Фактически выборы в Великобритании стали вторым референдумом по Brexit. Джонсон обязан своей победой многим избирателям, которые проголосовали за Brexit на референдуме 2016 года и были разочарованы тем, что выхода страны из ЕС так и не произошло. Можно сказать, что на этих выборах сторонники Brexit победили во второй раз. Причём и более убедительно, чем в 2016 году, и более эффектно, потому что теперь итоги референдума подкрепляются парламентским большинством. Когда новый парламент соберётся, трёхлетний тупик после референдума завершится, пишет Мэри Дежевски, колумнист газеты The Independent.
У британских премьер-министров есть привилегия (хотя и более ограниченная, чем раньше) – назначать дату всеобщих выборов. Однако решение проводить выборы до истечения пятилетнего срока – это всегда риск. Решение Терезы Мэй о проведении выборов в июне 2017 года привело к катастрофе: она потеряла то большинство, которое её Консервативная партия на тот момент имела в Палате общин, и не смогла убедить достаточное количество депутатов одобрить её сделку по Brexit с Брюсселем. Но Борис Джонсон азартен, и его ставка дала выигрыш, хотя риск, по сути, был больше.
Впервые за почти 100 лет Джонсон назначил внеочередные выборы зимой, хотя плохая погода и тёмные вечера могли снизить явку избирателей. Но этого не случилось. Несмотря на известные недостатки характера, в том числе хаотичную личную жизнь и сомнения в его честности и надёжности, Джонсон решил сам вести свою предвыборную кампанию (что невольно напомнило президентские выборы в США). Пока избиратели посмеивались над его минималистичным лозунгом: “Get Brexit done”, он сделал Brexit чуть ли не единственной проблемой страны. Он также рискнул рассориться с консервативными избирателями, которые хотели остаться в ЕС, приостановив членство в партии депутатов, выступивших против его пересмотренного соглашения о Brexit. Это означало, что они не могли баллотироваться на переизбрание в качестве членов партии, поэтому каждый кандидат от консерваторов был сторонником Brexit.
Наградой Джонсона стало большинство в Палате общин – 78 мест. Это лучший результат для любой правящей партии после второй победы Тони Блэра на выборах в 2001 году, что завершило десятилетие подвешенных или почти подвешенных парламентов. Обладая таким большинством, Джонсон может теперь уверенно гарантировать прекращение членства Великобритании в ЕС до конца января 2020 года. У него будет больше свободы для манёвра как на переговорах с Брюсселем до и после 31 января, так и в области внутренней политики. Таким большинством не обладал ни один консервативный лидер со времён Маргарет Тэтчер.
Фактически голосование в четверг стало вторым референдумом по Brexit, но в иной форме. Джонсон обязан своей победой многим избирателям, особенно на севере Англии, которые проголосовали за Brexit на референдуме 2016 года и были разочарованы тем, что выхода страны из ЕС так и не произошло. Большие и малые города, которые на протяжении многих десятилетий голосовали за лейбористов, переметнулись к консерваторам, чтобы “Get Brexit done”.
В Лондоне и на юго-востоке Англии, где сторонники лейбористов в целом выступали за то, чтобы остаться в ЕС, такого бегства в лагерь консерваторов не наблюдалось. Но и здесь сторонники сохранения членства страны в ЕС оказались ослабленными из-за раскола между лейбористами и либеральными демократами.
Можно сказать, что на этих выборах сторонники Brexit победили во второй раз. Причём и более убедительно, чем в 2016 году, когда результат референдума составлял 52–48 процентов, и более эффектно, потому что теперь итоги референдума подкрепляются парламентским большинством. Когда новый парламент соберётся, трёхлетний тупик после референдума завершится.
На выборах значительно проиграли все остальные партии, кроме шотландских националистов, которые закрепили своё господство в Шотландии. Лидер лейбористов Джереми Корбин заявил, что не будет участвовать в следующей предвыбороной борьбе. Потеряли свои места в парламенте лидеры проевропейских либерал-демократов и пробрекзитская Демократическая юнионистская партия Северной Ирландии, на поддержку которой опиралась Тереза Мэй.
Тот факт, что в настоящее время на промышленном севере Англии имеется большое количество округов, которые будут представлены в парламенте депутатами-консерваторами, также поднимает вопрос о том, «одолжили» ли эти люди свои голоса консерваторам, чтобы гарантировать выход Великобритании из ЕС, или налицо существенный сдвиг в политических настроениях населения.
Этот вопрос поднял сам Борис Джонсон почти сразу, как только стали известны результаты выборов. Он сразу же запел иначе, чтобы заявить о «консерватизме одной нации» – то есть инклюзивном бренде консерватизма, в отличие от правительства привилегированных и для привилегированных, как это часто наблюдалось в Консервативной партии в последние годы. Он также предположил, что партия должна измениться, чтобы приспособиться к новым избирателям из рабочего класса и северных районов.
Фактически можно утверждать, что Джонсон был избран как консерватор одной нации ещё в течение его двух сроков на посту мэра Лондона, когда он проводил практически ту же политику, которую обещал в своём манифесте на этих выборах: больше полиции на улицах, роль общественности, а также частного сектора, терпимость к этническим и религиозным различиям и открытость для новых инфраструктурных проектов. Но избиратели Лондона, как снова показали результаты выборов на этой неделе, склоняются влево. Джонсон – редкий политик, который апеллирует к партийным разногласиям. На этой неделе он выполнил тот же трюк в национальном масштабе.
Какой будет внешняя политика Великобритании после Brexit – пока открытый вопрос. Похоже, что в правительственных кругах ведутся дискуссии о том, как далеко следует переориентировать политику страны с Европы на остальной мир, насколько потенциал роста торговли должен перевешивать другие соображения, следует ли наращивать военно-морскую мощь ввиду роста Китая и насколько Содружество наций и другие международные организации, такие как ООН, следует рассматривать в качестве форумов для обеспечения интересов Великобритании.
При общем согласии в том, что Великобритании понадобятся все друзья, на которых она сможет рассчитывать, возможно, также наметится сближение Лондона и Москвы. Сам Джонсон не педалировал эту тему в течение своего короткого пребывания на посту министра иностранных дел, на которое также пришёлся инцидент в Солсбери. В своих журналистских работах Джонсон был скорее «реалистом» во внешней политике, чем идеологом. Однако вряд ли Джонсон будет уделять большое внимание роли Великобритании на мировой арене после Brexit, учитывая срочную необходимость формирования условий для новых отношений с ЕС и урегулирование разногласий внутри страны.