В условиях острейшего геополитического противостояния последних лет даже намёки на «новую Ялту» или «новый Хельсинки» выглядят совершенно нереалистичными, да и ненужными. Нельзя войти в одну воду дважды. Впрочем, кто знает – может быть, на качелях между войной и миром вместо «новой Ялты» случится «новый Эр-Рияд». И через годы уже его юбилеи будут отмечать как символы совсем иного миропорядка и мироустройства, пишет Олег Барабанов, программный директор Валдайского клуба.
2025 год – это год важных исторических юбилеев. 9 мая исполняется 80 лет Победе советского народа в Великой Отечественной войне, в сентябре – завершению боёв на Азиатско-Тихоокеанском театре боевых действий и Второй мировой войны в целом. В 1945 году в Ялте и Потсдаме были заложены основы послевоенного мироустройства, были приняты решения о создании новой глобальной структуры – Организации Объединённых Наций. Есть и ещё один юбилей текущего года – это 50 лет проведения Хельсинкского совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе в 1975 году. Оно ознаменовало собой вершину разрядки –символическое сближение двух противостоящих полюсов холодной войны вплоть до перестройки Михаила Горбачёва. Да и со дня прихода к власти Горбачёва прошло 40 лет – тоже юбилей.
Историческое значение этих юбилеев велико и понятно. Но можно ли применить историческую память о них к современной международной ситуации? Ясно, что в условиях острейшего геополитического противостояния последних лет даже намёки на «новую Ялту» или «новый Хельсинки» выглядят совершенно нереалистичными, да и ненужными. Нельзя войти в одну воду дважды. Впрочем, кто знает – при абсолютно непредсказуемой динамике событий второго срока президентства Трампа на этих качелях между войной и миром, может быть, вместо «новой Ялты» случится «новый Эр-Рияд». И через годы уже его юбилеи будут отмечать как символы совсем иного миропорядка и мироустройства. Посмотрим.
Пока же можно зафиксировать, что приближающиеся юбилейные даты пришлись на эпоху крушения всех старых гарантий, на слом всех сдержек и противовесов в глобальном балансе сил. Украинский конфликт, эскалация ближневосточного противостояния, практически полное отсутствие взаимного доверия и кризис в ОБСЕ – наследнице того Хельсинского совещания. А за всем этим маячат и возможные новые конфликты – от большого столкновения в Иране до Гренландии – и кто знает, до чего ещё.
Обе нынешних юбилейных даты символизируют поворот от войны к торжеству многосторонней дипломатии. Но сейчас мир вернулся к логике враждебных блоков и силового давления. XXI век отличается от XIX лишь технологиями и более тонко настроенной социальной инженерией – кибервойны, информационные атаки в электронном социальном пространстве, «культура отмены». Из середины XX века пришло постулирование коллективной вины. Но здесь как раз видна разница. Вместо горького осмысления в трактатах Карла Ясперса и Ханны Арендт сейчас мы видим её трансформацию в прямой инструмент социальной инженерии, в механизм тотальной медийной повестки. В этой связи даже странно, что до сих пор не звучат голоса, утверждающие, что каждый американец виновен из-за Трампа, что каждый гражданин США, не восстающий открыто против Трампа, скатывается во всю ту же банальность зла. Странно, повторю, что этого нет. Или это и впрямь другое?
Через остроту Карибского кризиса и достижение ядерного паритета между Советским Союзом и Соединёнными Штатами холодная война трансформировалась в свою зрелую фазу. Её отличали глобальный биполярный баланс сил, основанный на взаимном ядерном сдерживании. Осознание этого проложило путь к постепенной разрядке в 1970-е годы, итогом чего стал Хельсинкский заключительный акт. В нём было зафиксировано признание сложившихся после 1945 года границ в Европе и определены изначальные меры доверия, которые стали формировать межблоковую систему безопасности. К слову говоря, впервые в официальную межблоковую повестку была внесена правозащитная тематика. В результате Советский Союз, верный своему конструктивистскому подходу «борьбы за мир и мирное сосуществование» и потому охотно втягивавшийся в любые переговоры с Западом, неожиданно получил в Хельсинки в подарок троянского коня защиты прав человека.
Несмотря на термин «меры доверия», разрабатывавшийся после Хельсинки, разрядка оказалась хрупкой, и доверие, по сути, было не так уж и велико. К концу 1970-х годов риторика сближения практически сошла на нет. Афганистан стал первым большим прокси-конфликтом СССР и США в эпоху «зрелой» холодной войны. Именно там, на наш взгляд, (а отнюдь не во Вьетнаме или Корее ранее) начал формироваться парадокс, предполагающий, что понимание невозможности перерастания регионального конфликта в большую межблоковую эскалацию с ядерными сценариями может быть не только фактором сдерживания. Американцы в Афганистане продемонстрировали совсем другое. Гарантированное ощущение того, что всё останется только в заданных региональных рамках, что бы ни случилось, позволяло им исподволь, шаг за шагом расширять рамки регионального конфликта, усиливать уровень своего вмешательства и военной помощи афганской оппозиции. Советский Союз, модель поведения которого вполне просчитывалась, вёл себя именно так, как от него и ожидали американские военные стратеги, не выходя за самоограничения красных флажков и линий. Тем самым афганская прокси-война стала (соблазнительным для некоторых) примером того, как можно воевать с Советским Союзом без большой опасности для себя.
Нынешний украинский конфликт фактически следует той же самой модели, которая была апробирована в Афганистане десятилетия назад. Здесь тоже фиксируется чёткое априорное понимание того, что все «красные линии», которые чертит Россия, останутся лишь на уровне грозной, но сугубо вербальной риторики. И потому можно расширять рамки конфликта и вмешательства в него без какой бы то ни было опасности для себя. Трамп сейчас пытается говорить, что это опасно. Но пока незаметно, чтобы к его аргументам прислушивались его союзники на Западе. И по-своему они правы. Три года украинской прокси-войны показали, что им самим бояться, действительно, нечего. И афганская модель постхельсинкского конфликта работает вполне эффективно и сейчас.
Значит ли это, что исторические уроки последствий как 1945-го, так и 1975 года учат нас, что прочный мир невозможен? И что в расколотом мире постоянны лишь три константы, три «нет»: нет доверия, нет диалога и нет правил? Трамп сейчас пытается изменить это. Но будет ли «новый Эр-Рияд»?
