидает не только систему международных отношений в целом, но и конкретные региональные и страновые общества, которым предстоит учиться строить новые типы упорядоченности без элитарных иерархий, – и здесь Африка и Россия способны стать глобальным примером, полагает Никита Рябченко, исследователь международных отношений и мирового развития (Белоруссия).
Важная тенденция современной международной жизни – курс на суверенизацию всё большего числа стран и народов в различных аспектах общественного бытия. По мере освобождения от незримых пут неоколониальной зависимости этим курсом всё активнее начинают идти и страны Африки. И в силу естественного хода вещей перед ними тоже возникает вопрос о модели суверенного общественно-политического развития. Западная социальная и политическая наука может предложить новым африканским правителям лишь вертикально-интегрированные, пирамидальные модели в стиле «центр vs периферия». Однако последние несообразны глубинному культурному коду Чёрного континента, что и побуждает его искать неочевидные альтернативы.
В большой исторической перспективе Экваториальная Африка не пошла путём древнейших царств в долинах великих рек – Нила, Тигра и Евфрата, Инда или Хуанхэ. Природно-климатические условия делали и невозможным, и бессмысленным построение там многоуровневых социальных пирамид с жёсткой иерархией власти, сословным делением и кратным разрывом в качестве жизни правящей элиты и подвластного общества. Архетипы далёкого прошлого нередко влияют на поле стратегического выбора в настоящем, и в эпоху кристаллизации мирового порядка «снизу вверх» не затронутые пирамидальными построениями общества могут обрести неожиданное цивилизационное преимущество.
Со времён древнего Шумера и Египта в основе политической организации многих обществ тысячелетиями лежали выделение управленческого сословия, несущего монополию на стратегическое знание, концентрация в руках этого сословия жизненно важных ресурсов и отмежевание его от остальной массы населения посредством ритуальных институтов. Появление царско-храмовых комплексов и городской инфраструктуры вело к росту специализации труда, дальнейшему разделению на сословия с профессиональной, «цеховой» идентичностью и усложнению структуры общественных отношений.
Действительно, этот издавна преобладающий «пирамидальный» тип развития принёс с собой строгую социальную иерархию, идейно-смысловую унификацию общества, систему массового принудительного труда, высокую хозяйственную связанность и военно-политический контроль территории. Всё это в совокупности обеспечивало высокую концентрацию знаний, технологий и материальных ресурсов на вершине социальной пирамиды, что позволяло удерживать и развивать долговечные, устойчивые державы имперского типа в условиях Древнего мира.
Но всё, как известно, имеет свою цену – и платой за геополитическое могущество «пирамидальных» империй древности стал крайне низкий КПД вовлечённой в них части человечества: тысячелетняя эксплуатация фонда времени, труда и психических сил подавляющего большинства людей при сокращении и фрагментации знания у основания социальной пирамиды наглухо блокировала сколь-нибудь массовую реализацию интеллектуального и творческого потенциала в череде сменяющих друг друга поколений.
Иная ситуация с древнейших времён складывалась в менее исторически «заметных» регионах мира – в Северной Евразии и в Чёрной Африке. Климат и география, обширные пространства с обилием пищи и природных ресурсов на протяжении веков здесь были на стороне распределённой организации общества. В отличие от скученных поселений и сложного ирригационного земледелия в долинах Янцзы или Нила, на этих землях сложились многовековые традиции свободного, «зонтичного» расселения с переменной хозяйственной связанностью, более равномерным освоением занимаемой территории и коллегиальным, общинным принятием стратегических решений.
Исследователи региона справедливо отмечают ключевые особенности Чёрной Африки, некогда воспрепятствовавшие становлению там собственных «пирамидальных» империй. Среди них отсутствие сельскохозяйственных культур долгого хранения (невозможность присваивать ресурсные излишки), необходимых и подходящих для одомашнивания животных (естественные ограничения транспортной связанности), благоприятные условия для различных болезней (эпидемиологические риски для скученных поселений), высокая урожайность и лёгкость добычи пищи (неактуальность крупных городских поселений).
Однако современный взгляд на течение всеобщей истории даёт нам основания ставить вопрос иначе, воспринимая «пирамидальный» тип развития в принципиально другом свете. Если исторический процесс идёт в сторону массовой эмансипации, высвобождения времени, ресурсов, воли, самостоятельного мышления и деятельности не только отдельных людей, но также целых стран и народов, то насколько упомянутые «пирамидальные построения» вообще сообразны логике развития в XXI веке?
В этом отношении примечательно, что многие судьбоносные достижения человеческой цивилизации в античную эпоху уже были связаны с первым отклонением от этой «столбовой дороги» – когда древнегреческие полисы стали зримой культурно-цивилизационной альтернативой «пирамидальному» типу развития, преобладавшему в те времена на всём Древнем Востоке. И по сей день в философии, общественном устройстве, науках и искусстве мы, в сущности, пользуемся наследием не столько Хараппы и Вавилона, сколько Афин и Милета, не разделявших стандарт «пирамидальных» империй.
Однако такое понимание хода вещей позволяет переосмыслить сами основы «пирамидальности», ранее воспринимавшейся по меньшей мере нейтрально, если не как фундаментальное геостратегическое благо. Эти основы, нехарактерные ни для изначальной Руси, ни для первозданной Африки, будут обретать совсем иное прочтение в новой, «заиндустриальной» фазе развития и в мироустройстве, не отягощённом духом иерархии.
Первая из таких основ – концентрация ресурсов на вершине социальной пирамиды одновременно с концентрацией людей в крупных столичных агломерациях. На протяжении большей части истории эта концентрация позволяла в необходимом темпе производить достоверное знание и затем применять его в социальной практике благодаря достаточному качеству централизованного политического управления. Тогда как в XXI веке появление глобальной мгновенной информационной связанности уже делает процесс производства знания в большей мере дистанционным. А ожидаемые в ближайшем будущем автоматизация производств, модульная атомная энергетика замкнутого цикла и аддитивные технологии кардинально изменят характер наших территориально-производственных комплексов, оставив в прошлом заводы-гиганты и трущобы рабочих кварталов.
Вторая основа «пирамидальности» – высокая специализация труда с формированием сильной цеховой идентичности. Наряду с общеизвестными преимуществами этот тип организации деятельности обществ имеет и свою обратную сторону, которая станет особенно актуальной в новой фазе развития, основанной на экономике сублимированного знания. Базовая проблема состоит в том, что специализация с «разделением и углублением труда» фрагментирует знание, уводя от целостности, тогда как при невысокой специализации в обществе сохраняется целостное знание, мышление и мировоззрение.
В целом «пирамидальное» устройство человеческих обществ имеет очень разные перспективы на заре истории и в наши дни. В ближайшем будущем всеобщая доступность энергии и информации откроет альтернативы этому, казалось бы, столь привычному типу развития. И именно Чёрная Африка и Северная Евразия имеют здесь лучшие исторические предпосылки, чтобы практически продемонстрировать: зонтичное горизонтальное устройство обществ подлинно демократичнее и прогрессивнее того, что нам оставили в наследство вавилоняне, хетты и ассирийцы.
Это тем более справедливо, что грядущий уход от пирамидального устройства согласуется с мироустроительной динамикой – «аттестат зрелости» ожидает не только систему международных отношений в целом, но и конкретные региональные и страновые общества, которым предстоит учиться строить новые типы упорядоченности без элитарных иерархий, – и здесь Африка и Россия способны стать глобальным примером.
