Россия и глобальные риски
Китайская ракетная стена и треугольник сдерживания

Москва может быть риторически большим злом для Соединённых Штатов по миллиону причин, но практически её явно не видят такой экзистенциональной угрозой, как Пекин, пишет Александр Ермаков, эксперт Российского совета по международным делам.

На ряде профильных мероприятий высшие офицеры Стратегического командования США  недавно сделали несколько принципиальных заявлений, часть из которых выглядит революционно. В первую очередь они касаются роста военной мощи Китая и того, как этот процесс меняет стратегическую обстановку для Америки.

Наиболее важным, программным стоит считать выступление 12 августа адмирала Чарльза Ричарда, главы командования, на симпозиуме по космосу и противоракетной обороне в Хантсвилле, штат Алабама. Следует сразу пояснить, что отношения американских военных и общества иные, чем привычно нам, и куда более тесные. Там устоялся формат самостоятельных выступлений на проводимых бесчисленными ассоциациями и think tank’ами мероприятиях и развёрнутых интервью. Причём в этих случаях могут делаться достаточно громкие заявления, обычно находящиеся в русле государственной политики, но и забегающие несколько вперёд. Традиционную позицию по отношению к гражданскому руководству можно охарактеризовать как подчёркнуто вежливую, но без восторженного восхваления. Учитывая регулярные пертурбации в этом самом начальстве, для стабильной карьеры это лучше всего, – например, адмирал Ричард был назначен ещё в ноябре 2019 года, при Дональде Трампе. С этими оговорками можно признать, что высокопоставленные военные в США – это пусть и специфические, но политики, причём порой довольно крупные. Для примера можно рискнуть сказать, что командующий в регионе является более крупной политической фигурой, чем послы, и во время иностранных визитов встречается с министрами иностранных дел.

В дальнейшем, кроме ключевого выступления 12 августа, мы также будем рассматривать тезисы из интервью адмирала Ричарда 26 августа для Гудзонского института (аналитический центр консервативных взглядов) и интервью его заместителя, генерал-лейтенанта ВВС Томаса Бюссьера, опубликованного 27 августа в рамках тематического проекта Института Митчелла (также аналитический центр, специализирующийся на аэрокосмической тематике). Оба в указанных выступлениях «гнули» одну линию, которая может, таким образом, рассматриваться как позиция по меньшей мере «ракетно-ядерной части» вооружённых сил США. 

О сдерживании за время полёта ракеты 

Содержательная часть выступления адмирала от 12 августа заняла 27 минут – как раз примерно время полёта баллистической ракеты подводной лодки (БРПЛ) до цели из удалённого позиционного района. Основной нарратив был посвящён тому, как, не доходя до подобных мер, Америке продолжать обеспечивать решение внешнеполитических задач в изменяющемся мире, – то есть обеспечению надёжного стратегического сдерживания.

В первую очередь, что естественно для любого специалиста, он подчеркнул особую важность именно своей задачи. Базовой формулой тут является: «Если стратегическое сдерживание потерпит неудачу, то все остальные оперативные планы всех командований и видов войск не смогут был исполнены должным образом». Интересно, что адмирал Ричард усиленно подчёркивает, что необходимо уходить от узкого «ядерного сдерживания». «Стратегическое сдерживание», которым занимается его командование, включает использование неядерных систем, и в стадии формирования, осмысления, находится некое «интегрированное сдерживание».

Вокруг этой идеи, как полагается концепции, продвигаемой высшим руководством в виде министра обороны Ллойда Остина, очень много славословия, сводимого к «за всё хорошее против всего плохого» и оставляющего ощущение, схожее с наблюдениями за попытками объяснить, что такое «перестройка» или «чучхе». Однако если отбросить повторяемые на разные лады призывы всем американским военным работать сообща, то можно ухватить интересную суть – отказ от проведения жёсткой разделительной линии между ядерным сдерживанием и конвенционными боевыми действиями (и, как следствие, гранью применения ядерного оружия). Интегрированное сдерживание должно включать совместные операции не только на земле, на море и в воздухе, но и в космосе, в киберпространстве и даже информационную борьбу. Почему это нравится Стратегическому командованию, понятно – сфера его полномочий и компетенций растёт неопределённо широко. Однако это в очередной раз не может не вызывать опасений с российской стороны, традиционно болезненно реагирующей на размывание американцами грани между конвенционными и ядерными боевыми действиями и понижение порога применения ядерного оружия. Правда, в этой сфере российские упрёки встречают за рубежом встречные претензии по поводу большого количества тактического ядерного оружия и даже приписывание России тактики «эскалации для де-эскалации».

Российским успехам было уделено определённое внимание во втором важном блоке тезисов, посвящённом новым технологиям, влияющим на стратегическое сдерживание. Так хвалят успехи российской модернизации за рубежом нечасто: Ричард повторил традиционные для заседаний Коллегии Минобороны России тезисы о модернизации «более 80 процентов стратегических ядерных сил» (сфокусированной, по его словам, на мобильных и шахтных МБР советского времени ), которая включает увеличение способности по доставке боеголовок, о значительной модернизации конвенционных сил и о серьёзных инвестициях в разработку гиперзвуковых вооружений. Согласно его заявлению, Россия является «на текущий момент» мировым лидером в гиперзвуковых технологиях, в качестве примеров которых приведены уже стоящий на боевом дежурстве гиперзвуковой глайдер «Авангард»  и проходящая испытания гиперзвуковая крылатая ракета «Циркон».

Эти системы, в особенности заочно объявленный dual-capable  «Циркон» вместе с беспилотным атомным подводным аппаратом «Посейдон» и крылатой ракетой с атомной силовой установкой «Буревестник», по мнению главы Стратегического командования, являются «новым вызовом для стратегического сдерживания» и дают России «ассиметричные преимущества». Учитывая, что вышеуказанные системы были представлены как меры предупреждения возможности американской ПРО повлиять на российский потенциал ответного удара, можно было бы порадоваться, но такая «похвала», конечно, имеет свои мотивы. Вместо желаемого Москвой диалога об ограничении американской ПРО, дабы она была и в будущем ограничена возможностью отражать только удар от «государства-изгоя», американцы постоянно говорят о наращивании её возможностей. Интересно, что по поводу ПРО Ричард дважды заявил, что на самом деле это у России больше стратегических противоракет и они оснащены ядерными зарядами, что является поводом вспомнить ленинское «формально правильно, а по сути издевательство» . Что касается гиперзвука, адмирал считает, что Стратегическому командованию не терпится получить гиперзвуковое оружие , что применять его уже активно учатся на теоретическом уровне и что оно немедленно будет «включено в американское стратегическое сдерживание», как только появится на вооружении. Разумеется, не могло обойтись без упоминаний о злокозненном поведении Москвы в киберпространстве, но они, вероятно, были нужны, дабы напомнить о необходимости продолжать и углублять американский процесс модернизации устаревшей национальной системы NC3 .

Возрождение Китая: великое развитие или великое сдерживание?
Яна Лексютина
Формально не претендуя на мировое доминирование и навязывание своих правил, норм и ценностей другим странам, Китай вместе с тем предлагает новые инициативы, концепции и идеи, создаёт «глобальные общественные блага», пишет эксперт клуба «Валдай» Яна Лексютина, принимающая участие в четвёртой сессии Российско-казахстанского экспертного форума, который пройдёт в столице Казахстана Нур-Султане 14-15 мая.

Мнения участников

 

Великая китайская ракетная стена и треугольник сдерживания 

Однако наиболее громкие, ключевые заявления звучали по китайскому вопросу и тому, как он влияет на изменение стратегической ситуации для США.

Предваряя разбор заявлений таких лично заинтересованных лиц, как американские офицеры в высоких званиях, отметим, что, разумеется, Китай активно модернизирует свою ядерную триаду. Большую часть своей истории, с момента создания, китайские ядерные силы имели довольно скромный размер. В заявлениях это обосновывали особо ответственным отношением и миролюбивостью, но на практике так называемая политика минимального сдерживания долгое время обуславливалась проблемами с производством высокотехнологичных вооружений в больших объёмах из-за технической и кадровой отсталости страны. Для примера из смежной отрасли – хоть первые копии советских истребителей МиГ-21 (J-7) и бомбардировщиков Ту-16 (H-6) и были созданы в 1960-х годах, но крупносерийный их выпуск был начат только во второй половине 1980-х. Первая ракета, способная доставить ядерный заряд до Москвы и Гуама – DF-4, – начала ставиться на дежурство, по американским оценкам, в 1975–1976 годах, но даже к середине 1980-х развёрнуто было только четыре таких ракеты. Первой настоящей МБР стала DF-5 с началом развёртывания в 1981 году, и тоже более десяти лет развёрнуто было только четыре ракеты. Лишь к середине 1990-х их количество довели до порядка десяти. В 1983 году ВМС НОАК была передана первая атомная ракетная субмарина типа 092, но лодка была чрезвычайно проблемной, фактически небоеспособной и к тому же вооружённой ракетами JL-1 с дальностью всего около 2500 км, – и, как следствие, была построена только в одном экземпляре.

Когда после окончания холодной войны промышленные возможности Китая начали стремительно расти, его власти первоначально сосредоточились на конвенционных вооружениях – как по практическим соображениям , так и по политическим. Слишком бурная модернизация ядерных вооружений не могла не быть болезненно воспринята на Западе, тесное экономическое сотрудничество с которым для КПК было главным драйвером роста экономики. До недавнего времени рост китайских ядерных сил был, с одной стороны, значительным, а с другой – не бросающимся в глаза. Экспертное сообщество даже «хвалило» Пекин за умеренность в размерах арсеналов и приверженность принципу отказа от использования ядерного оружия первым. Якобы китайские МБР даже не снаряжены боеголовками, хранящимися централизованно на складах, – практика, от которой, вероятно, отказались на деле , однако продолжают вспоминать в публикациях. По «общепринятым» оценкам Бюллетеня атомных учёных конца 2020 года, ядерный арсенал Китая составляет менее 350 зарядов (порядка 270 имеющих носители), что приблизительно равно французскому .

Качественный прорыв китайской триады начался в конце 2000-х годов с началом развёртывания мобильных сухопутных ракетных комплексов DF-31A с моноблочной твердотопливной ракетой, достигающей территории США. В состав ВМС НОАК вступило шесть ракетных субмарин типа 094, которые способны ракетами JL-2 с дальностью около 7000 км поражать цели в западном тихоокеанском регионе, значительной части Евразии и на Аляске. Вероятно, для уверенного достижения основной территории США требуются испытываемые ракеты JL-3 и новые лодки типа 096. Главной гордостью китайских ракетчиков является новый ракетный комплекс DF-41 с тяжёлой ракетой с разделяемой головной частью. Мобильная версия, судя по всему, пока используется для войсковых испытаний и/или обучения личного состава, но начнёт оперативное развёртывание в самое ближайшее время или уже начала.

Эти новинки при администрации Дональда Трампа активно использовались для обоснования претензий к Китаю и требований присоединиться к российско-американскому режиму ограничений и сокращений стратегических вооружений. Подключение Китая к контролю над вооружениями на каком-то этапе даже было одним из предварительных (и очевидно невыполнимых) условий для продления договора СНВ-3. Трамп и его команда подвергались за эти идеи и в целом за «паранойю» по отношению к китайским ядерным силам серьёзной критике со стороны в основном продемпартийного американского профильного экспертного сообщества.

Однако текущее раскручивание «жёлтой угрозы» связано с происшествием, которое, возможно, войдёт в историю либо OSINT , либо политической провокации. В конце июня в Китае на снимках коммерческого спутникового сервиса был обнаружен строящийся позиционный район шахтных МБР на более чем сотню шахт (sic!), вероятно для DF-41. Через месяц другие эксперты нашли ещё один, находящийся на более ранней стадии строительства (было заявлено, что он такой же ёмкости), а в день выступления адмирала Ричарда был найден третий, но уже меньший (30–36 шахт). Таким образом, американское экспертное сообщество объявило о параллельном процессе строительства чуть ли не трёхсот шахтных пусковых установок. Для понимания масштабов: в России, так же использующей в наземной компоненте СЯС комбинированно шахты и мобильные комплексы, их в два раза меньше. Если учесть потребность производства других ракет и для других видов базирования, такое количество пусковых установок даже Китаю не снарядить и за десятилетие. Когда этот пробел в картине стал очевиден, то на выручку пришла идея об «игре в напёрстки» – якобы Китай снарядит ракетами не все шахты и будет периодически переставлять их. Подобный концепт базирования МБР прорабатывался США и СССР в годы холодной войны, но на практике не использовался.

Впрочем, у сторонников сенсационного открытия нашлись и оппоненты указывающие, что это вообще не позиционные районы, а… строящиеся ветряные электростанции. В пользу этого, кроме огромного количества шахт, было и довольно плотное их размещение. Обе стороны утверждали, что у них в наличии есть более чёткие снимки, доказывающие их точку зрения, но не публиковали их . Также очевидно, что американские военные, обладающие более «зоркими» системами, должны были обнаружить строительство уже давно, ещё при Трампе, но этот довод тогда не использовался. Интересно, что среди сторонников реальности позиционных районов есть и недавние критики 45-го президента, которые теперь вопиют о китайской ядерной модернизации не меньше сотрудников прошлой администрации. Неудивительное следствие того, что в Белом доме находится представитель другой партии, проводящий при этом в ряде аспектов ту же политику.

Рост возможностей Китая был главной темой вышеуказанных выступлений американских военных. Ричард назвал модернизацию ядерных и конвенционных вооружений НОАК «головокружительной» и добавил, что «даже этого слова может быть недостаточно». При этом причины, побудившие Китай к этому, «не имеют значения», а слова оппонентов в Москве и Пекине по поводу американской ПРО – просто отговорки, так как она направлена только против стран-изгоев. Косвенно были благословлены эксперты, нашедшие позиционные районы: «Если вам нравится рассматривать коммерческие снимки, то не могли бы вы продолжать – обычно нам приходится платить за это». Примечательно, что позже, на мероприятии Гудзонского института, адмирал уклонился от ответа на прямой вопрос о том, считать ли эти слова официальным подтверждением. Вместо этого он ушёл в традиционное крючкотворство, заявив, что Стратегическое командование «является не поставщиком, а потребителем разведывательной информации и задача подтверждения/опровержения – это не его компетенция». Однако риторически его слова, очевидно, будут восприниматься как подтверждение – и именно для этого были произнесены.  

Модернизация Китая и его уход от концепции «минимального сдерживания», возможно, с планами на достижение стратегического паритета с США, требуют изменения отношения к нему. Заявлено, что Китай больше не может в вопросах стратегического сдерживания рассматриваться как малая относительно России угроза. Генерал Бюссьер даже углубил тезис, спрогнозировав, что в «ближайшие несколько лет Китай обойдёт Россию и станет главной ядерной угрозой». На уточняющие вопросы он разъяснил, что большей угрозой он станет по причине комбинации количества развёрнутых и готовых носителей, отсутствия транспарентности, намерений и политики, а объёмы арсеналов тут имеют меньшее значение.

Рост КНР вынуждает переходить к «трёхстороннему сдерживанию», при котором перед Стратегическим командованием ставится задача одновременно, отдельно и эффективно сдерживать Россию и Китай, при этом учитывая возможность того, что они будут выступать совместно.

Подобная ситуация для Штатов является «неизвестными водами, в которые они уже вошли», и выработка теории трёхстороннего сдерживания является ключевой задачей как командования, так и гражданского научного и экспертного сообщества, к которому обратились с призывом о помощи. Достаточно иронично, что США, таким образом, оказались в ситуации, в которую в своё время загнали СССР, заставив его тратить порядка трети усилий на сдерживание КНР.

Разумеется, мотивы для подобной публичной активности американских «стратегов» понятны. Сейчас ведётся подготовка ряда доктринальных документов, которые определят ключевые положения политики текущей администрации. В них входит и «Обзор ядерной политики» (Nuclear Posture Review), публикация которого ожидается в начале следующего года. Важность этого документа критическая – администрации Байдена предстоит начать действительно масштабное финансирование модернизации американской ядерной триады. Этот процесс при Обаме находился на зачаточной стадии, а при Трампе шёл в относительно небольших по финансам объёмах. Сейчас же предстоит начинать финансирование не проектирования, а испытаний и серийного выпуска новых систем, и важно чтобы ничего ценного не оказалось «за бортом». Многие политические и общественные силы в США традиционно негативно относятся ядерному оружию, считая крупные траты на него вредными (как по идеологическим, так и по практическим соображениям) – их необходимо «морально подготовить» к неизбежности этих мер. Пока что американские законодатели, даже из Демократической партии, поддерживают в бюджете на следующий год запущенные при Трампе программы (в том числе такие одиозные и критикуемые, как новая ядерная крылатая ракета для подводных лодок), однако это делается с оговорками, якобы просто чтобы не задерживать утверждение бюджета. «Настоящим бюджетом Байдена» должен стать бюджет на 2023 финансовый год, который будет формироваться с учётом новых доктринальных установок.

Конечно, нельзя позицию представителей Стратегического командования сводить к призывам дать им больше денег и компетенций (хотя это естественно тоже есть) – стратегическая ситуация для США, действительно, меняется в связи с нарастающим противостоянием с Китаем. Меняется, возможно, некомфортно для Вашингтона, который мог заранее не просчитать оперативность реакции Китая и последствия проведения конфронтационной политики сразу с ним и с Россией.

Перед Россией в связи с этим открывается окно возможностей, так как противостояние сразу с двумя равными по стратегическим системам противниками будет бременем для США, и они могут оказаться открытыми для снижения конфронтации с менее принципиальным противником. Москва может быть риторически большим злом для них по миллиону причин, но практически её явно не видят такой экзистенциональной угрозой, как Пекин. Сыграть роль Китая в советской-американской холодной войне не получится, и недопустимо резко обострять отношения с Пекином ради поощрения из-за океана, но получить выгоды от чужого столкновения можно.

Ну и конечно, важно не оскорбиться, если Вашингтон впервые за 75 лет перестанет считать нас главной угрозой для существования, и не броситься строить свои поля с «ветряками» просто ради принципа и престижа.

Большая стратегия США: гегемония и сдерживание
Алан Кафруни
В последние недели были опубликованы четыре обстоятельных доклада о внешней политике Соединённых Штатов: «Стратегия национальной безопасности США», «Стратегия национальной обороны: усиление конкурентных преимуществ армии США»; «Сдерживание России: как реагировать на вмешательство Москвы в демократию США и растущие геополитические вызовы» и «Обзор ядерной политики». Все они иллюстрируют, как Трамп приспосабливается к основным целям и интересам внешнеполитического истеблишмента и корпоративной Америки.
Мнения участников
Данный текст отражает личное мнение автора, которое может не совпадать с позицией Клуба, если явно не указано иное.