Лидерство подразумевает жертвенность, готовность к потерям, способность принять ответственность на себя. Эти качества недоступны для тех, кто привык к переложению ответственности за благополучие и безопасность на других. Поэтому Европа и оказывается на задворках нынешних дискуссий, которые идут сейчас между Россией и США по вопросу европейской безопасности, пишет Андрей Сушенцов, программный директор Валдайского клуба.
С 1992 года США были уверены в том, что они победили в холодной войне. И не кого-нибудь, а Советский Союз. И хотя Советский Союз не потерпел военного поражения и не признал проигрыш в холодной войне, эта логика возобладала и на европейском континенте. Чтобы детальнее её описать, достаточно привести в пример переговоры России и США того времени. Обсуждая вопрос выхода США из Договора по ПРО и их планов по развёртыванию оборонных систем в Европе, Президент Владимир Путин спросил, понимают ли в Вашингтоне, что этими шагами они провоцируют Россию на ответные шаги. Президент США ответил формулой из трёх частей: Россия и США больше не враги; США сознательно не станет нарушать интересы России; стороны вправе делать то, что посчитают целесообразным. По сути, это стало лейтмотивом одностороннего американского доминирования.
Постепенно эта логика вылилась в максимизацию интересов стран Восточной Европы для США и непонимании претензий России. «Мы же не враги», – полагали в американском истеблишменте. Российские претензии сознательно игнорировались, и в экспертном сообществе стал постепенно преобладать тезис о том, что Россия становится неважной – Russia is becoming irrelevant – компонентой в системе стратегических интересов США.
Такое восприятие современных реалий основывается на апатии, вызванной отсутствием реальной угрозы вооружённого конфликта после окончания холодной войны. Почему, например, Карибский кризис заложил формирующий для мира опыт на десятилетия? Потому что он протекал в условиях недостатка информации вблизи американской границы, отсутствия прямых средств коммуникации, неясности намерений оппонентов и катастрофических потенциальных последствий для всего мира. И стресс, который испытали и советская, и американская системы, был очень важным с точки зрения осознания рисков и понимания цены этого кризиса.
Полностью утрачен опыт стратегического поведения и у Германии. Собственно, каковы угрозы, которые сегодня могли бы волновать это государство? Проблема миграции относительно второстепенна, проблема изменения климата – пока слишком абстрактна. Для Германии не существует рисков военного вторжения из пограничных стран. После Второй мировой войны, когда Германия фактически получила не только демилитаризацию и денацификацию, но и «переехала» на несколько сотен километров, немецкие элиты жили с ощущением, что все узловые вопросы за них решены, в военной плоскости развиваться они не могут, значит можно заняться поиском своей идентичности.
Для ФРГ отношения с Россией были связаны с мечтой об объединении двух германских государств: оно не могло быть реализовано без добрых и конструктивных отношений с Советским Союзом, а затем и с Россией. Тогда у власти находилось поколение немецких элит, которое было воспитано в догме, что находить общий язык с Москвой нужно. Хотя бы ради того, чтобы воссоединиться с ГДР. Сейчас же у Германии в отношении России такого крупного стратегического проекта нет. Особняком стоит «Северный поток», который целесообразен чисто экономически. Постепенно приходит поколение, которое выросло в условиях долгого мира уже объединённой Германии: у них уже нет ни чувства угрозы, ни необходимости обеспечивать свою безопасность самостоятельно.
Лидерство всегда подразумевает жертвенность, готовность к потерям, способность принять ответственность на себя. Эти качества становятся недоступными для тех, кто привык к переложению ответственности за благополучие и безопасность на других. И уж точно лидерство не сводится к морализаторству и фарисейству. Напротив, это твёрдое осознание того, что решение, которое ты примешь, может понравиться не всем. Здесь выбор не между хорошим и плохим, а между разными версиями плохого. И людей в Европе, понимающих это, становится всё меньше. Поэтому Европа и оказывается на задворках нынешних дискуссий, которые идут сейчас между Россией и США по вопросу европейской безопасности.
