Практика показала, что никакое прямое вмешательство извне, и особенно военное, не способно обеспечить в Афганистане мир и национальное согласие. Сохраняющийся многолетний тупик, как подмечают некоторые исследователи, привёл страну к ностальгии по «сильной руке», которая вмиг разрешила бы все проблемы. Однако такие предположения иллюзорны, считает Михаил Конаровский, Чрезвычайный и Полномочный посол, ведущий научный сотрудник Института международных исследований МГИМО.
Неожиданная пандемия СOVID-19, на время занявшая умы мировых политических элит, не оправдала робкие надежды на возможность оказания ею некоего оздоравливающего воздействия на зашкаливающе высокий градус напряжённости в международных отношениях. Коронавирус лишь внешне и ненадолго отвлёк от них основное внимание общественности, средств массовой информации и Интернета. Сами же процессы, как на глобальном, так и на региональных уровнях, шли своим чередом, эволюционируя в направлении дальнейших неопределённостей и новых вызовов.
Всё это полностью относится и к многолетнему застарелому внутреннему конфликту в Афганистане, который в связи с прямой или косвенной вовлечённостью в него ведущих мировых держав, а также соседних государств уже давно носит зримый региональный характер. При этом за последние полстолетия, несмотря на политико-идеологический калейдоскоп режимов в Кабуле («прокоммунистическое» правление, коалиция его религиозно-националистических оппонентов, правление фундаменталистских исламистов-талибов , нынешняя прозападно ориентированная коалиция), в стране так и не был достигнут внутренний консенсус о власти. Противоборствующие стороны, демонстрируя неспособность к реальным договорённостям и взаимным уступкам, всегда уповали на содействие со стороны внешних сил – как глобальных, так и региональных. Однако практика показала, что никакое прямое вмешательство извне, и особенно военное (будь то со стороны СССР в 70–80-х годах прошлого века или со стороны США и НАТО в течение более двух последних десятилетий), не способно обеспечить в этой стране мир и национальное согласие.
Сохраняющийся в Афганистане многолетний тупик, как подмечают некоторые исследователи, привёл страну к ностальгии по «сильной руке», которая вмиг разрешила бы все проблемы. Однако такие предположения иллюзорны – настолько фрагментированы и разобщены все афганские этнополитические элиты и стоящие за ними сторонники. Тем не менее решить афганский вопрос могут и должны только сами афганцы. Никакие внешние рецепты не способны помочь этому. Мировое и региональное сообщества могут только (при проведении чётко согласованной линии) активно побуждать противоборствующие военно-политические стороны к осознанию необходимости достижения реальных, а не декларативных взаимных договорённостей.
Уже давно осознав это, Россия в течение последних лет активно побуждала как Кабул, так и талибов, к тому, чтобы сесть за стол переговоров, поскольку военное решение афганского противостояния практически нереально. Для этого она, как известно, в своё время выступила с инициативой создания Московского формата консультаций различных афганских фракций с участием заинтересованных внешних сил – и региональных, и внерегиональных. Однако поначалу это вызвало настороженность Вашингтона и резкое неприятие со стороны официального Кабула, который расценил такие шаги как якобы заигрывание Москвы с талибами в противовес интересам центральных властей страны. Тем не менее, несмотря на видимые препоны, именно российская инициатива, на которую откликнулись в том числе и центральноазиатские соседи Афганистана, дополнительно способствовала окончательному осознанию Вашингтоном при Дональде Трампе необходимости прямых переговоров с талибами по взаимоувязанным вопросам вывода из Афганистана американских войск и запуска межафганского диалога. Впоследствии значительную роль на этом пути сыграл и инициированный Москвой формат тройки США – Россия – Китай с возможностью его расширения.
По иронии судьбы, во второй половине прошлого февраля, в разгар COVID-19 (который позже серьёзно затронул и Афганистан), завершились непростые, длившиеся почти полтора года американо-талибские переговоры. Они безусловно стали новым рубежом в попытках начать реальное движение в сторону разрешения ситуации в стране. При этом каждая из сторон, естественно, интерпретировала итоги переговоров как свою победу. Вашингтон сбалансировал их официальным подтверждением сохранения всех военно-политических обязательств перед Кабулом. Талибы же на международном уровне закрепили свой военно-политический статус одной из сторон внутри афганского конфликта, выступив при этом от имени никем не признанного Исламского Эмирата Афганистан.
Вместе с тем после подписания американо-талибского соглашения обстановка в стране, по существу, не претерпела кардинальных изменений, и талибы продолжают силовые акции против правительства. Их относительные успехи предопределяются и слабостью правящей коалиции в Кабуле, и продолжающимся внутри неё подспудным противостоянием. Это также подпитывает расчёты талибов на скорую эрозию центральной власти, предоставляющую им дополнительную возможность единолично претендовать на руководство страной.
Хотя президент Афганистана Ашраф Гани, а также некоторые американские источники утверждают, что всё готово для начала межафганских переговоров, да и талибы недавно заявили о своей сформированной делегации, нельзя исключать продолжения затягивания процесса. В качестве предлогов для проволочек можно расценивать новые обстоятельства в вопросе обмена пленными между талибами и Кабулом, который дополнительно требует освобождения некоторых своих военнослужащих. Нельзя сбрасывать со счетов и фактор предстоящих президентских выборов в США: если демократы и Пентагон размышляют о целесообразности повременить с выводом войск, то Трамп больше связан обязательствами по сделке с талибами и обещаниями вывести войска в нынешнем ноябре, не говоря уже о его недавнем заявлении в академии Вест-Пойнт о том, что американские военные более не будут решать чужие конфликты.
Всё это даёт основания говорить о некоем комбинированном варианте развития событий на афганском направлении. Он характеризуется возможностью начать диалог, сохранив при этом точечную активизацию боевой и подрывной деятельности вооружённой оппозиции, что способно привести к перерастанию конфликта в более горячую фазу, особенно в случае провала переговоров. Прогнозировать конкретные сроки завершения ещё не начавшегося переговорного процесса крайне преждевременно. Ведь существо афганского вопроса на нынешнем этапе заключается не в механическом разделе власти и распределении властных полномочий между Кабулом и талибами, а в необходимости достижения осознанного и сбалансированного консенсуса по будущему государственному устройству страны. А именно по этому кардинальному вопросу между Кабулом и талибами сохраняются базовые разногласия. Первый выступает за республиканскую форму правления на принципах умеренного ислама и уважения основополагающих принципов современного международного права. Талибы же продолжают отстаивать свою концепцию фундаменталистски ориентированного исламского эмирата на основах шариата как базы всей политико-идеологической и хозяйственной жизни страны. Поэтому впереди длительный сложный период переговоров.
В побуждении афганских сторон к достижению мирного консенсуса активную роль может и должно играть международное и региональное сообщество (при всех внутренних разночтениях в конкретных интересах отдельных государств на политико-экономическом поле Афганистана). В этом же контексте особую роль будет иметь и дальнейшая консолидация позиции России и центральноазиатских государств – непосредственных соседей этой страны. Их связывают общее понимание существа процессов в ИРА, предметная озабоченность опасностью внутреннего противостояния в ней для общей стабильности в регионе, в том числе в Центральной Азии, непринятие возможной радикализации Афганистана и деятельности на его территории боевиков ИГИЛ , распространения наркотиков и так далее. Сохраняющаяся военно-политическая неустойчивость в ИРА неизбежно будет оказывать негативное влияние на экономические, прежде всего транспортно-логистические, интересы центральноазиатских государств в регионе к югу от Аму-Дарьи. Это обстоятельство будет сужать также и соответствующие возможности России – как односторонние, так и многосторонние. В совокупности могут быть существенно затруднены и разноплановые международные усилия по вовлечению Афганистана в региональную кооперацию.
Учитывая участие в ШОС практически всех соседей Афганистана (кроме Ирана и Туркмении), а также статус ИРА в качестве наблюдателя в ШОС, было бы целесообразно придать дополнительный импульс и работе Контактной группы «ШОС – Афганистан», на что нацелено в том числе и нынешнее председательство России в этой организации.
При рассмотрении перспектив решения афганского вопроса следует также иметь в виду, что США, на фоне своей концепции «Большой Центральной Азии» и недавно принятой очередной стратегии по региону, будут всё больше рассматривать Афганистан в тесной увязке со своей политикой в Центральной Азии. Учитывая резкое обострение в последние годы отношений США с Россией, а также с Китаем, такая линия неизбежно продолжит носить подспудный антироссийский (а также антикитайский) характер.
На возрастающую значимость дальнейшей координации подходов России и государств Центральной Азии к разрешению афганского кризиса указывали и участники недавней онлайн-конференции дискуссионного клуба «Валдай» в партнёрстве с Институтом стратегических и межрегиональных исследований при президенте Республики Узбекистан «Возможности России и государств Центральной Азии в Афганистане». Вместе с представителями научных центров Казахстана, Таджикистана и Киргизии они подробно рассмотрели различные варианты дальнейшего развития обстановки в Афганистане и совместной реакции на них Москвы и центральноазиатских столиц в интересах достижения национального примирения в ИРА и обеспечения долговременной стабильности в регионе.
