Россия сталкивается с новой проблемой: переход к глобальной углеродной нейтральности приводит к долгосрочному уменьшению её экспортных рынков угля, нефти и, вероятно, даже природного газа. По крайней мере, это произойдёт, если большинство стран с высокими выбросами останется приверженным Парижскому климатическому соглашению 2015 года с задачей ограничить повышение температуры значительно ниже 2°C, желательно до уровня 1,5°C. С 2015 по 2019 год, согласно недавнему исследованию, 64 страны мира уже сократили свои выбросы CO2. ЕС и Германию часто представляют лидерами глобальной зелёной трансформации. Но может ли процесс, протекающий у ниx, застопориться и затормозить дальнейшее развитие в другиx странаx? Ольдаг Каспар занялся изучением этого вопроса.
С восьмидесятых годов XX века Германия хотела выглядеть как одна из стран, наиболее озабоченных экологическими проблемами. И действительно – Германия одной из первых в мире сформировала министерство окружающей среды (с 1971 года в ГДР и с 1986 года в Западной Германии). Она начала обсуждать изменение климата как серьёзную угрозу с 1986 года, когда этот вопрос впервые появился на первой полосе Der Spiegel. Вследствие чего в 1995 году на историческом первом саммите по климату Организации Объединённых Наций в Берлине Гельмут Коль и его тогдашний министр окружающей среды Ангела Меркель поставили задачу сокращения выбросов CO2 до 2005 года на 25 процентов ниже уровня 1990 года.
Однако Германия, как бы ей того ни хотелось, не всегда была лидером борьбы за климат. Страна слишком сильно зависела от производства тяжёлыx автомобилей, химической и сталелитейной промышленности, а также от угля, который на протяжении десятилетий обеспечивал половину электроэнергии страны. Именно лоббирование этих отраслей часто мешало сменяющим друг друга федеральным правительствам принимать меры, необходимые для установления надёжного курса на безуглеродное развитие. Фактически Германия не выполнила свои целевые показатели по сокращению выбросов на 2005 год. Была вероятность, что она может не достичь своей цели и на 2020 год – сокращения выбросов на 40 процентов ниже уровня 1990 года. Однако, хотя и исключительно из-за кризиса COVID и благодаря успешной реформе ЕС по системе торговли квотами на выбросы (ETS), Германия всё же закрыла этот гештальт. Реформа привела к резкому скачку цен на углерод и сделала сжигание каменного угля непривлекательным.
ЕС как движущая сила
В настоящее время выбросы углерода в ЕС обходятся компаниям промышленного и энергетического сектора примерно в 40 евро за тонну, по сравнению с примерно 8 евро в 2018 году. Кроме того, из-за реформы ETS маловероятно, что мы когда-либо снова увидим здесь низкие цены. Эта структурно новая ситуация быстро меняет энергетический ландшафт за счёт использования возобновляемых источников энергии, отказа от угля и перспективного сокращения использования природного газа.
Ещё один поворотный момент – это новые стандарты выбросов для автомобилей и грузовиков, которые ЕС установил в 2019 году. Новые стандарты сейчас играют важную роль в прекращении использования двигателей внутреннего сгорания быстрее, чем многие думают. Революция электромобилей уже началась. В 2020 году их продажи в Германии выросли почти в три раза по сравнению с 2019 годом. Volkswagen только что заявил, что до 2030 года 70 процентов их продаж в ЕС составят электромобили или гибриды. Renault объявила, что хочет избавиться от последних автомобилей с двигателем внутреннего сгорания к 2035 году. Однако даже эти планы могут скоро быть нарушены более амбициозной реальностью. Европейская комиссия уже работает над новым проектом, вероятно, с ещё более жёстким стандартом выбросов для транспортных средств. Проект станет частью Европейского зелёного курса и основного пакета климатической политики, который Комиссия опубликует в июне/сентябре 2021 года. Пакет Зелёного курса охватывает все секторы экономики и направлен на значительное ускорение темпов перехода к зелёной экономике.
Однако в течение многих лет Европейская комиссия опасалась, что слишком амбициозная климатическая политика может привести к распаду ЕС на старые западные и новые восточные государства. После референдума о Brexit в Великобритании в 2016 году и усиления евроскептически настроенных популистских партий во многих государствах – членах ЕС, включая Польшу, первой заботой бывшего президента Европейской комиссии Жан-Клода Юнкера стало единство ЕС. Такой подход косвенно усиливал на еэсовскиx переговорах по климатической политике позиции именно восточныx государств-членов, которые сильно зависят от угля или автомобильной промышленности, а также имеют низкий уровень информированности общества о надвигающемся климатическом кризисе и свежие воспоминания о трудностях переходного периода 1990-х и 2000-х годов.
Сегодня эта сложная ситуация коренным образом изменилась. Подъём радикального популизма остановился. В 2019 году климатический кризис стал главной темой и, следовательно, одной из главныx политическиx тем почти всех стран – членов ЕС. В течение года на фоне постоянной засухи и других экстремальных погодных явлений миллионы простых граждан выходили на улицы городов стран ЕС, требуя ускоренных действий по сокращению выбросов парниковых газов. Во время выборов в Европарламент в 2019 году изменение климата стало проблемой номер один для большинства избирателей. У следующей Еврокомиссии не было выбора. В своём обращении к новому составу парламента в июле 2019 года тогда ещё кандидат в председатели Урсула фон дер Ляйен объявила, что климатическая политика станет ключевым приоритетом новой Комиссии.
В результате ЕС дорабатывает удивительно амбициозный план по сокращению выбросов, меняя целевой показатель на 2030 год с 40 процентов ниже уровня 1990 года до «по крайней мере 55 процентов» или даже на несколько процентных пунктов больше. Это утроит ежегодные темпы сокращения выбросов парниковых газов по сравнению с последними тремя десятилетиями. Новая долгосрочная цель углеродной нейтральности до 2050 года (более амбициозная по сравнению с прежним «минус 80–95 процентов») была принята в декабре 2019 года. Исследования показывают, что экономика ЕС может извлечь выгоду из этих новых климатических целей.
Даже во время пандемии COVID климатический кризис оставался одной из ключевых проблем для многих правительств в ЕС. Более того, массовые климатические протесты могут снова вспыхнуть, поскольку тысячи граждан все ещё находятся в режиме мобилизации, а климатический кризис только начинает обостряться. Ситуация настолько изменилась, что даже в случае серьёзного экономического кризиса ЕС, вероятно, останется мировым лидером перехода к декарбонизации.
Германия: начало глубокой декарбонизации
Не только ЕС, но и Германия за последние годы совершила серьёзный прорыв. Когда в 2018 году стало очевидно, что страна может не выполнить свой внутренний целевой показатель ограничения выбросов на 2020 год на 40 процентов ниже уровня 1990 года (не путать со старым целевым показателем ЕС на 2030 год), это вызвало шок в стране и усилило дискомфорт среди избирателей из-за того, что политики недостаточно быстро реагируют на проблемы климатического кризиса. Как следствие, Бундестаг принял «климатический закон», который не оставляет будущим правительствам практически никакого выбора, кроме как достичь целевых показателей сокращения выбросов. Парламент также установил новую цену на углерод (которая будет только расти) для домохозяйств и компаний, что делает эксплуатацию бензиновых и дизельных автомобилей, а также использование мазута и газового отопления всё менее привлекательными.
Проблема Германии в том, что большинство относительно легко реализуемых мер, например, повышение энергоэффективности в промышленности, уже приняты. Вот почему выбросы немецкой промышленности за последние десять лет не изменились. Теперь, чтобы добиться дальнейшего значительного сокращения выбросов, необходимо начать глубокую декарбонизацию. Это означает, что с этого момента компании и люди должны изменить свой способ ведения бизнеса и организации повседневной жизни. Именно это мы и наблюдаем сейчас.
Например, в отличие от совсем недавнего прошлого, энергоёмкая промышленность Германии начала поддерживать цель углеродной нейтральности к 2050 году и лишь очень мягко выразила скептицизм даже тогда, когда ЕС начал повышать свои климатические амбиции, готовясь к 2030 году. Многие компании с 2019 года взяли на себя обязательства по климату, которые более или менее соответствуют национальным целям. Речь идёт об операторах работающих на угле электростанций, производителях стали и цемента. Даже автомобильная промышленность в значительной степени осознала, что нужно действовать быстро, чтобы двери заводов не закрылись навсегда. Многим из этих компаний придётся пересмотреть значительную часть своей бизнес-модели. Большое количество предприятий, наконец, поняли, что решение климатического кризиса становится реальным бизнес-кейсом.
Мы наблюдаем заметный сдвиг парадигмы. До 2018 года большинство лиц, принимавших политические и деловые решения в Германии и Брюсселе, были убеждены, что роль лидера в процессе декарбонизации, с одной стороны, может быть моральным обязательством, но с другой – серьёзным экономическим риском. Сейчас многие из тех же людей обеспокоены местом Германии и ЕС в так называемой глобальной «гонке до нуля».
Имея существенные 20 процентов нынешней поддержки избирателей, зелёные, вероятно, станут частью правительства Германии после национальныx выборов в сентябре. Это даёт дополнительный импульс климатической политике ЕС и Германии. Тем не менее любому следующему правительству придётся преодолевать сложные препятствия на ухабистой дороге глубокой декарбонизации. Одним из них является проблема ускорения роста возобновляемых источников энергии (в настоящее время это 50 процентов производства электроэнергии в Германии). Не менее важно договориться с торговыми партнёрами об импорте зелёного водорода. Впрочем, мы можем смело заявить: Германия и ЕС вступают в фазу глубокой декарбонизации. И сейчас нет никаких признаков того, что они повернут назад.
