Назначение премьер-министра станет для политической системы Франции кратковременным облегчением, но не выведет из тупика, в котором она оказалась по воле президента Эммануэля Макрона, считает старший преподаватель кафедры европейских исследований факультета международных отношений Санкт-Петербургского государственного университета Алексей Чихачёв.
В начале сентября, спустя два месяца закулисных переговоров со всеми политическими силами, Елисейский дворец объявил о назначении нового премьер-министра. Им стал 73-летний Мишель Барнье – фигура, известная в национальном и европейском масштабе благодаря своей работе в правительстве при предыдущих президентах и прежде всего – в статусе главного переговорщика от ЕС с Великобританией в период Brexit. До него из гонки вышел ряд других кандидатов, включая Люси Касте, чиновницу столичной мэрии и ставленницу левой оппозиции, и Ксавье Бертрана, видного «тяжеловеса» среди правоцентристских «Республиканцев» (в прошлом голлистов). В итоге в Пятой республике сложилась удивительная конфигурация исполнительной власти: самый молодой президент в её истории будет сосуществовать с самым пожилым премьером.
Объяснение столь затянувшегося по французским меркам «кастинга» кроется в исходе досрочных парламентских выборов, прошедших минувшим летом. Распуская Национальное собрание, Макрон, по всей видимости, надеялся, что лояльные ему силы смогут укрепить свои позиции, заполучив не относительное большинство, коим они обладали с 2022 года, а абсолютное, как в первые пять лет у власти. Однако на деле ситуация стала только запутаннее: пропрезидентская партия «Возрождение» и её союзники откатились на второе место, уступив левой коалиции «Нового народного фронта», а с другого фланга до беспрецедентных масштабов расширилась фракция «Национального объединения» Марин Ле Пен и Жордана Барделла. Хотя худшего (то есть, в представлении истеблишмента, победы крайне правых) удалось избежать, получившийся расклад походил на патовый. Парламент оказался расколот на три примерно равных по численности лагеря, не собиравшихся искать общий язык, плюс тех же самых «Республиканцев», зажатых между макронистами и лепеновцами. Следовательно, каждый потенциальный премьер, выдвинутый только одним блоком, рисковал буквально в первые же дни на посту получить вотум недоверия от всех остальных.
С учётом того, что ещё раз распустить палату невозможно по конституции весь ближайший год, Макрону пришлось устранять последствия собственного же решения и искать квадратуру круга – подбирать такого премьера, который был бы удобен лично для него, но при этом не вызывал явного отторжения у левой и правой оппозиции. Вышеупомянутые кандидатуры, не говоря о многих иных циркулировавших в прессе, не подошли по обоим критериям. Назначение Касте стало бы слишком большой уступкой левым и не встретило понимания справа. Бертран же мог невыгодно «заслонить» собой президента и сразу вызвал бы протест со стороны «Нового народного фронта» (да и со стороны Ле Пен, с которой у него давнее соперничество на региональном уровне).
На их фоне Барнье выглядел наиболее приемлемой альтернативой. С одной стороны, он тоже из «Республиканцев»: поддержка этой партии крайне необходима макронистам сейчас, когда каждый мандат на счету. Глава государства черпает оттуда кадры далеко не в первый раз, и ранее представители данной силы уже получали знаковые министерские портфели (по экономике, внутренним делам, обороне). С другой стороны, даже при понятной партийной принадлежности Барнье на всём протяжении своей карьеры заслужил реноме скорее взвешенного технократа-администратора, чем яркого народного трибуна. Это позволяет Макрону рассчитывать, что его новый назначенец займётся решением текущих проблем и не будет вести собственную игру, за счёт которой мог бы помешать подлинному кандидату в преемники, – например, экс-премьеру Эдуару Филиппу, недавно заявившему
о своих амбициях. К тому же карьера в брюссельских институтах хорошо рифмуется с внешнеполитическим курсом действующей власти – однозначной ставкой на углубление евроинтеграции.
Наконец, за долгие годы в политике Барнье сумел избежать крупных скандалов вокруг своей персоны и конфликтов с другими политическими силами. Никогда всерьёз не претендуя на президентский пост (единственная попытка относится к неудачным внутрипартийным праймериз 2021 года), он не становился приоритетной мишенью для критики ни со стороны левых, ни со стороны крайне правых. Пока однопартийцы сходились в битвах с социалистами, пытались остановить взлёт Ле Пен и колебались перед соблазном перейти в команду Макрона, он последовательно строил карьеру, находясь всё же не на острие политической борьбы. Отчасти благодаря этому умеренно-оптимистичную позицию по кандидатуре Барнье заняло «Национальное объединение», посчитавшее необходимым не отвергать его сразу, как другие варианты, а дождаться оглашения программы на ближайшие месяцы (и даже поддержать, если в перечень приоритетов войдёт ограничение миграций). Именно гибкая позиция крайне правых не только позволила Макрону остановиться на варианте с Барнье, но и им самим всё-таки повлиять на формирование правительства, что после летних выборов уже могло показаться невозможным. Ожидать появления их лидеров в составе кабинета не стоит, но, так или иначе, теперь лепеновцы получили возможность выглядеть «рукопожатной», конструктивной силой, в чём им было принято отказывать.
В сиюминутном плане может показаться, что в выигрыше оказывается и Макрон, ведь он сумел избежать невыгодного для себя сосуществования с левыми и провести на ключевую должность системного, относительно лояльного человека. Однако с назначением нового премьера трудности не заканчиваются. Прежде всего, встаёт вопрос о распределении портфелей: почти все министерские должности наверняка вновь займут центристы и правоцентристы, из-за чего ситуация будет выглядеть так, будто Макрон попросту проигнорировал волеизъявление граждан (на что особенно напирают левые). Такая же критика зазвучит, когда Барнье будет представлять свою программу действий в Национальном собрании и, скорее всего, не поставит её на голосование депутатов, что станет формально законным, но не морально одобряемым шагом.
Наибольшие же проблемы предстоят, когда и если правительство приступит к работе. Его первоочередной задачей будет составление государственного бюджета на 2025 год, с чем будет непросто справиться даже такому опытному функционеру, как Барнье. Согласно статистике института Insee, государственные финансы уже не первый год находятся в опасной зоне: бюджетный дефицит достиг 5,5 процента ВВП, госдолг – 110 процентов (по итогам 2023 года). Корректировка этих показателей потребует комплексных экономических преобразований, карт-бланш на которые у правительства опять же отсутствует. Остаются на повестке дня и другие сюжеты, заблокированные из-за досрочных выборов, – школьная реформа, дальнейшая судьба поправок в пенсионное законодательство и систему страхования по безработице, статус Новой Каледонии и другие.
Самое главное, назначение Барнье не меняет сложившегося в июле расклада сил: его правительству всё равно придётся лавировать между несколькими лагерями. Даже образовав вынужденную коалицию, макронисты и «Республиканцы» не наберут нужного количества мест для абсолютного большинства (230–240 вместо 289). Соответственно, над кабинетом министров всё так же будет постоянно висеть угроза вотума недоверия, спасение от которого будет заключаться лишь в нейтралитете крайне правых. Работая фактически со связанными руками, новый премьер послужит для Макрона временным «громоотводом», который через несколько месяцев (самое позднее – к следующему лету), вероятно, тоже придётся заменить. Сколь-либо устойчивое положение вместо нынешних ненадёжных компромиссов может сложиться лишь по итогам новых парламентских выборов, а с ещё большей вероятностью – президентской кампании, намеченной на 2027 год. До того момента Макрону остаётся тянуть время и комбинировать, чтобы у его преемника, кто бы им ни стал, ещё оставались шансы на успех.
