России необходимо занять выдержанную позицию по вопросу Идлиба, чтобы ситуация в Сирии развивалась в соответствии с интересами Москвы. Здесь определённую помощь могут оказать турки, предложив варианты решений по урегулированию ситуации в восточной части Сирии ради сохранения территориальной целостности страны, отметил в интервью ru.valdaiclub.com программный координатор Российского совета по международным делам Руслан Мамедов.
Долгое время Идлиб воспринимался в качестве «взрывоопасного» района, так как большая часть населения провинции не только находилась в оппозиции к президенту Сирии Башару Асаду, но и была смешана с радикальными группировками. За последние два года в Идлиб свезли по так называемым «коридорам безопасности» – из Алеппо, Восточной Гуты, Харасты или южной части Сирии – почти все радикальные элементы со всей страны в рамках договорённостей с российским центром по примирению враждующих сторон. Там собирались самые непримиримые и наиболее боеспособные группировки. Всех радикалов объединяло то, что они выступали против Асада и его правительства.
Очевидно, что ряд идлибских группировок находится под влиянием Турции. Именно поэтому Россия пошла на ряд уступок Анкаре с тем, чтобы Эрдоган разобрался с радикалами. Турция знает, какие группировки присутствуют в Идлибе, как с ними общаться. Турецкие вооружённые силы установили ряд контрольных пунктов в Идлибе и по периметру провинции в рамках астанинских договорённостей, в том числе чтобы контролировать оппозицию. Однако непонятно, каким образом Турция будет договариваться, скажем, с лидером филиала «Аль-Каиды»* в Сирии Абу Мухаммадом аль-Джулани, чья группировка «Хайат Тахрир аш-Шам»* является доминирующей и контролирует столицу провинции. Это самые подготовленные бойцы.
Как бы то ни было, перед Эрдоганом стоит задача в первую очередь отмежевать радикальные силы от «здоровых» сил оппозиции, а затем вытеснить радикалов. Однако возникает вопрос: куда они пойдут? Просто выехать куда-нибудь через Турцию – вариант, неприемлемый для турок и многих других акторов. Если же они окажутся за решёткой в Турции или в самом Идлибе – это другое дело. Существуют и другие варианты, но суть не меняется.
Иными словами, Россия отдаёт инициативу в руки Турции, и то, что будет там твориться дальше в отведённое Эрдогану время (до декабря 2018 года), зависит от Анкары. Результаты во многом определят дальнейший ход политического процесса. Если оппозиционные группировки каким-то образом «обеляются» в Идлибе, а проблемы с радикалами решатся – что сомнительно – то у Турции в дальнейшем будет больше возможностей для того, чтобы играть значимую роль в процессе формирования новой конституции, политическом процессе, процессе примирения и так далее. У неё будет больше влияния в будущем постконфликтном урегулировании.
Что касается целей России, то ей изначально было важно получить не контроль над Идлибом, а логистическое преимущество. В частности, Москву интересовала трасса М5, ведущая из Дамаска в Алеппо – это самая прямая и подготовленная трасса. Контроль над ней упростил бы всю доступную логистику. Кроме того, в рамках договорённостей Путина и Эрдогана – открытие трассы М4 в Латакию.
На переговорах между Ираном, Россией и Турцией, состоявшихся 7 сентября в Тегеране, сторонам не удалось достичь договорённости по Идлибу. Эрдоган был не согласен со своими коллегами и рассчитывал прежде всего на следующую двустороннюю встречу с Владимиром Путиным. Долгое время между собой общались главы генштабов, разведок. В результате было решено создать демилитаризованную зону в 15–20 километров.
Стратегическая задача Москвы состоит в том, чтобы договориться о структуре безопасности в регионе. Требуется определить, где проходят «красные линии»: кто и где летает, наступает и так далее. Для России также очень важно уничтожение определённых радикальных группировок, находящихся в Идлибе: в их составе те, кто выезжал из постсоветского пространства, в том числе – с Кавказа. Если планы по созданию демилитаризованной зоны будут реализованы, то группировки, находящиеся по периметру Идлиба, по сути, на линии фронта, будут вынуждены оставить свои фортификационные сооружения, логистические пункты и прочую инфраструктуру, а это и есть наиболее укреплённые районы, так как именно там пролегал фронт, расположенный на тех самых 15–20 километрах.
Стратегически дальнейшая судьба Идлиба имеет не самое принципиальное значение для России. Но важно, чтобы с той стороны не возникало угроз военной базе в Латакии. Стабильность, пусть и «замороженная», в Идлибе тоже приемлема. Другой вопрос, что безопасность реально должна быть обеспечена, и кто-то должен будет выступать гарантом этой стабильности.
Позиция центрального правительства Сирии заключается в том, чтобы «вернуть» каждый квадратный метр сирийской земли и установить над ними контроль. Но в Идлибе ситуация намного сложнее: это не юг, где есть возможность договориться. Договорённости по Идлибу между Турцией и Россией представляются как «временные», помогающие избежать гуманитарного кризиса. И это действительно так: если бы операция началась, число беженцев измерялось бы сотнями тысяч. Но в то же время Дамаском эти договорённости воспринимаются крайне болезненно, ведь Турция фактически получила для себя ещё один «осколок» Сирии.
Другая такая территория, по поводу которой Турция и Сирия спорят уже на протяжении нескольких десятилетий – провинция Хатай, прилегающая к Идлибу. Вернее, «Хатай» она для турок, а для сирийцев – «Искандерун» или «Александретта». Во времена французского протектората она была передана в пользование Турции, с чем сирийцы, конечно же, не согласились, считая её своей. Кроме того, турецкое население всё хуже относится к переселенцам из Сирии в своей стране, и существует масса проблем, требующих решения, что показывают последние исследования, например, International Crisis Group. Официально в Турции сейчас 3,5 миллиона сирийцев, а Идлиб только добавит проблем.
Вряд ли турки хотят забрать себе «осколок» Сирии – они скорее намерены выйти на договорённости с центральным правительством страны. Идлиб без радикалов стал бы в такой ситуации хорошим козырем для Эрдогана. Однако если радикалы остаются, а дроны продолжат угрожать российским базам в Латакии, то Асад и его союзники оставляют за собой решение о наступлении. Тогда мы снова получим войну и встанет вопрос об ухудшении гуманитарной ситуации.
Важно ещё раз отметить, что для России, как, впрочем, и для Дамаска, принципиально важен не Идлиб, а логистические пути. Стратегически же гораздо важнее восточная часть Сирии, где сосредоточены нефтяные и газовые месторождения. Сейчас они контролируются курдскими силами, которые прикрывают США. Администрация Трампа желает сохранить своё присутствие до действительно «заслуживающего доверия» политического процесса в американских интересах. В этом контексте именно восточная часть Сирии, контролируемая СДС, будет в дальнейшем на столе переговоров между союзниками Дамаска и теми, кто стоит за курдами.
А часть сирийских курдов турки считают террористами: внутри СДС мы имеем группировки YPG – так называемые «отряды народной обороны», связанные с боевиками Рабочей партии Курдистана, которая признана террористической организацией в Турции. Собственно, из-за этого продолжают ухудшаться отношения между Турцией и США. Кроме того, есть проблема Фетхуллаха Гюлена, который считается организатором попытки переворота в Турции в 2016 году.
В связи с этим России необходимо занять выдержанную позицию по этому вопросу, чтобы ситуация в Сирии развивалась в соответствии с интересами Москвы. Здесь турки даже могут оказать России определённую помощь, занявшись радикалами в Идлибе, открыв трассы М5 и М4 и предложив варианты решений по урегулированию ситуации в восточной части Сирии ради сохранения территориальной целостности страны. Совершенно очевидно, что американцы угрожают территориальной целостности Сирии. Тем не менее занятые курдами при поддержке американцев районы важны для Дамаска, чтобы перейти к процессу реконструкции и экономического восстановления страны.
* Запрещены в РФ.
