В проведении Саммита лидеров по климату, который начинается сегодня, 22 апреля, больше всего нуждается сам Вашингтон, а не Земля или ООН, курирующая климатическую конференцию. Это говорит о том, что США включились в климатическую гонку, считает Елена Маслова, доцент МГИМО и старший научный сотрудник Института Европы РАН.
2021 год призван стать годом климатических амбиций – в ноябре пройдёт конференция сторон в Глазго, отложенная на год из-за пандемии, которая, помимо прочего, подведёт итог первой пятилетке Парижского соглашения. Накануне, в рамках итальянского сопредседательства в COP26, в Милане, столице итальянской Ломбардии, состоится предсаммит с представителями 35–40 стран, которые неформально обменяются мнениями. Помимо этого, в 2021 году состоится Саммит ООН по продовольственным системам, который также будет предварён встречей в Риме в июле под патронажем правительства Италии, ООН и ФАО. В Европейском союзе продовольственная безопасность уже стала частью зелёной повестки и набирает всё большую важность. Один из разделов Зелёного курса – стратегия «От фермы к столу» (Farm to Fork) – непосредственно касается этого вопроса.
Несмотря на тяжёлые экономико-социальные последствия пандемии и нежелание некоторых стран следовать зелёному императиву, Европейский союз не намерен ни отказываться от Зелёного курса, ни отодвигать его реализацию. Избранный зелёный путь можно считать уже свершившимся фактом – да, возможно, ЕС не удастся достигнуть в срок своих амбициозных целей (такое бывало не раз), однако сама парадигма развития избрана. Можно говорить о том, что на смену общеевропейской стратегии «Европа-2020» приходит Зелёный курс как новая стратегия роста ЕС. ЕС уже давно заступил на рельсы не только устойчивого развития, но и декарбонизации. В каком виде это будет осуществляться и какие инструменты избраны – это составляет предмет дискуссии, однако в уверенности и непоколебимости желания следовать зелёному императиву сомневаться не приходится.
В такую повестку встраивается Саммит лидеров по климату, инициированный новой американской администрацией Джозефа Байдена, которая не просто возвращает страну в Парижское соглашение, но включается в климатическую гонку.
При этом риторику новой администрации в отношении экологии можно назвать алармистской (а реакцию – реактивной, как и в целом всю стратегию Building Back Better) – в своём официальном дискурсе США используют именно словосочетание «климатический кризис». «Соединённые Штаты стремятся привлечь все страны к изучению областей сотрудничества в преодолении климатического кризиса», – говорится в официальных сообщениях, где слово «кризис» звучит неоднократно. Подобная кризисная риторика созвучна скорее экологистским организациям и экоактивистам; Европейский союз ведёт себя эмоционально сдержаннее, продвигая концепции борьбы с изменением климата (climate action) и «адаптации к изменению климата». Да, в 2019 году словом года стало словосочетание «чрезвычайная климатическая ситуация» (climate emergency) и Европарламент даже одобрил резолюцию, объявляющую климатическую и экологическую чрезвычайную ситуацию в Европе и мире, однако в официальных документах ЕС придерживается более сдержанной риторики (но от этого не менее амбициозных целей).
Лидеры ЕС и стран-членов в целом позитивно отреагировали на американскую инициативу по проведению Саммита лидеров, говоря о том, что теперь оба побережья Атлантики будут объединены, помимо прочего, общей целью достижения климатической нейтральности к 2050 году. Европа надеется, что Соединённые Штаты объявят сопоставимый целевой показатель выбросов на период до 2030 года в качестве своего нового национального вклада в рамках Парижского соглашения.
Однако США и ЕС столкнутся с различными проблемами при переходе к цели нейтралитета с точки зрения выбросов. В то время как Европейский союз должен импортировать значительную долю (около половины) энергоресурсов, США начали экспортировать больше энергоресурсов, чем они импортируют. Темой, объединяющей обе стороны Атлантики, станет не просто декарбонизация и экологичность, а создание новых рабочих мест и социальная справедливость. Данная системная трансформация будет сопровождаться изменением паттернов – того, как и что производится и потребляется. Экологический императив также ляжет в основу торговой политики с третьими странами.
Американская администрация анонсировала, что к участию в саммите 22 апреля приглашены 40 лидеров – глав государств, а само мероприятие направлено на ускорение действий по преодолению климатического кризиса, включая сокращение выбросов, финансирование, инновации и создание рабочих мест, а также устойчивость и адаптацию. По словам Белого дома, приглашены лидеры крупнейших экономик, ответственных за 80 процентов мировых выбросов, а также страны, которые особенно уязвимы к климатическим изменениям или демонстрируют сильное климатическое лидерство. Однако, справедливости ради, можно заметить, что к участию приглашены не все «ярые загрязнители» – среди приглашённых отсутствуют лидеры Ирана и Бразилии (вряд ли из-за экологистских соображений).
В своём приглашении Байден призвал лидеров использовать саммит как возможность изложить, как их страны будут способствовать усилению климатических амбиций. Других официальных подробностей немного, в частности непонятно, будет ли принят общий документ (декларация) по итогам встречи. При этом Вашингтон позиционирует Саммит лидеров как важную веху в борьбе с климатическими изменениями.
Как минимум США намерены представить свою зелёную стратегию. В этом ключе Саммит лидеров по климату можно рассматривать как мировую презентацию климатических амбиций самих Соединённых Штатов. Это не предварительная встреча Конференции сторон – как уже было сказано, «настоящий» предсаммит COP26 состоится осенью в Милане.
В проведении подобного мероприятия больше всего нуждается сам Вашингтон, а не Земля или ООН, курирующая климатическую конференцию. Всё это говорит о том, что США включились в климатическую гонку. С одной стороны, с приходом новой американской администрации трансатлантическая связка крепнет, с другой – мы видим, как США формируют параллельную (свою) повестку климатического кризиса, пытаясь, по сути, перехватить инициативу. Не исключено, что в ближайшей перспективе мир столкнётся не просто с большей политизацией экологии (это уже произошло), но и с конкуренцией повесток, в частности европейской и американской.
Экология и приверженность экологической парадигме развития становятся одной из ценностей, которая уже сейчас ложится в основу принципа кондициональности в отношениях с третьими странами. Экологическая политика становится частью внешней политики. На наших глазах формируется так называемая Климатическая коалиция – это страны, которые официально заявили о своей климатической нейтральности к середине или второй половине XXI века. Некоторые государства предпочли закрепить свои намерения юридически, другие – на уровне политической декларации или заявления, часть представила план зелёного перехода. Россия пока воздерживается от столь амбициозных целей. В Климатическую коалицию входят как развитые страны, так и развивающиеся (например, Мальдивская республика). Последние примыкают к коалиции и говорят: «Да, мы хотим углеродной нейтральности, но достичь её можем только при помощи Запада». Для развивающихся стран зелёная трансформация означает хорошую возможность получить дополнительное финансирование и инвестиции.
Экология как проблема человечества является глобальной, однако экология как ценность разделяет мир ещё больше и углубляет стратификацию. Недостаточно принять декларацию, за зелёной перестройкой стоят колоссальные финансовые вложения, о которых большинство стран мира не может и помыслить. С одной стороны, Запад постулирует тезис о том, что экология не имеет национальных границ, с другой – в среднесрочной перспективе это будет означать перенос грязных производств в третьи страны, которые не примкнули к Климатической коалиции.
