«Достижение обеспеченности – это лишь внешняя, поверхностная революция. Любовь к рабству может утвердиться только как результат глубинной, внутриличностной революции в людских душах и телах».
Олдос Хаксли
Большая часть человечества остаётся той же толпой, той же паствой, которую надо вести, – такова горькая пилюля реалий. Можно и нужно говорить о свободе личности и её действий, но через призму социальных обязательств, пишет Кубатбек Рахимов, экс-советник премьер-министра Киргизской Республики, PHD in economics, MBA.
Читая романы-антиутопии либо фантастику ушедшего ХХ века, можно отметить беспокойство интеллектуалов того времени относительно тоталитарности будущего, особенно в аспекте личной свободы и баланса обязательств индивидуума перед обществом, государством и другими индивидуумами. И они не зря беспокоились, так как перед их глазами разворачивались гигантские социально-экономические проекты в СССР, нацистской Германии, фашистской Италии, не считая элементов «общества будущего» в других странах Европы и США.
Чрезвычайно важными были технические элементы пропаганды и всех видов воздействия на человека в части подачи информации – печатное слово, радио, прямые обращения на митингах, кинематограф, театр, телеграф и телефон. После Второй мировой войны произошла «вторая пропагандистская революция ХХ века» – появилось телевидение. Телефонная связь стала доступной, радиопередачи могли осуществляться децентрализовано, типографская печать также кратно подешевела. Таким образом, борьба за умы и мировоззрение людей стала масштабнее, технологичнее и изощрённее. Но равного феномену телевидения не было ничего. Фактически электронно-лучевая трубка, подключённая к антенне, стала глобальным инструментом вне зависимости от того, какая страна и где она была расположена. Системы формирования мировоззрения и пропаганда как таковая благодаря телевидению становятся комплексными и многосоставными.
«Третья пропагандистская революция» пришлась на начало нового ХХI века. Интернет и его порождения затмили всё, что можно было бы назвать значимым в рамках предыдущих этапов. По сути, все вышеупомянутые компоненты – печатное слово, картинка, кино, прямая речь, адресное обращение, личный контакт с обратной связью, ещё и с возможностью обратиться к данным в любой момент – произвели кардинальные изменения с точки зрения не просто информационной революции, а резкой эволюции человека и человечества.
Биологи часто говорят, что технический прогресс лишь подчёркивает недостатки человека – его реакции и рефлексы зачастую остались со времён, когда он охотился на мамонта. То есть рефлексия биологического существа, которое стало лучше питаться, меньше болеть и дольше жить, на самом деле отталкивается от бессознательной программы, заложенной ещё на заре человечества. Еда есть в избытке? Отлично, будем потреблять её про запас, вдруг её не будет завтра (стандартная мысль первобытного человека). Реакция и последствия – 2,6 миллиарда человек на планете страдают ожирением или имеют лишний вес. Возникает необходимость вести борьбу с этим, так как, по некоторым оценкам, потери только стран G20 и ОЭСР оцениваются в более чем 5 триллионов долларов США. И так далее и тому подобное. Движение в сторону постиндустриальной экономики также вызывает взаимосвязанные проблемы, одна из которых является ключевой, – это рефлексия человеком окружающей действительности через призму собственных проблем. Включая, конечно же, вопрос свободы – личной, групповой, коллективной, «свободы от» и «свободы для».
И тут эпоха интернета с её бесчисленным инструментарием открывает ящик Пандоры – как оказалось, информация попала в ситуацию доступной пищи, в диапазоне от фастфуда до любых экзотических блюд.
И парадокс – удобство цифровых экосистем привело к процессу, подобному ожирению! То есть доступность и дешевизна реального фастфуда, с одной стороны, спасает от голода или недоедания, а с другой – становится триггером «информационного переедания или ожирения».
Любая зависимость будет иметь широкий диапазон, но в нашем случае, в условиях распространения социальных сетей, мессенджеров и онлайн-источников информации, особенно «живой картинкой», можно говорить о цифровом рабстве. По сути, происходит процесс не просто «подсаживания на иглу», с которой условно можно снять (существует понятие информационного или цифрового детокса), а именно замены привычных повседневных коммуникаций/рефлексий на удобные инструменты, которые заменяют десятки видов ранее известных. То есть, помимо информационных потоков извне, Homo digitalis в отличие Homo sapiens становится киборгом, зависящим от своей кибернетической составляющей больше, чем от своей истинной человеческой природы. Информация становится пищей с бесконечным приёмом, без перерыва и пауз – современный человек за свою жизнь потребляет информации больше, чем все предыдущие поколения его предков вместе взятые. Если закон Мура действует для вычислительной мощности, то и для современного человека есть похожие зависимости. Понятно, что те же биологи успокаивают нас, что человеческий мозг обладает невероятным возможностями, но мы видим, как меняет тела то же ожирение относительно идеального человеческого тела, изображённого и воспетого в античные времена. Цифровое, информационное ожирение не просто зависимость, это предтеча и первый этап цифрового или кибернетического рабства.
Где начинается и заканчивается свобода «Хомо дигиталис»? Как она соотносится с классической моделью свободы личности и её взаимоотношений с обществом и государством? Понятно, что можно долго цитировать Юваля Ноя Харари и его знаменитую книгу про Homo deus, но вопросы остаются вопросами – что такое свобода, что такое несвобода и есть ли некая «серая» зона перехода с объективным описанием, а не субъективной рефлексией?
Кстати, история человечества движется по спирали – Homo digitalis своим названием обязан… пальцу, который на латыни так и называется digitus. Глядя на людей, погружённых в свои смартфоны и управляющих ими именно пальцами, понимаешь, что всё это неслучайно.
Цифровая охлократия
Оборотная сторона цифрового рабства – это цифровая охлократия. Как было ранее указано, биологически человек находится на уровне рефлексов первобытного предка. А в социальном плане? С точки зрения зрелости индивида по отношению к требованиям и запросам общества? Признания ограничений де-факто, без которых, например, невозможно говорить о безопасности конкретных стран?
Опыт «арабской весны», в ходе которой были обкатаны технологии использования Twitter, хорошо изучен и проанализирован.
Опыт белорусской недореволюции или так называемый «феномен Нехты» показал невероятную силу и мощь мессенджера Telegram, по иронии судьбы созданного российским предпринимателем Павлом Дуровым. В самый разгар событий на канал были подписаны почти 2,16 (!) миллиона человек при населении Белоруссии порядка 9 миллионов человек. Многие известные средства массовой информации получали данные от этого канала и использовали аудио-, фото- и видеоматериалы, залитые на «Нехту», что привлекло сотни тысяч подписчиков из-за пределов Белоруссии. На тот момент этот канал входил в сотню самых массовых в Telegram. Сейчас, через год с небольшим после накала страстей, у «Нехты» порядка 900 тысяч подписчиков, что говорит о том, что процесс противостояния не закончился. Самое важное в этом кейсе – что протестное движение, будучи массовым (участвовали сотни тысяч демонстрантов в Минске и крупнейших городах Белоруссии), управлялось не конкретными лидерами оппозиции, а именно администраторами телеграм-канала, которые физически находились в Польше. Блокировка того же WhatsApp повлияла на обмен информацией, но личная позиция Павла Дурова и технические возможности Telegram это компенсировали. По сути, это первый прецедент, когда массовые демонстрации управлялись одним-единственным каналом в мессенджере.
Октябрьские события 2020 года в Киргизии показали синергию продуктов Цукерберга, когда информационные потоки моментально переливались и структурировались между постами в Facebook и чётким целеполаганием в группах WhatsApp – то, что было реально удобно внутри экосистемы Telegram, вполне заменялось двумя взаимодополняющими продуктами. Ограничение на бесплатные группы в WhatsApp в 256 участников легко, непринуждённо и невинно обходилось каскадно-сетевым принципом организации групп в мессенджере с охватом десятков тысяч человек. Вирусные видео моментально разлетались сотням тысяч пользователей, значимо опережая традиционные СМИ, а прямые трансляции в Facebook стали умолчанием, и каждый пользователь сети мог стать знаменитым, если он оказался в нужном месте и в нужный час с включённой трансляцией в Facebook или Instagram. Результат налицо – толпа ворвалась в здание, где располагались администрация президента и парламент Киргизии, и по итогу руководитель страны подал в отставку, а выпущенный из тюрьмы оппозиционный политик стал сначала премьер-министром, а затем президентом страны. Одним из ключевых факторов успеха Садыра Жапарова является его 100%-я вовлеченность в социальные сети и мессенджеры. Фактически находясь то в эмиграции, то в тюрьме после своего возвращения в Киргизию в 2017 году и вплоть до событий в октябре 2020 года, он управлял всеми процессами и контактировал со своими сторонниками исключительно через WhatsApp и Facebook.
Если отбросить эмоции, то можно увидеть в данных кейсах риск, а именно феномен возникновения цифровой охлократии. То есть привычная нам из истории толпа, крушащая всё на своём пути, теперь диджитализировалась, оцифровалась и организовалась в непривычном пока формате – в одной руке транспарант или камень, а в другой – смартфон. По сути, политические требования не так важны – человечество устроено так, что всегда есть недовольные существующим порядком. Речь идёт именно о том, что охлократия стала цифровой и от этого – гораздо более опасной и разрушительной. Возможность децентрализованной организации протестов с использованием шифрования в мессенджерах с параллельным использованием страниц в социальных сетях, стримами и множеством иных технических новшеств ставит вопрос ребром – а как мы будем жить дальше, если толпа становится сильнее и опаснее, организованнее и гибче? Где гарантии неприкосновенности нашей свободы, безопасности и сохранности имущества? Каковы механизмы профилактики и противодействия возможным противоправным действиям? Сохранятся ли закон и право, общественный порядок и государственное устройство?
Сознательная оговорка при использовании термина «охлократия» в значении «власть толпы»: это именно незаконные действия с деструктивными целями. Речь не идёт о мирных демонстрациях или шествиях, тем более о конституционных правах граждан на свободу слова – эти механизмы законны, имеют свои основания и как правило делегируют исполнение требований политикам в рамках существующей политико-правовой системы.
Сбой в работе продуктов Марка Цукерберга в начале октября 2021 года показал зависимость пользователей от социальных сетей и мессенджеров – с одной стороны, мы к ним привыкли, они удобны, они необходимы нашим digiti, а с другой – мы нуждаемся информационном фастфуде и чувстве сопричастности к глобальному миру.
Таким образом, наш дивный новый мир «Хомо дигиталис» очень далёк от образа «Хомо деус». Большая часть человечества остаётся той же толпой, той же паствой, которую надо вести, – такова горькая пилюля реалий. Более того, пандемия коронавируса показала хрупкость нашего мироздания – по крайней мере, мы смогли увидеть, что государство не умерло, как предрекали анархисты и либертарианцы, оно осталось. Да, оно должно меняться и трансформироваться, однако не в угоду некой моде или конъюнктуре, а исходя из национальных интересов, не ущемляющих такую же свободу других государств. Соответственно и сообразно также можно и нужно говорить о свободе личности и её действий, но через призму социальных обязательств – например, мы были свидетелями ковид-диссидентства или массового антиваксерства и отказа отдельных индивидов соблюдать те или иные требования, защищающие жизнь и здоровье других людей. Понятно, что в ряде стран карантинные меры были чрезмерны и избыточны, что вызывало законное недовольство. Но в ряде случаев мы видели, что это выливалось в массовые шествия и демонстрации, не всегда разрешённые и не всегда мирные. Соответственно, фактор той же цифровой охлократии, в периоды, подобные пандемии коронавируса, только усиливается, так как люди выдавлены в цифровой мир.
Поэтому нам необходимо переосмыслять наш «дивный новый мир» на стыках философских, юридических, гуманитарных, технологических аспектов и вырабатывать правила игры, отбросив некоторые иллюзии и заблуждения.
