Мягкая сила США всё ещё сильна среди французской элиты. Но во французском общественном мнении по-прежнему очень популярно наследие де Голля и Миттерана. Об их наследии пишет Паскаль Бонифас, директор Института международных и стратегических отношений (IRIS).
В марте 1966 года президент Франции Шарль де Голль написал президенту США Линдону Джонсону письмо, в котором объявил, что Франция выйдет из единой структуры военного командования НАТО, оставаясь при этом членом Атлантического альянса. Письмо быстро стало достоянием гласности.
Де Голль прямо указал, что условия, которые привели к созданию НАТО, больше не существуют и что военные меры, принятые после создания Атлантического альянса, уже не имеют смысла. Франция хотела вернуть полный суверенитет над своей территорией, который в то время был ограничен постоянным присутствием иностранных военных соединений, положить конец своему участию в единой структуре командования и не отдавать французские вооружённые силы под эгиду НАТО.
Это решение было поддержано во Франции партией голлистов и коммунистической партией (хотя она и была противником де Голля по внутренним вопросам) и подверглось резкой критике со стороны центристского движения и некоммунистических левых партий, включая сторонников Франсуа Миттерана. В первую очередь оно было доказательством независимости. Благодаря мирному сосуществованию и разрядке Советский Союз больше не представлял собой военную угрозу и риска для французского суверенитета, и в таких условиях защита США больше не требовалась. Де Голль считал, что Вашингтон имеет слишком большое влияние на политику Франции и что национальные интересы требуют свободы от американского влияния.
Противники де Голля считали, что он рискует расколоть семейство западных стран. Они полагали, что советская угроза, пусть и менее важная, чем в 1950-х годах, по-прежнему означала необходимость сомкнуть ряды под руководством США.
Европейские члены НАТО разделяли эту точку зрения. Им казалось слишком рискованным предпринимать шаги, которые могли бы разъединить безопасность США и безопасность Европы.
Но если де Голлю и удалось сделать свой гамбит, то это произошло из-за фундаментальной разницы между Францией и другими европейскими странами. Франция была ядерной державой. Следовательно, в ядерном зонтике США больше не было необходимости. Франция могла самостоятельно сдерживать советскую угрозу, не полагаясь на ядерную защиту США. Несмотря на разницу сил, Париж за счёт уравновешивающего ядерного фактора, который делал возможным «сдерживание сильного слабым», мог на равных говорить с Вашингтоном и Москвой.
Для Линдона Джонсона приоритетными являлись внутренние проблемы и война во Вьетнаме. Он был реалистом в достаточной степени, чтобы не возражать против действий де Голля. Было бы невозможно действовать иначе, не платя огромную политическую цену.
В 60-е годы де Голль развивал свою особую дипломатию. Он отправился в Азию, где критиковал войну во Вьетнаме, в Латинской Америке он выступал за дипломатическое самоопределение и против исключительного американского влияния. Он критиковал роль доллара как международной валюты.
Он поехал в Советский Союз, предлагая создать Европу «от Атлантики до Урала», то есть с Советским Союзом и без США. Де Голль, будучи консерватором и националистом, никоим образом не симпатизировал коммунизму. По его мнению, развитие контактов с Москвой было лишь инструментом повышения французского дипломатического потенциала.
Это дало Франции необычайную популярность в мире, прежде всего в странах третьего мира. У Франции возникла крайне специфическая позиция. Западная страна, не присоединившаяся к Вашингтону.
Вот почему, придя к власти в 1981 году, Франсуа Миттеран, который ранее был главным противником политики де Голля, сохранил и даже развивал ту же линию. Он выступал в пользу американских ракет «Першинг-2», чтобы противостоять советским РСД-10, но противостоял попыткам Рейгана помыкать европейскими членами НАТО. Следуя по стопам де Голля, он выступал за самоопределение южных стран. Он даже отправил оружие в Никарагуа, когда на сандинистский режим напал Рейган. И он был единственным западным лидером, категорически выступившим против Стратегической оборонной инициативы (СОИ) Рейгана.
Миттеран говорил, что НАТО не должна становиться «священным союзом». Его идея, как и идея де Голля, заключалась в том, чтобы сохранить автономию французской дипломатии и расширить пространство для манёвра. Возникла новая концепция «голло-миттеранизма». Дипломатию, созданную де Голлем, продолжил и развил его левый наследник. Таким образом, в международной политике Франции больше не существовало разделительной линии между левыми и правыми – в отличие от внутренней политики.
В международных делах черта проходила между атлантистами и голло-миттеранистами. Для первых главными факторами были единство и солидарность Запада, недопущение раскола между США и ЕС и сохранение защиты со стороны США. В связи с этим лидерство США не только не вызывало беспокойства, но и приветствовалось. Для вторых наиболее важны были независимость и автономия. Франция должна была оставаться «союзной, но не подчинённой». Если обнаруживалось, что у Вашингтона и Парижа разные взгляды и разные интересы, Франция не должна была отказываться от своего выбора, а напротив, должна была его защищать, даже если это плохо воспринималось в Вашингтоне.
Франция – западная страна, но её принадлежность к Западу не может определяться исключительно этим. Идентичность Франции гораздо сложнее благодаря её истории, географии и историческому наследию. Сводить Францию исключительно к её западной идентичности ошибочно и опасно.
После распада Советского Союза и окончания холодной войны возникли сомнения, переживут ли идеи де Голля и Миттерана тот исторический момент, которым они были порождены.
Если противостояния между Востоком и Западом больше нет, сохраняет ли голло-миттеранизм былую актуальность?
Ответ однозначно утвердительный. Конечно, стратегический ландшафт изменился, исчез один из ключевых героев прежнего периода. Но по-прежнему остался важный выбор: является ли Франция страной, имеющей свои стратегические приоритеты, или она лишь крупный партнёр, которому в драматических обстоятельствах приходится следовать за другим лидером.
На смену атлантистам пришли западники или неоконсерваторы. Эти люди верят в превосходство западных ценностей. Они думают, что однополярный мир под руководством Америки лучше, чем многополярный, в котором право голоса есть и у недемократических стран, таких как Россия или Китай. Согласно их видению, западным странам угрожают ревизионистская Россия, которая хочет отомстить за унижения 1990-х годов, усиливающийся Китай или радикальный деспотический ислам. Следовательно, Запад имеет право и даже обязан защищаться, в том числе посредством упреждающего военного вмешательства.
Ширак предпочёл остаться при своих убеждениях и публично и энергично заявить о своём несогласии с американским проектом.
Его мнение заключалось в том, что ведение войны без международного консенсуса (в отличие от войны в Персидском заливе в 1990–1991 годах) и без несомненных доказательств существования иракской программы ОМП может привести только к развитию терроризма, не говоря о нестабильности и конфликте между мусульманскими и западными обществами.
Саркози хотел изменить ситуацию по сравнению с Шираком. Его прозвали «Сарко-американец», чем он был вполне доволен. Он неоднократно утверждал, что Франция принадлежит к «западной семье», – чего никогда не делали ни де Голль, ни Миттеран, ни Ширак. Он также решил реинтегрировать Францию в единую командную структуру НАТО. Ему посчастливилось осуществить это впечатляющее возвращение в апреле 2009 года, когда медовый месяц между французами и Обамой был на пике. «Обамамания» позволила легче проглотить эту пилюлю. При этом он также хотел наладить прочные связи с Россией.
В ходе избирательной кампании 2017 года Макрон по разным поводам провозглашал себя приверженцем де Голля и Миттерана. Он явно приравнивает двух своих предшественников, Саркози и Олланда, к неоконсерватизму: первого – за начало (катастрофической) военной операции в Ливии, второго – за нанесение ударов по Башару Асаду.
На самом деле ни Саркози, ни Олланд не были настоящими неоконсерваторами. И Макрон не такой пламенный голло-миттеранист, как его образцы для подражания. Саркози и Олланд поддерживали тесные контакты с Россией. Во время грузино-российской войны в 2008 году Саркози сопротивлялся попыткам стран НАТО возложить вину только на Москву и действовал как честный посредник между Тбилиси и Москвой. Роль Олланда была определяющей при разработке Минских соглашений после украинско-российской конфронтации. Впрочем, он одобрил санкции против России.
Макрон поддерживает тесные контакты с Путиным, которого принимали в Версале и в форте Брегансон. Макрон также подверг критике в 2019 году «глубинное государство», которое выступает против его российской политики. При этом никаких изменений в своём дипломатическом штате он не проводил.
Франция не выступала против противоракетной программы НАТО и выхода США из ДРСМД. Неоконсерваторы занимают прочные позиции в Министерстве иностранных дел, не говоря уже о СМИ. Мягкая сила США всё ещё сильна среди французской элиты. Но во французском общественном мнении по-прежнему очень популярно наследие де Голля и Миттерана.
