Становление и развитие цивилизационного сознания и идентичности в Африке происходят на фоне глубокого кризиса ментальности – он начался в эпоху европейского вторжения и в каждый исторический период усугубляется, втягивая в свой водоворот новые поколения африканцев.Тем не менее цивилизационная идентификация осуществляется – прежде всего в форме образов, представлений и отдельных цивилизационных идей, которые постоянно корректируются, пересматриваются, уточняются африканцами, пишет Елена Харитонова, старший научный сотрудник Института Африки РАН.
Социокультурные, политические, психологические потрясения, перемены и трансформации, которыми богата африканская история, проявляются в проблематике идентичности и со всей остротой ставят проблему самоопределения, идентификации человека и социального сообщества (общины, группы, расы, цивилизации и так далее). Проблематика идентичности непосредственно связана с поисками себя в меняющейся конфигурации мира («кто мы?»), с поиском партнёров («с кем мы?») с определением ориентиров («куда мы идём?»), с целеполаганием («в чём наша миссия в системе нового миропорядка?») .
Термин «идентичность» примерно с 1960-х годов стал одним из наиболее употребительных как в научной литературе, так и в публицистике. Широкое распространение он получил в бывших колониях в годы борьбы за независимость и после её обретения, а также в США в период завоевания афроамериканцами своих прав, сопротивления расизму. Известный немецко-американский психолог Эрик Эриксон, один из ведущих исследователей проблем идентичности, анализируя обстановку в США в сравнении с движениями за независимость во всём мире, писал, что «концепт или по крайней мере термин “идентичность” не только заполнил литературу по негритянской революции в этой стране, но также стал представлять в Индии и других странах нечто в психологическом ядре этой революции цветных рас и наций, которые ищут внутреннего и внешнего освобождения от колониального порядка и пережитков колониальных паттернов мышления» . В эпоху глобализации актуальность проблемы специфической африканской идентичности обрела мировой масштаб. Американский футуролог Элвин Тоффлер писал: «Миллионы индивидов напряжённо ищут собственную идентичность или некоторую магическую терапию, облегчающую воссоединение их личности, чтобы победить хаос, внутреннюю энтропию, сформировать собственный порядок» . Идентичность, причём именно цивилизационная идентичность, во многом определяет векторы современного цивилизационного развития стран Африканского континента. Какую бы проблему современной Африки мы ни затронули, мы обнаружим следы глубочайшего кризиса идентичности – как индивидуального, так и коллективного. Этот кризис, начавшийся в эпоху европейского вторжения, в каждый исторический период усугубляется и втягивает в свой водоворот новые поколения африканцев. Кризис идентичности можно определить как крушение привычной картины мира, логики устоев жизни, девальвацию ценностей, разрушение норм и стереотипов поведения, подрыв доверия к собственной культуре, а в настоящее время – как поиск собственной идентичности, как утверждение собственной значимости и собственной миссии. Становление и развитие цивилизационного сознания и цивилизационной идентичности в Африке также происходят на фоне глубокого кризиса идентичности и изменений ментальности в сложившихся социокультурных и политических обстоятельствах.
Процесс этот далеко не завершён, цивилизационная идентификация осуществляется прежде всего в форме образов, цивилизационных представлений и отдельных цивилизационных идей, которые постоянно корректируются, пересматриваются, уточняются африканцами. При этом вырисовываются достаточно чёткие цивилизационные перспективы. Во-первых, это дальнейшее единение, интеграция африканских стран по основным жизненно важным линиям – экономическим, политическим, социальным, культурным, экологическим. Во-вторых, это включение африканских стран в мирохозяйственное пространство. Под вопросом остаются формы этого включения, которые активно прорабатываются и дискутируются самими африканцами. Африканцы находятся в поисках своей идентичности, своей миссии, своего предназначения, масштабируя свои представления до цивилизационных, глобальных уровней, стремясь ответить на классические вопросы самоидентификации: кто мы, куда мы идём, с кем мы идём, в чём смысл нашей жизни. В процессы идентификации вовлечены не только отдельные индивиды, но и коллективы, сообщества индивидов, которые включаются в более широкие сообщества и обретают более высокие степени идентичности. Так, этнические группы как сообщества индивидов, объединённых общими языком, культурой, обычаями и символами, могут входить в национальное государство, обретая государственную идентичность. В свою очередь, государства на основе включённых в них культур обретают цивилизационную идентичность. При этом входящие в них люди обретают новую, наднациональную, надконфессиональную, надгосударственную – цивилизационную – идентичность.
Процессы идентификации и самоидентификации, очевидно, предполагают не только приобщение к новым идентичностям, но и сохранение, развитие собственной идентичности, её адаптацию к меняющимся условиям. Такие условия создаёт глобализация, подвергающая серьёзной угрозе существование как индивидуальной идентичности, так и идентичности коллективной, в частности национальной, этнической, государственной.
Глобализация, во-первых, распространяет во всех регионах мира принципы и практику рыночной экономики, а во-вторых, способствует повсеместному распространению современных коммуникационных технологий – телевидения, интернета, мобильной связи. Следствием этих факторов является проникновение во все уголки мира потребительской массовой культуры, практически одинаковой везде.
В условиях такой унификации мира, по мнению ряда теоретиков, прежде всего постмодернистского толка, теряет смысл любая идентичность, индивидуальная или коллективная, размываются грани между отдельными индивидами и коллективами. Глобализация наряду с преимуществами таит в себе серьёзные гуманитарные угрозы. Так, рыночная экономика, развиваемая по единым (западным) принципам, часто не согласуется с местными условиями – природными и человеческими. Глобальная коммуникативно-информационная сеть не только способствует взаимодействию культур и контактам между людьми, но создаёт возможности для манипуляции сознанием и управления людьми. Всё это в конечном счёте угрожает сохранению национальных культур, а также бытию самого человека. Вероятно, в настоящее время повышенное внимание к проблематике идентичности стало ответом на вызовы глобализации, на угрозы всеобщей нивелировки мира.
Растущей гомогенности мира теория идентичности противопоставляет идеи сохранения «самости» индивида и культуры, самобытности, особенностей, различий, дифференциации.
Итак, в ряду коллективных идентичностей в эпоху глобализации цивилизационная идентичность приобретает наибольшее значение. Сама проблематика цивилизационной идентичности возникает, по-видимому, в конце ХХ века и формулируется с достаточной определённостью в работе Сэмюэла Хантингтона «Столкновение цивилизаций». В эпоху глобализации, как отмечает Хантингтон, «возникает мировой порядок, основанный на цивилизациях: общества, имеющие культурные сходства, сотрудничают друг с другом… страны группируются вокруг ведущих или стержневых стран своих цивилизаций» . Цивилизационную идентичность Хантингтон понимает как «самый широкий уровень культурной идентификации». «Она определяется, – пишет Хантингтон, – как общими объективными элементами (такими как язык, история, религия, обычаи, социальные институты), так и субъективной самоидентификацией людей. Существуют разные уровни идентификации людей: житель Рима может ощущать себя в различной степени римлянином, итальянцем, католиком, христианином, европейцем и жителем Запада. Цивилизация, к которой он принадлежит, является самым высшим уровнем, который помогает ему чётко идентифицировать себя. Цивилизации – это самые большие “мы”, внутри которых каждый чувствует себя в культурном плане как дома и отличает себя от всех остальных “их”» . Цивилизационные образы, формирующие цивилизационное сознание, могут формироваться «от противного» по классической дихотомии «мы – они».
Так, если позитивная цивилизационная идентификация Запада формировалась на основе отталкивания от негативного образа Востока и (позже) Африки, то африканская позитивная цивилизационная идентификация осуществляется, напротив, на основе отталкивания от негативного образа Запада – фактически путём зеркальной смены оценочных полюсов. В образах африканского цивилизационного сознания раньше всего оформилась протестная составляющая, направленная против колониализма, расизма, угнетения, дискриминации, унижения достоинства.
Если говорить о структуре цивилизационной идентичности, то, по мнению советского и российского философа и культуролога Игоря Кондакова, в наиболее общем виде её, применительно к любой цивилизации, можно представить как «триаду», в которой, во-первых, содержатся выраженные формы самосознания; во-вторых, она соотносит себя и свою специфику с окружающими её (по мнению автора, «смежными», или родственными) цивилизациями; в-третьих, она стремится проецировать свои достижения и проблемы на мировое сообщество в целом и на всемирную культуру. Кондаков называет эти три компоненты цивилизационной идентичности «менталитетом цивилизации», её «локалитетом» и «глобалитетом». Причём критерием именно цивилизационного характера идентичности он считает наличие всех трёх элементов .
Как мы могли убедиться, у африканцев присутствует выраженное самосознание. Соотнесение себя с другими цивилизациями часто происходит по принципу выстраивания «оппозиций» (например, с цивилизациями «белых», бывших колонизаторов, а сегодня – с «западной» цивилизацией). Что касается третьей компоненты, то стремлением спроецировать свои достижения на мировые процессы можно объяснить такие африканские действия, как разнообразные миротворческие инициативы 2022–2024 годов, а также «Повестку-2063» Африканского союза, в которой принята долгосрочная программа действий Африки в современном мире.
