«Внимание США к Европе слабеет, и так будет при любом президенте. Поэтому все мы в Европе, а особенно в Германии, должны брать на себя больше ответственности», – сказала в опубликованном интервью газете Financial Times канцлер ФРГ Ангела Меркель. По мнению Дмитрия Данилова, заведующего Отделом европейской безопасности Института Европы РАН, таким образом Меркель обозначила ключевые темы германской и европейской политики в программном ключе. Она готовится передать эстафету не только своим преемникам в Берлине, но и дать ясные сигналы новым лидерам в ЕС и внешним партнёрам – в Вашингтоне, Пекине, Москве.
Ангела Меркель подтвердила свою твёрдую принципиальную позицию – «мы, европейцы, должны взять свою судьбу в наши собственные руки», – обозначенную ещё в мае 2017 года после первого европейского визита президента США Дональда Трампа, который на саммите НАТО потребовал от союзников платить по счетам за американские гарантии, а на саммите «семёрки» отказался от парижского соглашения по климату. На фоне Brexit, который Трамп приветствовал, Меркель протянула руку недавно избранному президенту Франции Эммануэлю Макрону, реанимируя заглохший после Ливии германо-французский мотор европейской интеграции. Политическая площадка уже была подготовлена: Глобальная стратегия ЕС 2016 года поставила цель достижения стратегической автономии и развития инструментария «жёсткой силы», а Белая книга Бундесвера подтвердила необходимость и готовность Германии принять на себя лидерство.
Итак, теперь Меркель подтверждает избранный курс, заявленные цели и намерения, но уже в новых условиях. За прошедшие два-три года прежние векторы обрели большую определённость. Опасения европейцев относительно непредсказуемости Трампа сменились убеждённостью в его предсказуемой односторонности, разрушившей фундаментальную веру в послевоенный мультилатеральный порядок. Меркель констатирует неизбежность потери интереса Америки к Европе, которая при Трампе стала острым геополитическим вызовом. Лондон пересёк финишную линию Brexit, что заставляет европейцев рассматривать вопросы сплочённости с новых позиций – освобождения от британского заднего вагона, который расшатывался и тормозил ЕС и его оборонные амбиции. Но без Британии европейская оборона также не возможна, и ЕС ищет возможные варианты её включения, а Ахенский договор 2019 года усиливает франко-германскую интеграционную опору. Евросоюз инициировал ПЕСКО и другие практические проекты продвижения к европейской обороне. ЕС и Германия показали, что способны показывать зубы в ответ на таран “America first”. Евросоюз не вышел из ядерной сделки по Ирану и ввёл в обход возобновленных американских санкций специальный финансовый INSTEX. Меркель смогла добиться победы и внутри ЕС, и в противостоянии с Трампом по «Северному потоку – 2». Ультиматум об увеличении союзниками, прежде всего Германией, военных расходов до двух процентов ВВП к 2024 теперь бумерангом бьёт по самому Трампу. Канцлер признала, что даже этого может быть недостаточно, но на юбилейный саммит НАТО в декабре 2019 года вышла с позицией, что Германия не преодолеет двухпроцентную планку раньше начала 2030-х годов.
Всё это подводит к следующему вопросу – оценки будущего с учётом нового политического контекста. Европейская самостоятельность – «суверенная Европа» (Эммануэль Макрон) // «геополитическая Европа» (Урсула фон дер Ляйен) – может ли эта стратегическая цель ЕС вообще быть реализована? Ответ еврочиновников ясен – мы формулируем цели, которые намерены выполнять. И утверждение Урсулы фон дер Ляйен отвечает этой логике. Но технократический план европейской обороны отличается от неё так же, как компьютерные бои от реальности. Даже в цифровом мире, к которому настойчиво апеллирует Меркель, решающее значение имеют не поставленные задачи, а научно-технологический потенциал, формирование общего высокотехнологичного оборонного рынка. Но как раз это – самое слабое звено, учитывая и отставание Европы от США и Китая, и не преодолённую зависимость от американских гарантий и от американского ВПК. Чтобы европейская оборонная автономия состоялась, ЕС должен не только опираться на стратегическое партнёрство с США (и НАТО), но и стать их обороноспособным конкурентом. Стоит ли сомневаться, что Вашингтон сделает всё, с опорой на своё евроатлантическое лидерство, чтобы не допустить такого развития. Сам ЕС остается внутренне разобщённым, а европейская автономия предполагает новое качество внутренней солидарности, что ещё более проблематично, чем до Brexit и в условиях расшатавшегося атлантического альянса.
Если ЕС хочет добиться большей самостоятельности от Вашингтона, который усиливает рычаги влияния, Союзу необходимо формулировать позитивную программу отношений с другими мировыми державами и ключевыми игроками. Попытка выстроить самостоятельную линию партнёрства «Брюссель – Пекин» пока не результативна, а Соединённым Штатам даже удалось связать европейцев «китайской повесткой» внутри НАТО. Российский вопрос, несмотря на позитивные подвижки в украинском урегулировании и саммит Н-4 в декабре 2019 года, остаётся стратегическим вызовом – для внутреннего единства Евросоюза. Желание грандов ЕС и некоторых других стран-участниц разблокировать взаимовыгодный диалог и сотрудничество с Россией, в том числе с учётом важности партнёрства с Китаем, наталкиваются на понятное сопротивление Вашингтона, который стремится сохранить и ключи от дверей российско-европейских отношений, и американские условия входа в китайский портал.
Москва понимает как европейскую заинтересованность в изменении статус-кво, так и ограничения ЕС. Она готова, вероятно, поддерживать европейскую команду в мировом турнире за приз независимости, но при правильной подаче с её стороны. Если Брюссель рассматривает российское направление в качестве ресурса стратегической автономии, он должен проявить заинтересованность в ответном повышении рейтинга российского интереса и определиться со своим «российским» курсом. Но если страны ЕС по-разному видят европейскую автономию, а ПЕСКО мотивировано их эгоистическими национальными интересами, а не общими целями, тогда еврооборона описывает новые правила игры, но не стратегическую перспективу. Стоит ли ожидать от Москвы повышенных ставок в этой игре? Фрагментация европейской политики – реальность, которую формирует не Москва, но которую она должна учитывать никак не меньше, чем неопределённую перспективу еврообороны.
