Перед «миром после», помимо массы других задач, может встать и новый экологический императив. Одним из немногих положительных следствий эпидемии стало очищение природы. И если сама планета показала реальную способность к быстрому восстановлению, то почему этого не может добиться человек? Наглядность примера благотворного воздействия эпидемии на экологическую ситуацию вполне может стать важнейшим аргументом для расширения зелёного движения, считает Олег Барабанов, программный директор клуба «Валдай».
Каким будет «дивный новый мир» после пандемии коронавируса? На эту тему нет недостатка в прогнозах. Многие из них мы анализировали и на сайте Международного дискуссионного клуба «Валдай». Несмотря на всю разницу подходов и мнений, всем этим прогнозам присущ оптимизм в том, что, во-первых, эпидемия завершится (через вакцину, групповой иммунитет, более «лёгкие» мутации вируса или просто сама по себе) и, во-вторых, у выжившей части человечества будет достаточно сил на восстановление. Крайне мало кто из обозревателей решается делать противоположные выводы, что история человечества (или хотя бы история нынешней техногенной постмодернистской цивилизации) закончится с этой эпидемией. Утверждать такое было бы совсем уж неприличным вызовом той глобальной пандемии страха и тревожности, которую мы сейчас наблюдаем.
Хотя, пожалуй, основным аргументом в пользу того, что эпидемия закончится, является всё то же тривиальное утверждение, что всё когда-то заканчивается, «и это пройдёт». Различные математические и статистические модели (вместе с уже развернувшимися в интернете настоящими «статистическими войнами» между приверженцами разных моделей) имеют в своей основе базовый ограничитель в том, что действие абсолютно нового вируса не может быть предсказано на основании прошлого опыта и связанных с прошлым закономерностей. Кто ещё в середине февраля мог предсказать вспышку болезни в Италии и Европе и новую глобальную волну заболевания? Кто мог предсказать не ожидаемую «более лёгкую», а, по сути, гораздо «более тяжёлую» мутацию вируса в Европе с цитокиновым штормом и гораздо более высоким уровнем смертности по отношению к Китаю? И кто может поручиться, что новые мутации будут «легче», а не «тяжелее» нынешней?
Психологическая база для вышеуказанного оптимизма понятна, хотя в литературе и кинематографе можно найти примеры антиутопий такого рода, когда эпидемия или иная катастрофа не останавливается на полпути, а практически полностью уничтожает цивилизацию. Роман Мишеля Уэльбека «Возможность острова» является тому свидетельством. Есть и другие. Но, указав на возможность радикально пессимистического исхода, не станем отрываться от мировоззренческого оптимизма. Все споры на тему «мир после эпидемии» исходят из базового консенсуса, что этот «мир после» сохранится. Мы будем также его придерживаться.
Одним из очень немногих объективно отмечаемых положительных следствий эпидемии стало очищение природы.
Уровни загрязнения воздуха над Китаем, Европой, Индией резко упали, по данным сети метеорологического мониторинга. Есть первые данные о расширении ареала обитания диких животных, о том, что они заходят в опустевшие города и прочее. Этот феномен, кстати, очень чётко перекликается с ситуацией после чернобыльской катастрофы. Отселение людей из зоны заражения очень быстро привело к ренессансу дикой природы и росту численности диких животных, несмотря на радиацию. Снижение антропогенной нагрузки на природу оказалось для животного мира Чернобыля гораздо более значимым фактором, чем радиационное заражение. Та же логика начинает действовать и сейчас.
Верно и другое. Только-только начавшееся оживление экономической активности в Китае в апреле вновь привело к росту уровня загрязнения воздуха. Поэтому «чистый мир» во время эпидемии может не остаться с нами надолго и вскоре будет разрушен. Вот почему этот феномен самоочищения природы из-за снятия антропогенной нагрузки, с одной стороны, является фактом важнейшей экологической значимости. С другой стороны, его действие во времени также ограничено человеком.
И в этом контексте перед «миром после», помимо массы других задач, может встать и новый экологический императив. Если природа показала реальную способность к быстрому самоочищению, то почему для этого нужна страшная эпидемия и почему этого не может добиться сам человек? Даже если мы выведем за скобки экологистский мистицизм и эсхатологию, что путём эпидемии «природа мстит человеку» (хотя такого рода трактовки тоже можно увидеть), наглядность примера благотворного воздействия эпидемии на природу может стать важнейшим аргументом для расширения зелёного движения (в различных его формах) и экологических ценностей в «мире после».
Понятно, что здесь главный контраргумент состоит в том, что в «мире после», особенно в первые месяцы и годы, будет не до экологии. Масштабность задач по восстановлению экономики, поддержанию уровня жизни, по борьбе с безработицей, бедностью и нищетой, беспрецедентный объём ресурсов, необходимый для всего этого, просто не оставит места для экологических картинок, красивых, но совсем излишних, по этой логике, для первых этапов восстановления.
Понимают эту логику и сами зелёные активисты и уже сейчас начинают ей противостоять. Появляются первые концептуальные тексты с акцентом на приоритетности экологического императива именно с первых же дней «мира после» на фоне всех остальных задач. Любопытен в этом плане недавно опубликованный доклад Международного агентства по возобновляемой энергии IRENA (International Renewable Energy Agency) под названием «Глобальный обзор возобновляемых источников: трансформация энергетики – 2050» («Global Renewables Outlook: Energy Transformation 2050»).
Суть доклада проста. По оценкам авторов, для восстановления всей глобальной экономики после эпидемии миру потребуется 95 триллионов долларов по модели “business as usual” без особого внимания к экологии. И 110 триллионов по модели «зелёного восстановления» (Green Recovery). То есть на фоне общей огромности цифр разница в 15 триллионов не такая уж и большая. Но «зелёное восстановление» и первоочередное внимание к возобновляемым источникам энергии позволит, по оценкам авторов, в перспективе 2050 года снизить затраты на производство и потребление энергии (на сумму от 50 до 142 триллионов долларов), обеспечить дополнительный прирост глобального ВВП на 2,4% и создать дополнительно 42 миллиона рабочих мест в сфере зелёной энергетики и связанных отраслях.
Насчёт цифр, безусловно, можно спорить. Но сама модель понятна и вполне привлекательна. Человечеству сразу же после эпидемии надо думать не только о сегодняшнем дне, но и о будущем, и здесь экологические ценности и новый императив развития должны стать ключевыми. Для этого в первые, самые трудные месяцы и годы «мира после» человечество должно потратить «чуть» больше, но всё это затем окупится сторицей. И природа останется чистой.
Как этот призыв будет коррелироваться с реальной экономической практикой «мира после», пока трудно сказать. Очевидно, что в условиях сверхнизких цен на нефть обращаться к более дорогим (хотя бы в краткосрочной перспективе) возобновляемым источникам энергии будет неким вызовом как для государств, так и для экономических акторов. И весьма велик будет соблазн поступать совсем иначе. Проверим это на практике, когда (и если) закончится эпидемия.
