Но нужно отдавать себе отчёт в том, что ядерное сдерживание не является средством обеспечения «мира во всем мире» или «глобальной безопасности», хотя, конечно, оно вносит свой вклад и в эти процессы. Не будем погружаться в концептуальные вопросы, связанные с понятием «стратегической стабильности» и его эволюцией после прошлой холодной войны, отметим лишь, что попытки введения зонтичных универсальных концепций не всегда способствуют решению конкретных проблем.
Следует сделать акцент на том, что природа сдерживания сама по себе крайне сложна. Сдерживание имеет дело как с реальными потенциалами (в том числе ядерными), которые можно буквально потрогать и увидеть, так и с тем, что происходит в головах лиц, принимающих решения, и их помощников и советников. Более того, довольно трудно провести границу между так называемыми сдерживающими сигналами и так называемыми ядерными угрозами – по сути, это одни и те же слова и действия, вопрос лишь в том, кто и как таковые воспринимает. К сожалению, имеется и вполне естественная, но опасная динамика эскалации, в том числе на риторическом уровне, требующая ответных сигналов-угроз. Другая тонкая, если не сказать незаметная, грань проходит между «сдерживанием» и «принуждением», причём здесь даже уместнее «классический» перевод англоязычного термина deterrence (родственного слову terror) – «устрашение». Это во многом дело вкуса, можно ли назвать цели того или иного сигнального/угрожающего действия «предотвращением» чьих-то действий или «принуждением» к чему-то противоположному.
Необходимо подчеркнуть, что «ядерное сдерживание» и «применение ядерного оружия» – разные явления, пусть и понятным образом связанные: сдерживание базируется на политической и технической готовности к применению, собственно, ядерного оружия. Правда, порой встречается мнение о том, что сдерживание может быть восстановлено путём применения ядерного оружия, однако прогнозировать последствия такого применения – занятие с достаточно сомнительной эффективностью. Более того, опять же текущие боевые действия на территории Украины и России демонстрируют, что теоретические выкладки о возможности управления эскалацией даже на доядерном уровне плохо сочетаются с реальностью
Наконец, сдерживание не очень надёжно работает без мер по снижению угроз («рисков»), включая «жёсткий» контроль над вооружениями как их наиболее совершенную форму. Карибский кризис был «разряжен» односторонними мерами без согласованных механизмов верификации. Конечно, национальные технические средства (в первую очередь спутники дистанционного зондирования Земли) работали и работают, но это не делает такую ситуацию эталонной. На различных этапах гонки ядерных вооружений и ядерных кризисов прошлой холодной войны ситуация накалялась регулярно, и неспроста прошлое поколение руководителей пришло к выводу о необходимости создания своего рода «ограждений», позволяющих избежать войны между противниками, обладающими ядерным оружием. Совместное заявление «ядерной пятёрки» от 3 января 2022 года подтвердило приверженность формуле о невозможности победы в ядерной войне и стремление продолжать работу по «снижению стратегических рисков». В подобном духе звучит и Заявление Российской Федерации о предотвращении ядерной войны от 2 ноября 2022 года, акцентирующее задачу «недопущения любого военного столкновения ядерных держав». Будем надеяться, что заинтересованные стороны смогут выйти на предметный диалог в данной сфере – и чем раньше, тем лучше.
Исследования в сфере ядерного сдерживания, да и сдерживания как такового, будут продолжаться, в том числе и с оглядкой на трагический опыт событий текущего года. Все страны, и в первую очередь Россия и США, ищут свои подходы в данной сфере, причём порой эти подходы причудливым образом рифмуются и обретают симметрию. Забавляет, пусть это слово здесь и не очень уместно, демонстрируемая паника американских военачальников, связанная с необходимостью одновременно сдерживать Россию (равную в ядерном смысле) и Китай (стремящийся к ядерному паритету). В другой обстановке, пожалуй, ветераны советских вооружённых сил могли бы поделиться своим уникальным опытом сдерживания Вашингтона и Пекина в не менее экстремальных условиях. Более того, на концептуальном уровне ставшее традиционным российское «стратегическое сдерживание», включающее в себя, помимо прочего, и неядерные вооружения, и политические меры, легко спутать с американским «интегрированным сдерживанием», презентуемым как некая инновация.
Ядерное сдерживание останется весьма неуютным, но ключевым фактором международных военно-политических отношений. Такое положение вещей сложно назвать идеальным, однако идеалистические концепции глобального мира не выдерживают испытания суровой реальностью. При этом ядерное сдерживание не существует в вакууме, поддержание его эффективности требует постоянных усилий как на военно-техническом, так и на дипломатическом и концептуальном уровнях. Повышенное внимание к данной сфере обусловлено трагическими событиями. Остаётся лишь надеяться, что оно же заставит принять реальные меры по деэскалации и дальнейшему долгосрочному снижению угроз.
