Москва не раз заявляла, что больше не участвует в борьбе за мировое господство – это не наша прерогатива. Но при этом успешный опыт России на Ближнем Востоке сегодня привлекает внимание, потому что успехов в целом очень мало. Он не приведёт к появлению универсальной модели, но, безусловно, укрепит авторитет России как страны, способной решать сложные проблемы. Это, пожалуй, сейчас самое главное, потому что те же самые США, скорее, обладают противоположной репутацией – страны, которая способна создавать проблемы, пишет Фёдор Лукьянов, директор по научной работе Фонда клуба «Валдай».
Пол Сондерс, старший научный сотрудник по вопросам внешней политики США в Центре национальных интересов в Вашингтоне, коллега и давний хороший друг «Валдая», проанализировал значение сирийской кампании для России и Ближнего Востока. По его мнению, она стала достаточно успешной благодаря объективным предпосылкам и воле случая. Сондерс выражает сомнение в способности России стать экспортёром безопасности в глобальном масштабе, обращая внимание на уникальное стечение обстоятельств в Сирии и объективные слабости российского потенциала.
С большинством аргументов можно согласиться, но с одной оговоркой – в России и не утверждают, что сирийская операция может служить моделью для дальнейших действий в мире. В Москве хорошо понимают, что события, которые происходили последние четыре года – с момента принятия решения о военной операции и до сегодняшних дней, – действительно являются стечением почти уникальных обстоятельств. Это касается как ситуации в самой Сирии, так и обстановки вокруг неё.
На Западе сейчас принято считать, что Россия использует сирийский конфликт прежде всего для укрепления своих глобальных позиций и дальнейшего противодействия влиянию Соединённых Штатов. И, соответственно, выражаются сомнения, что Москва может это сделать, учитывая сложность ситуации в самой Сирии и вокруг неё, а также конгломерата факторов и сил, которые могут и/или будут противодействовать российской политике.
Это предположение не соответствует действительности по ряду причин. Прежде всего потому, что в России не только очень адекватно оценивают ситуацию на Ближнем Востоке – собственно, благодаря этой адекватной оценке и стал возможен относительный успех. Россия не собирается занимать ни место Соединённых Штатов, которые до последних лет претендовали на функцию регулятора всех ближневосточных процессов, ни Советского Союза, который в период своего геополитического могущества был готов взять на себя ответственность за Ближний Восток в целом или как минимум за его часть, основываясь на идеологических задачах.
Очень точно используя набор инструментов – военные, политические, дипломатические, традиционные связи, плюс, не побоюсь этого слова, здравый смысл, который не скован какими-то идеологическими постулатами, – Россия сумела занять позицию страны, которая способна содействовать стабилизации ситуации. А стабилизация на Ближнем Востоке – и в Сирии прежде всего – требует соблюдения баланса интересов игроков. Самые большие «держатели ставок» – это региональные державы: Турция, Иран, Саудовская Аравия и так далее, несомненно, существенную роль играют Соединенные Штаты. И вот Россия в этом сложном переплетении интересов сумела занять позицию катализатора позитивных изменений. Единственным способом какой-то стабилизации на Ближнем Востоке является не смена режимов, как полагали США, а, напротив, их укрепление. В ряде случаев этого не произошло, и мы видим там хаотичную и опасную ситуацию. В Сирии сохранить действующую власть получилось, и несмотря на несколько лет гражданской войны, стабильность там куда выше, чем раньше.
Может ли подобный подход применяться где-либо ещё? В принципе, нет. Действительно, и Пол Сондерс в этом прав – Сирия достаточно уникальна, равно как и весь Ближний Восток, в качестве зоны пересечения интересов крупнейших игроков. Там накоплен очень большой опыт – как позитивный, так и негативный. В других частях света другое соотношений сил и интересов, и Россия далеко не везде имеет такие давние связи, контакты и опять же – опыт. Более того, в современном мире говорить о каких-то универсальных решениях, наверное, невозможно. В этом и его особенность – в каждом конкретном случае складывается свой конкретных баланс сил и набор игроков, которые применяют методы, актуальные для данной зоны, региона. Поэтому, конечно, те решения, которые эффективны при взаимодействии Сирии, России, Турции, Саудовской Аравии и Ирана, не подойдут для Восточной Азии или, например, Латинской Америки.
Сирийский опыт продемонстрировал необходимость чутко реагировать на меняющуюся конъюнктуру и работать над установлением баланса интересов. Его нельзя установить статично надолго, он будет нуждаться в корректировке.
Кроме того, важно отсутствие каких-либо идеологических ограничений, которые сковывают свободу рук и действий. Как только кто-то из крупных игроков начинает руководствоваться не только интересами и целесообразностью, но ещё и идеологическими постулатами, сразу же начинаются проблемы. Ближний Восток тому яркое свидетельство, и то же самое может повториться в любой другой части мира. Это инерция времён холодной войны. Эти подходы совершенно не соответствуют современному миру, но от них довольно трудно избавляться.
В России прекрасно понимают, что страна не обладает ресурсом для глобальной экспансии своей модели, но такой цели не ставится и ставиться не будет. Москва не раз заявляла, что больше не участвует в борьбе за мировое господство – это не наша прерогатива. Но успешный опыт России на Ближнем Востоке сегодня привлекает внимание, потому что успехов в целом очень мало. Он не приведёт к появлению универсальной модели, но, безусловно, укрепит авторитет России как страны, способной решать сложные проблемы. Это, пожалуй, сейчас самое главное, потому что те же самые США, скорее, обладают противоположной репутацией – страны, которая способна создавать проблемы, а предпринимаемые Вашингтоном попытки для их решения всё только усугубляют.
