2020-й стал, пожалуй, самым странным годом XXI века, завершившим одно из его наиболее ярких десятилетий. Для Ближнего Востока оно началось с так называемой «арабской весны», увенчавшей долгий период нарастания кризиса политических режимов и роста социальной напряжённости.
Принёсшая сначала большие надежды, а затем боль разочарований «арабская весна» виделась как путь к позитивному изменению региона. Однако надежды разбились о жестокую реальность, которая состояла из интервенций великих держав, насильственной смены режимов, оккупации и разворовывания национальных богатств, разгула спекулирующих религией террористических банд, гражданских войн и конфликтов, волн миграции, страданий огромных масс людей, санкционного давления. Казалось, регион погрузился в пучину кризисов, конца которым не видно.
На исходе десятилетия пандемия COVID-19 ухудшила гуманитарную ситуацию в регионе, затормозила экономическое развитие, нанесла удар по социальным связям.
А спекуляции относительно того, что она станет триггером многообещающих глубинных трансформаций обществ, государств и всей системы международных отношений, в которой уважались бы суверенитет и независимость, крепло сотрудничество и взаимопомощь, пока не оправдались. В то же время пандемия позволила несколько ярче проявиться на Ближнем Востоке тем трендам, которые здесь существовали и прежде и которые в совокупности могут быть обозначены как признаки нового возрождения.
В теоретическом отношении этот вывод, конечно, предопределяет необходимость переосмыслить схематическое описание мировой политики через концепты центра и периферии (Запада и Востока, Севера и Юга), остававшиеся адекватными реальности на протяжении последних нескольких столетий.
Впрочем, тезис о возрождении Ближнего Востока может быть понят и иначе – не в глобальном контексте, а как характеристика его внутреннего развития, связанная с обращением обществ к проблемам собственной идентичности и переосмыслением своего исторического наследия.
