Одни лишь призывы к инклюзивности и «обсуждению всех вопросов» вряд ли приведут иранцев и других к содержательной дискуссии о региональной безопасности; для этого потребуются кнуты и пряники, полагают эксперты Ханна Нотте и Хамидреза Азизи. Статья подготовлена по итогам Ближневосточной конференции клуба «Валдай» и Института востоковедения РАН. Комментарий, представляющий российский взгляд, читайте по ссылке.
На фоне продолжающихся американо-иранских переговоров, направленных на определение хореографии возврата к ядерной сделке с Ираном (СВПД), Россия позиционирует себя как незаменимого участника переговорного процесса и изобретательного посредника. Если говорить о ядерной проблеме в более узком смысле, то Министерство иностранных дел России недавно выдвинуло неофициальную дорожную карту «синхронных шагов», которые должны быть предприняты Тегераном и Вашингтоном, чтобы вернуться к выполнению СВПД. Тем не менее эти новые предложения просто дополняют старый российский аргумент: необходимо, чтобы обе стороны сначала вернулись к ядерной сделке как есть, прежде чем пытаться согласовать дополнительные элементы – будь то продления сроков, более строгие проверки, проблемы ракет и региональные проблемы с прокси, которые в настоящее время выходят за рамки соглашения.
Что касается неядерных элементов будущей сделки с Ираном, которые в общих чертах подпадают под рамки «региональной безопасности», российские дипломаты недавно повысили ставки. Во время своих визитов в Саудовскую Аравию, ОАЭ и Катар министр иностранных дел России Сергей Лавров активно продвигал российскую «Концепцию коллективной безопасности в зоне Персидского залива». Эта концепция неоднократно выдвигалась российскими дипломатами и даже была представлена в Совете Безопасности ООН прошлой осенью в присутствии совершенно незаинтересованной уходящей администрации Трампа. Совсем недавно, в контексте проведения Валдайским клубом десятой Ближневосточной конференции в Москве, концепция получила более конкретное оформление. Российские дипломаты вернулись к выдвинутой тридцать лет назад идее многостороннего переговорного процесса на основе Мадридской мирной конференции, который был смоделирован по образцу Хельсинкского процесса, приведшего к созданию Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ).
После Мадридской конференции в октябре 1991 года в январе 1992 года на московской конференции, собравшей тридцать шесть делегаций, был начат многосторонний переговорный процесс. Стороны договорились создать пять многосторонних рабочих групп по вопросам Ближнего Востока: контроль над вооружениями и региональная безопасность, вода, окружающая среда, беженцы и экономическое развитие. Рабочие группы должны были поддерживать двусторонние мирные переговоры между Израилем и палестинцами и арабскими государствами. Важно отметить, что Иран, Ирак, Ливан, Ливия и Сирия остались за рамками этого процесса, который по ряду причин затормозился с середины 1990-х годов.
В преддверии Валдайской ближневосточной конференции бывший посол России выступил за возврат к постмадридской модели рабочих групп с целью практической реализации российской концепции коллективной безопасности. Сам министр иностранных дел Лавров посвятил основную часть своих замечаний на сессии Валдайского клуба перспективам ближневосточного «хельсинкского процесса». Он утверждал, что такой процесс должен быть инклюзивным и всеобъемлющим как по существу, так и по формату: (1) по существу, с упором на проблемы, выходящие за пределы зоны Персидского залива, с учётом «комплексных» аспектов безопасности – их военно-политических, экономических и гуманитарных аспектов, включая ракетную проблематику в регионе, и (2) по формату, чтобы (в отличие от постмадридского многостороннего процесса)с самого начала привлечь к участию не только все государства региона, но и пять постоянных членов Совета Безопасности ООН.
На первый взгляд кажется, что у России и Ирана есть совместимые – или даже похожие – подходы к СВПД и региональной безопасности. Акцент Москвы на необходимости того, чтобы все стороны вернулись к ядерной сделке в её первоначальной форме и не выдвигали новых требований на данном этапе, соответствует позиции Тегерана о том, что СВПД «заключён и скреплён» и не может быть пересмотрен. Аналогичным образом в сфере региональной безопасности Иран приветствовал российскую концепцию коллективной безопасности для Персидского залива, рассматривая её как соответствующую его собственным дипломатическим инициативам, особенно Ормузской мирной инициативе (HOPE). Однако за демонстративным одобрением Ираном позиции России по ядерным и региональным вопросам, скрывается нечто большее, чем кажется на первый взгляд.
На деле, чем больше российские официальные лица излагают свои взгляды на эти темы, тем менее привлекательными они становятся для иранской стороны. Детали российского плана по обеспечению всеобъемлющей безопасности на Ближнем Востоке, изложенные Лавровым на Валдайской конференции, представляются Исламской республике неприемлемыми как с точки зрения формата, так и с точки зрения содержания. Начнём с того, что перспективам налаживания процесса с участием всех региональных игроков препятствует непримиримая вражда между Ираном и Израилем. Маловероятно, что Исламская Республика, которая принципиально отказывается признавать Израиль, войдёт в совместные дипломатические рамки с последним. И даже если такое произойдёт и Тегеран согласится на такие усилия, он наверняка потребует, чтобы ядерное оружие Израиля, которое Иран рассматривает как главную угрозу региональной безопасности, также стало предметом переговоров. Учитывая, что Израиль официально отрицает наличие такого оружия, у Москвы мало шансов на примирение позиций двух сторон.
Кроме того, лидеры Ирана считают свою ракетную программу важной частью оборонной стратегии страны, направленной на обеспечение сдерживания. С иранской точки зрения, пока десятилетия международных эмбарго на поставки оружия не позволяли Тегерану модернизировать свой военный потенциал, особенно в области противовоздушной обороны, другие государства региона значительно усовершенствовали свои вооружённые силы с помощью западных стран. В этих условиях иранская ракетная программа рассматривается как важный элемент сдерживания. Таким образом, для иранцев было бы неприемлемо вести переговоры по ракетам, не обращая внимания на обширный военный потенциал своих соперников.
Наконец, идея России о включении постоянных членов Совета Безопасности ООН в предлагаемый процесс региональной безопасности противоречит мнению Исламской Республики о том, что безопасность в регионе может быть достигнута только посредством прямого диалога между соседями и без вмешательства внешних игроков.
Российские дипломаты, вероятно, полностью осознают эти оговорки Тегерана и ограниченные перспективы установления инклюзивного регионального процесса. Тогда возникает вопрос, почему они вообще продвигают такие концепции. Возможно, недавний публичный мозговой штурм следует рассматривать не столько как серьёзную дипломатическую инициативу, сколько как отражение рутинной практики России «бросать идеи об стену и смотреть, что прилипнет». Более того, сам министр Лавров признал существование конкурирующих предложений Китая и Франции по региональной безопасности, процитировав старую китайскую пословицу: «Пусть расцветает сто цветов». Его размышления о возрождении постмадридской модели рабочих групп не только для всеобъемлющего процесса региональной безопасности с участием Ирана и арабских государств Персидского залива, но и для продвижения усилий России по израильско-палестинскому вопросу, ещё больше усиливают впечатление, что российская дипломатия в настоящее время не имеет фиксированных и полностью сформированных предложений. Похоже, что, помимо расплывчатых представлений о всеобъемлющем участии и о всеобъемлющем содержании, не существует конкретного российского видения всеобъемлющего процесса региональной безопасности. Это любопытно контрастирует с подходом России к отдельным конфликтным ситуациям, когда её практика создания гибких союзов – в частности «астанинской тройки» по Сирии – оказывалась более адресной и успешной. Одни лишь призывы к инклюзивности и «обсуждению всех вопросов» вряд ли приведут иранцев и других к содержательной дискуссии о региональной безопасности; для этого потребуются кнуты и пряники, правильная последовательность действий и смелость руководства стран региона и мировых столиц.
