Политика – не компьютерная игра. И Михаилу Горбачёву выпала не самая приятная миссия. Суть её состояла в расплате по счетам и кредитам, которые к началу правления Горбачёва скопились в товарном количестве. О том, можно ли было пройти этот путь иначе, без сейвов и прочих хитростей, пишет Иван Тимофеев, программный директор Валдайского клуба.
Уход из жизни Михаила Сергеевича Горбачёва породил всплеск обсуждений его политического наследия. Оценки ожидаемо разделились. Негативные комментарии акцентировались на распаде Советского Союза, последствия которого проявляются и сейчас. В том числе в виде конфликта с Украиной. Позитивные выводили на первый план беспрецедентную демократизацию, начало перехода к рыночной экономике, резкое снижение угрозы конфликта с Западом, интеграцию в глобальный мир. Для одних Горбачёв стал символом крушения супердержавы, для других – реформатором, открывшим путь к раскрепощению и свободе. В отличие от большинства советских и дореволюционных лидеров, которые скончались либо у руля власти, либо в результате её потери, Горбачёв прожил долгую и вполне благополучную жизнь после ухода со своего поста. Тем не менее он остаётся едва ли не самой трагичной фигурой среди отечественных лидеров, энергичным проводником давно назревших реформ, который в конечном итоге потерял над ними контроль и не смог предотвратить быстрой и необратимой катастрофы.
Изучая опыт правления Горбачёва, практически каждый испытывает соблазн отметить, что сделал бы по-другому, что не допустил бы распада страны или же проводил реформы более жёстко и бескомпромиссно. В такой логике управление страной представляется как своего рода компьютерная игра. Что-то вроде пошаговой стратегии или даже стратегии в реальном времени. Вот одна миссия, вот другая. Здесь сырьё, здесь заводы, здесь продовольствие, здесь население. Вот соперники, вот союзники. В игре есть несколько плюсов. Можно ввести чит-код и получить бесконечные деньги и ресурсы. Можно сохранить игру на той или иной развилке, а потом переиграть в случае неудачи. Наконец, её можно поставить на паузу, отдохнуть или попросту забыть о ней. Вряд ли найдётся большое число геймеров, которые бы прошли любимую стратегию сразу. Без сейвов и прочих хитростей.
Политика – не компьютерная игра. И Горбачёву выпала не самая приятная миссия. Строго говоря, суть её состояла в расплате по счетам и кредитам, которые к началу правления Горбачёва скопились в товарном количестве. Необходимость изменений была очевидна даже упёртым консерваторам. Советский Союз уже не мог провести модернизацию, подобную сталинским прорывам 1930-х годов. Для этого не было ни достаточных демографических ресурсов, ни возможности для террора и репрессий, ни сопоставимого уровня внешних угроз. Попытка реформ 1960-х годов с их раскрепощением общества захлебнулась. При Леониде Ильиче Брежневе страна погрузилась в благостную стабильность, которую современники до сих пор вспоминают с ностальгией, особенно после шока 1990-х. Ценой стабильности стал отказ от структурных реформ экономики и политической системы, который был чреват риском потери контроля над ситуацией.
К 1985 году Советский Союз оказался в фокусе сразу нескольких фундаментальных вызовов. При всех колоссальных научных и технических достижениях его экономика стагнировала и всё больше зависела от экспорта природных ресурсов. Эффективность управления стремительно деградировала, вырождаясь в бесхозяйственность, тотальный дефицит, всё более очевидное отставание от Запада. Попытки разогнать её административными методами – от ловли тунеядцев до дармового труда призывников и комсомольцев – желанных темпов не давали. Витриной политической системы стали в прошлом железные, но на тот момент больные и дряхлые лидеры, за которыми стоял внешне конформный и при этом всё более коррумпированный государственный и партийный аппарат. В обществе господствовали цинизм, сочетание внешней лояльности с неформальным нигилизмом, тотальная алкоголизация, повсеместное воровство. Разрыв между подлинным величием достижений страны и её упадком на уровне повседневной жизни был колоссальным. Ситуацию усугубляли холодная война, огромные траты на оборону, поддержка нахлебников по всему миру, говоривших правильные слова, но предавших при первой же возможности.
Что делать с таким скопищем проблем? Как добиться того, чтобы их расшивка не утонула в бюрократической имитации? И при этом не допустить перегрева системы, потери контроля над ситуацией в стране? Ответить на эти вопросы трудно даже сейчас, когда мы вооружены знанием всего, что произошло. Если бы сегодня можно было заново открыть сохранённую игру, смогли бы мы успешно переиграть её снова? И куда переигрывать? В очередной раунд застоя? В авторитарную модернизацию? В репрессии? В бескомпромиссную демократизацию с самого начала?
Наконец, ещё один вопрос. Чьими силами переигрывать сохранённую игру? Ведь Советский Союз 1985 годов – это не поле деятельности «прогрессоров» Стругацких. Здесь есть только люди своего времени, со всеми ограничениями их возможностей и картины мира. Включая и самого Горбачёва – продукта той системы, её образцово-показательного героя, человека из низов, добившегося взлёта своим трудом, прошедшего все ступени карьерной лестницы, выходца из провинции, а не из столиц. Реформировать страну нужно было силами самой страны, со всеми накопленными язвами и болезнями.
Попытка начать с экономики, не затрагивая поначалу политических основ, выглядела логичной. Столь же логичной была попытка снизить в контролируемом режиме бремя конфронтации с Западом. Гласность и радикальная встряска партийного аппарата также напрашивались. В противном случае реформы превратились бы во всплывший и лопнувший пузырь на водной глади болота, вернувшегося к привычному, гнилому и гибельному спокойствию. Так захлебнулись лихорадочные и плохо продуманные реформы хрущёвской оттепели.
Потере контроля над ситуацией, по всей видимости, способствовало несколько условий. Прежде всего, Горбачёв оказался заложником своего гуманизма, отказа от репрессивных методов, склонности к компромиссам. Поняв это, множество самых разных игроков стали пробовать его на прочность. Можно ли было, например, продвигать идею «общего европейского дома» и притом жёстко пресекать очередные движения в соцлагере? Снова подавлять силой Будапешт, Прагу или Варшаву? Можно ли было ответить на падение Берлинской стены танками? Возможно. Но возможно и то, что раздрай системы лишь ускорился бы. Постепенно тестирование красных линий усиливалось. Вот бунтует Вильнюс. Сила используется, но вихрь протеста не остановить без большой крови. Вот один за другим пошли этнические конфликты в Закавказье. Прорываются нарывы в Центральной Азии. К независимости дрейфует Украина, чья номенклатура всё острее чувствует возможность взять власть. В результате процесс дезинтеграции возглавляет сама РСФСР. Борис Ельцин образцово эксплуатировал слабость Горбачёва в применении силы. Сам Ельцин впоследствии стесняться не будет, расстреляв парламент, введя войска в Чечню и установив суперпрезидентскую республику. Тем самым, может быть, Борис Николаевич сумел остановить дезинтеграцию самой России. Но вот Советский Союз и его политическая конструкция рухнули по историческим меркам в одночасье. Его не спасли номенклатура, спецслужбы, многомиллионная армия, одна из самых массовых партий в мире.
Другим фактором дезинтеграции стала глубокая запущенность проблем экономики и управления, равно как и возможностей её реформирования. Неформальный сектор и тотальная низовая и верховая коррупция мешали исполнению формальных планов. Они воспринимались как говорильня и демагогия, имитация деятельности, повод для распила. Все те демоны 1990-х в виде сырьевой экономики, коррупции и беспредела, которыми мы пугаем себя сейчас, медленно формировались несколько десятилетий и окончательно восторжествовали в середине 1980-х. Появление рынка и начатков демократии дали шанс коррумпированным элитам приватизировать свою власть и привилегии. Они стали едва ли не главными бенефициарами распада.
В процессе исторических изменений нашей страны Горбачёв оказался на самом трудном перекрёстке вызовов и угроз. В отличие от Николая II, боявшегося политических реформ, хватавшегося за старое, страшно далёкого от народа и впутывавшегося в неудачные войны, Горбачёв сам инициировал реформы, был беспрецедентно для советского руководства близок народу, стремился завершить войны и наладить отношения с внешним окружением. Он упустил страну, что будут вспоминать ему ещё долгие годы. Но избежал большой крови, сопоставимой с югославскими событиями 1990-х или событиями периода Гражданской войны в России. Редко в истории страны общество получало столь большой глоток свежего воздуха, как в период правления Горбачёва. Столь же редко страна переживала настолько глубокое падение при наличии столь колоссальных ресурсов.
Опыт Горбачёва нельзя забывать новым поколениям. С одной стороны, мы должны помнить об опасности застоя, всепоглощающей коррупции, разрыва общества и власти, тотальной имитации. С другой – о злоупотреблениях реформами, об избыточной доверчивости, о недостатке жёсткости в нужный момент. Горбачёв – часть нашей истории, символ её переломного этапа, оставивший нам важные уроки. От их понимания будет в немалой степени зависеть будущее России, которой предстоит ещё множество испытаний.
