Галван – одна из многих гималайских рек. Узкий горный поток, в отдельных местах – почти ручей, в других – бурная клокочущая масса ледяной воды, пенящаяся на камнях. Речка, о которой мало кто знал, кроме географов, дипломатов да военных – штабистов в Дели и Шринагаре и простых солдат, регулярно патрулировавших спорную территорию Линии фактического контроля между Индией и Китаем, – в одночасье оказалась у всех на слуху в июне 2020 года. Тогда, буквально через пару месяцев после объявления строгого общенационального карантина в Индии и Китае после начала пандемии COVID-19, на её берегах случилась нередкая для тех краёв стычка патрулей. Индийские и китайские солдаты в соответствии с соглашением 1996 года ходят в патрулирование без боевых патронов, и обычно такие эпизоды заканчиваются десятком синяков и шишек да парой переломов. Но не в этот раз: насколько можно судить, один из китайских новоназначенных командиров, отвечающих за этот участок, решил продемонстрировать индийцам и начальству свою бескомпромиссность, инициативность и таланты тактика. Индийские военные не собирались отступать: совсем недавно начальник штаба обороны Бипин Рават заявил, что необходимо пересмотреть приоритеты и структуру военных расходов, пригрозив заморозить программу строительства третьего авианосца для ВМС и контракт на покупку 110 истребителей у Израиля. Армии представился случай наглядно продемонстрировать, что её расходы сокращать не нужно.
Итог стычки в долине Галвана потряс Индию. Погибли двадцать человек, причём ни одна из сторон не применяла огнестрельное оружие – хватило травм, полученных при падении с откоса в ночи, быстрого течения ледяной реки и отсутствия медицинской помощи. Китайцы заявили о четырёх своих убитых, индийские СМИ обвиняли позже китайцев в сокрытии потерь и писали о сорока погибших солдатах НОАК. Как бы то ни было, индийское общество, и без того фрустрированное локдауном и напуганное репортажами из ковидариев, потребовало от правительства Моди жёсткого ответа, и индийские власти вынуждены были пойти ему навстречу. Всё то, чего удалось добиться Нарендре Моди и Си Цзиньпину в двусторонних отношениях за последние два года, пошло прахом.
В апреле 2018 года Моди неожиданно для большинства индийцев и внешних наблюдателей посетил в Китай. К тому моменту отношения между Дели и Пекином были далеки от идеальных: индийцев пугало растущее китайское присутствие в Юго-Восточной Азии и регионе Индийского океана, где в 2016 году в Джибути китайцы начали строительство военно-морской базы, раздражала поддержка, которую КНР оказывала традиционно враждебному Пакистану. К тому же года не прошло с противостояния на плато Доклам, где индийская армия пришла на помощь бутанским военным, не позволив китайцам в одностороннем порядке исправить в свою пользу линию границы. Поэтому и сам факт визита, и итог его стали для многих сюрпризом: переговоры прошли в максимально дружественной атмосфере, и в обиход прочно вошло понятие «Уханьский дух», по аналогии с «Шанхайским духом», для обозначения атмосферы взаимного доверия, взаимопонимания и готовности к сотрудничеству. На следующий год Си Цзиньпин приехал в гости к Моди в Махабалипурам. Там, судя по сообщениям прессы, «Уханьский дух» окреп ещё больше. А в следующем году началась пандемия и произошёл инцидент в долине Галвана, продемонстрировавший, что самые масштабные стратегические планы могут рухнуть из-за зловредного вируса в сочетании с излишне инициативным командиром на спорном участке границы.
Лишь спустя пять лет, во время личной встречи Нарендры Моди и Си Цзиньпина на октябрьском саммите БРИКС в Казани, удалось наконец закрыть галванскую страницу истории двусторонних отношений. До полноценного урегулирования всех проблем пока далеко, и о возвращении «уханьского духа» говорить рановато. Но тем не менее вскоре после казанского саммита обе стороны отвели силы от границы и согласовали графики дежурств патрулей, чтобы избежать в будущем столкновений в спорных районах. А на недавней встрече главы МИД КНР Ван И и советника по нацбезопасности Индии Аджита Довала стороны согласовали программу из шести пунктов, на которых должно строиться дальнейшее сотрудничество в приграничной полосе. Индия, до последнего времени смотревшая на загималайского северного соседа с демонстративной подозрительностью, внезапно сменила гнев на милость – и не без причины.
До последнего времени Индия успешно проводила политику третьего радующегося при двух дерущихся. Американцы, которые пытаются не мытьём, так катаньем не допустить роста могущества КНР и превращения её в первую экономику мира, готовы щедро платить за синофобию. Индия же находится в настолько удобном стратегическом положении, что США помогают ей просто потому, что она существует и имеет с Китаем территориальный спор, – до тех пор, конечно, пока он не будет улажен, а Индия и КНР не превратятся в лучших друзей.
До «галванского инцидента» Индия довольно успешно пыталась усидеть на двух стульях, развивая экономические отношения и со Штатами, и с Китаем. В той ситуации это было единственной разумной стратегией. К 2014 году Индия подошла с массой проблем в экономике, и победившее на выборах правительство Моди, чтобы удержать темпы роста на уровне хотя бы 5 процентов ВВП, запустило пакет программ, нацеленных на включение Индии в мировые цепочки производства. Ключевыми стали программы по развитию инфраструктуры (строительству автомобильных и железных дорог, каналов и портов), массовой переподготовке специалистов и обучению их востребованным в новом мире навыкам. И КНР, и США были для неё крайне важны: от китайского импорта зависела работа почти всех отраслей индийской экономики – от фармы до IT, а Штаты являлись (и остаются до сих пор) для Индии наиболее перспективным экспортным рынком.
После Галвана баланс нарушился, и правительство Моди, осознав, что в ближайшие годы урегулировать ситуацию в отношениях с Китаем не удастся, решило выжать из пограничного инцидента максимум возможного, ведя себя подчёркнуто недружественно и демонстративно ограничивая импорт китайского капитала и присутствие китайских компаний на индийском рынке. На индийско-китайские экономические отношения это особо не повлияло – товарооборот как рос, так и растёт, – а вот западные инвестиции в индийскую экономику увеличились. Но в последний год наметилась тенденция к спаду прямых иностранных инвестиций из стран Запада. Причин много: это и проблемы в мировой экономике, ставшие результатом украинского конфликта, и неопределённость, связанная с выборами в США и будущей политикой Дональда Трампа, и, наконец, не оправдавшиеся надежды на жёсткий декаплинг – как выяснилось, американские и европейские компании совсем не собираются экстренно переносить производство из Китая. Чтобы продолжать уже запущенные программы реформ и не допустить внутренних социально-экономических проблем, индийским властям нужны новые инвестиции – а взять их, кроме Китая, негде.
Очередной тур вальса с участием Пекина и Дели будет, конечно, иметь свои особенности. Китайцев явно не пустят в приграничные районы и в наиболее чувствительные стратегические отрасли, постаравшись направить поток прямых иностранных инвестиций в инфраструктурные проекты и уделяя при этом особое внимание тому, чтобы не допустить чрезмерного роста китайского влияния.
