Лучше быть бедным, но живым. Что ж, если не считать некоторых преувеличений насчёт масштабов коронавирусной угрозы и степени исходящей от неё опасности, с этим посылом прессы КНДР вполне можно согласиться. Есть основания надеяться на то, что в деле сдерживания и контроля вируса и его носителей северокорейская система окажется весьма эффективной – в том числе и из-за тех своих черт, которые обычно не вызывают к ней особой симпатии, пишет Андрей Ланьков, профессор Университета Кунмин (Сеул).
21 января в северокорейских СМИ появились первые сообщения о новой инфекции, распространяющейся в Китае, – и тон этих сообщений с самого начала был весьма тревожным.
22 января «Нодон синмун», главная газета страны и самый авторитетный «голос власти», довольно подробно написала о том, что происходит в Китае. В статье не только были перепечатаны сообщения китайских информагентств о ситуации в Ухане, но и содержалось, со ссылкой на (не удивляйтесь!) британских учёных, сообщение о том, что Китай, возможно, занижает количество жертв новой болезни. Подобное замечание было весьма необычно – в последние полтора-два года руководство КНДР старается всячески подчёркивать свою лояльность Китаю и его нынешнему руководству.
С этого момента сообщения о коронавирусе стали появляться в северокорейской прессе регулярно, причём почти с самого начала эти сообщения носили алармистский характер. Население успокоить не пытались – скорее, наоборот, его настраивали на то, что на страну извне надвигается грозная опасность.
Вообще у Северной Кореи есть вполне устоявшаяся реакция на внешние инфекционные угрозы. Как только появляются сообщения о новой эпидемии или даже заметной угрозе таковой, Северная Корея закрывает свои границы, причём делает это на довольно длительный срок. Не считая нынешней ситуации, в этом столетии к закрытию границ Пхеньян прибегал три раза: в 2003 году во время эпидемии атипичной пневмонии SARS, в 2014 году во время вспышки Эболы и в 2015 году во время эпидемии MERS. То обстоятельство, что вспышка Эболы в далёкой Африке привела к закрытию северокорейских границ, показывает, что в Пхеньяне в вопросах борьбы с эпидемиями склонны к перестраховке. Тем не менее в стране существует вполне устоявшийся и отработанный подход к эпидемиологическим угрозам извне. Неудивительно, что и на этот раз в КНДР действовали по привычным образцам – пусть и в необычно жёсткой форме.
Поэтому начиная с 26 января северокорейское правительство ввело в действие пакет карантинных мер – о некоторых из них объявляли в печати, а о других сообщали «тем, кому положено», по закрытым каналам передачи информации. В полной мере пакет этот заработал в самом начале февраля, так что получилось, что КНДР стала второй страной мира после Китая, которая в полной мере начала противодействовать эпидемии коронавируса. При этом, по понятным причинам, принимаемые в Северной Корее меры существенно отличались от китайских, ибо были направлены не на изоляцию каких-то регионов, а на предотвращение проникновения вируса в страну извне.
Эти меры включали:
-
Полное прекращение авиационного и пассажирского железнодорожного сообщения с внешним миром (грузовое железнодорожное сообщение сохранялось, пусть и в меньших масштабах).
-
Контрольно-пропускные пункты на границе с Китаем работали только на выпуск, разрешая иностранцам (а возможно, и северокорейским гражданам с соответствующими документами) покидать КНДР, но при этом никого не впуская в страну.
-
Для тех иностранцев, кто прибыл в страну до введения в действие чрезвычайных мер или же был допущен в порядке исключения после их введения, был установлен 30-дневный карантин (вначале срок был установлен в 15 дней, но потом продлён).
-
Все граждане КНДР, вернувшиеся из-за границы, были помещены на карантин – число лиц, находящихся на этом карантине, по сообщениям официальной печати, в феврале достигло 10 тысяч человек, но потом стало постепенно сокращаться. По окончании карантина, который проходит не дома, а в специально выделенных карантинных центрах, человек находится под медицинским наблюдением ещё 30 дней.
-
Передвижение иностранцев (в основном дипломатов) по Пхеньяну было жёстко ограничено с конца января. Конкретные правила пересматривались время от времени, но в целом приехавшие из-за рубежа оказались в ситуации, весьма напоминающей домашний арест, с полным запретом на посещение даже тех немногих заведений, в которые им разрешалось ходить ранее. Часть иностранных дипломатов была эвакуирована чартерными рейсами.
-
В школах были введены каникулы, которые продлятся как минимум до середины апреля.
-
Были полностью отменены или же проведены в скромных масштабах многие массовые мероприятия. Важно, что ограничения коснулись и тех мероприятий, которые имеют важное идеологическое значение (например, связанных с празднованием 16 февраля Дня Сияющей Звезды, то есть с днём рождения Ким Чен Ира, отца нынешнего правителя). До недавнего времени подобные идеологические компромиссы казались немыслимыми.
-
В начале февраля был резко упрощён план боевой учёбы вооружённых сил и, насколько можно судить, отменены или сокращены увольнительные личному составу, так что до середины марта северокорейские военные находились в казармах, почти не вступая в контакты за пределами своей части или подразделения.
С начала февраля северокорейские власти стали принимать активные меры, направленные на прекращение контрабандной торговли на границе с Китаем. В данном случае слово «контрабандная» не должно вводить в заблуждение – подобная деятельность ведётся не просто с ведома северокорейских властей, но под их покровительством и часто ими самими.
В 2016–2017 годах Совет Безопасности ООН ввёл против КНДР санкции, весьма близкие к полному эмбарго на торговлю с этой страной. В качестве одного из способов избежать экономической катастрофы северокорейские внешнеторговые фирмы (формально государственные, но часто частные, с неким подобием государственной лицензии) начали вести активную неофициальную торговлю с теми китайскими фирмами, которые были готовы идти на некоторый риск, игнорируя решения ООН. В Китай по ночам через пограничные реки, минуя таможню, уходили уголь и морепродукты, а из Китая ввозили продукты питания и, главное, жидкое топливо. Китайские власти во многом закрывали глаза на происходящее, а власти северокорейские его прямо поощряли.
Так вот, в начале февраля вся эта полузаконная деятельность, жизненно важная для поддержания северокорейской экономики на плаву, была на какое-то время прекращена северокорейской стороной. Это оказало немалое влияние на экономику: цены на жидкое топливо, которые давно формируются в КНДР на чисто рыночной основе, ощутимо увеличились. В этой обстановке власти пошли на уступки и разработали новые правила, которым обязаны подчиняться «официальные контрабандисты», просто по роду деятельности вынужденные иметь дело с китайцами. Общение их с местным населением сведено к минимуму, и время от времени «контрабандистов» отправляют в карантин. «Официальная контрабанда» возобновилась, и к концу февраля цены на дизельное топливо, поднявшиеся на 30%, несколько снизились.
Северокорейская печать время от времени признаёт, что принятые меры неизбежно окажут на экономику страны негативное влияние. Тем не менее, подчёркивают СМИ, меры эти необходимы для спасения людей и поэтому оправданы.
Северокорейская пресса начала активную кампанию, направленную на соблюдение правил гигиены и санитарной безопасности. В некоторых статьях в «Нодон синмун» нарушение этих правил стали даже приравнивать к политическим и идеологическим преступлениям.
В печати содержится в целом объективная информация о вирусе и методах его профилактики. Активно идёт реклама масок. Например, 3 апреля «Нодон синмун» в статье под характерным названием «Всегда оставаться в состоянии готовности и мобилизации» объяснила, что крестьянам во время надвигающихся полевых работ следует работать в масках.
С февраля фотографии с производства, появляющиеся на страницах «Нодон синмун» и иных официальных изданий, изображают людей, которые стоят у станков или сидят на совещаниях в защитных масках. Правда, проведённый специалистами анализ этих фотографий показал, что во многих (но не во всех!) случаях маски эти были добавлены к изображению с помощью фотошопа. Тем не менее готовность таким образом «улучшать» реальность сама по себе многое говорит об официальных установках, которые сейчас существуют в КНДР. Показательно и то, что в масках сейчас ходит и свита Высшего Руководителя, включая генералов.
Северокорейская печать много рассказывает о пандемии, постоянно подчёркивая, что нынешние проблемы не уникальны для КНДР, а затронули весь мир. Если принимать во внимание эту пропагандистскую установку, то неудивительно, что сообщения о пандемии отбираются в целом самые мрачные и негативные. В номере «Нодон синмун» от 6 апреля, например, содержатся отдельные заметки о ситуации с коронавирусом в Испании, странах Африки, США и Южной Корее – причём, что несколько необычно, в заметке о Южной Корее косвенно признаётся, что дела там обстоят в целом лучше, чем во многих других странах. В любом случае везде речь идёт о смертях и перегруженных больницах.
Главный пропагандистский посыл можно описать примерно так: «В мире свирепствует страшная эпидемия, но наша страна пока сдерживает её напор. Шансы на успех есть, но нам нельзя расслабляться. Успех будет стоить немало, нас ждут неудобства и лишения, нам придётся затянуть пояса потуже, но лучше быть бедным, но живым». Что же, если не считать некоторых преувеличений насчёт масштабов коронавирусной угрозы и степени исходящей от неё опасности (впрочем, обычных и для изданий в куда более свободных странах), с этим посылом вполне можно согласиться.
Да, а как обстоят дела с заражёнными в КНДР? Официально утверждается, что их нет, ну а в действительности – кто же его знает. В любом случае очевидно, что в Северной Корее вирус пока широко распространиться не смог, а что будет дальше – посмотрим. Впрочем, есть основания надеяться на то, что в деле сдерживания и контроля вируса и его носителей северокорейская система окажется весьма эффективной – в том числе и из-за тех своих черт, которые обычно не вызывают к ней особой симпатии.
