Клуб «Валдай»

Российская инициатива в области архитектуры евразийской безопасности и китайская инициатива глобальной безопасности в значительной степени совместимы, хотя и предполагают различные акценты и способы имплементации. Они вполне могут реализовываться параллельно, а в ряде аспектов – сопрягаться друг с другом, пишет Иван Тимофеев, программный директор клуба «Валдай».

Одной из центральных концептуальных новелл российской внешней политики стало появление и развитие идеи об архитектуре евразийской безопасности. Сама идея была высказана президентом России в послании Федеральному собранию в феврале 2024 года, развёрнута в других выступлениях российского лидера, а затем вошла в повестку целого ряда российских внешнеполитических инициатив в двустороннем и многостороннем формате. За два года до появления идеи об архитектуре евразийской безопасности председатель КНР Си Цзиньпин на ежегодной конференции в Пекине выступил с инициативой о глобальной безопасности. Она стала важной рамкой для внешней политики Китая в последующие два года и сохранит своё концептуальное значение на долгий период. С учётом значимости России и Китая как крупных держав и беспрецедентно высокого уровня отношений между ними возникает вопрос о совместимости двух инициатив и возможностях их сопряжения. В чём основные принципы российской и китайской инициативы? В какой мере они совпадают? В чём отличия между ними и существует ли возможность их сопряжения?

Российская идея ставит во главу угла принцип равной и неделимой безопасности, принцип суверенного равенства государств при главенствующей роли ООН, многообразие политических систем и укладов в Евразии. Важной предпосылкой для выдвижения инициативы рассматривается кризис евроатлантической системы. Попытка выстроить такую систему на основе хельсинкских принципов 1975 года, деклараций и договорённостей, последовавших после окончания холодной войны, окончилась неудачей. Москва рассматривала расширение НАТО как растущую угрозу и подрыв принципа равной и неделимой безопасности. И если атлантическую интеграцию бывших союзников по Организации Варшавского договора и стран Балтии Россия восприняла холодно, но без встречных враждебных шагов, то перспектива вовлечения в орбиту альянса стран постсоветского пространства, особенно Украины, воспринималась с нарастающей тревогой. «Цветные революции», ставшие одной из политических технологий смены элит в постсоветских странах в пользу евроатлантического лобби, особенно события на Украине в 2014 году, понимались в Москве как грубое вмешательство во внутренние дела сопредельных государств с целью смены их политического курса. Военная интервенция в югославский конфликт также подрывала принцип суверенного равенства. Картину дополняла эрозия контроля над вооружениями, в том числе выход Вашингтона из договора по ПРО 1972 года, подрыв адаптированного ДОВСЕ и так далее. Растущее беспокойство вызывала политизация международных расчётов и цепочек поставок через использование односторонних ограничительных мер – санкций. Причём речь шла не только о России, но и, например, об Иране, в отношении которого действует значительный объём санкций США в нарушение Резолюции СБ ООН 2231 2015 года.

Украинский конфликт Россия рассматривает как прямое следствие развала системы инклюзивной безопасности в Европе из-за сохранения и наращивания гегемонии США в регионе.

Впрочем, деструктивную роль Вашингтона Москва видит и во многих других точках Евразии, включая Ближний Восток, Южную и Центральную Азию, Азиатско-Тихоокеанский регион.

Внерегиональные игроки с амбициями гегемона избыточны и нежелательны. Система евразийской безопасности может выстраиваться из различных элементов. На её основе появляются новые двусторонние договоры в области безопасности, её базовые принципы совпадают с доктринами ряда международных организаций, включая ШОС и ОДКБ, она же представляется удобной рамкой для создания новых международных объединений и структур.

Отправная точка китайской инициативы глобальной безопасности – гуманистические принципы ценности человеческой жизни и благосостояния общества. Отсюда вытекают цели – борьба с неравенством и бедностью, выравнивание уровня развития, профилактика новых вспышек эпидемий. Однако международная безопасность является важнейшим условием для стабильного развития. Она должна выстраиваться по принципу взаимного выигрыша на основе устава ООН. Принцип суверенного равенства и неделимой безопасности также проходит красной нитью через китайскую инициативу. Мирное решение конфликтов, отказ от рудиментов холодной войны и от политизации экономики и финансов в виде односторонних санкций, борьба с общими проблемами и вызовами, включая изменение климата, терроризм, цифровую и биологическую безопасность образуют группу целей инициативы. Китайский подход предполагает глобальный охват. Однако специальный акцент делается на Азии как локомотиве экономического роста и центре международного сотрудничества.

Глобальную инициативу безопасности отличает также особый акцент на многосторонности и совместном решении проблем, прежде всего на базе институтов системы ООН. Китай прямо не акцентируется на США и Западе как проблеме безопасности. Однако это явно читается между строк в контексте неприятия односторонних санкций, навязывания идеологических стандартов, сохранения наследия холодной войны и угрозы гегемонизма. Пекин деятельно реализует выдвинутую инициативу. Она появилась в центре повестки Китая в международных институтах, а также в диалоге с партнёрами на международной арене. В рамках глобальной инициативы безопасности реализуется целый ряд проектов гуманитарной, экономической и военно-технической помощи самым разным странам мира.

И Москва, и Пекин видят в качестве таковых равную и неделимую безопасность, равенство суверенных государств, уважение к их многообразию. Идеи двух стран не являются концептуально конкурирующими. В них выделяется общее смысловое и политико-философское ядро. Отличия между ними определяются скорее деталями, которые тем не менее следует принимать во внимание. Китай выдвигает свою идею в период относительно стабильных отношений со всеми центрами силы. Даже соперничество с США не помешало Пекину отталкиваться от принципов инициативы в диалоге с Вашингтоном. США не исключаются из уравнения безопасности. Россия предлагает свою идею в период острого соперничества с США, не рассматривая их как участника евразийской архитектуры, однако оставляя в ней место союзникам США в Европе, исходя из географических границ континента. Инициатива Пекина носит глобальный характер, выделяя вместе с тем Азию как ключевое звено; а инициатива Москвы – континентальный характер, отталкиваясь от кризиса европейской (евроатлантической безопасности) как триггера формирования новой евразийской системы. Китайский проект делает значительный акцент на многосторонности и решении общих проблем. Российский проект тоже включает данные элементы. В нём выражены озабоченности безопасностью в области экономики, финансов и иных сфер. Но всё же в российском подходе виден акцент на жёсткой безопасности в её классическом военно-политическом измерении. Китайская инициатива реализуется через закрепление в политической повестке и проекты помощи самым разным странам и в разных измерениях. Российская – в виде создания новых двусторонних договоров в области безопасности, развития существующих институтов безопасности, диалога относительно более системного и интегрированного набора принципов, разделяемых партнёрами на континенте.

Иными словами, российская инициатива в области архитектуры евразийской безопасности и китайская инициатива глобальной безопасности в значительной степени совместимы, хотя и предполагают различные акценты и способы имплементации. Они вполне могут реализовываться параллельно, а в ряде аспектов – сопрягаться друг с другом. В любом случае речь о мягких и гибких системах, чувствительных к интересам, особенностям и ожиданиям каждой стороны.