Несмотря на то, что текущий конфликт остаётся вооружённым противостоянием двух стран, он отразится на всей архитектуре мирового устройства и поменяет контуры внешнеполитической стратегии России, пишет Андрей Сушенцов, программный директор Валдайского клуба.Россия и страны НАТО теперь будут противниками в духе второй половины 1940-х годов, а Европа потеряет свою стратегическую автономность.
На протяжении последних трёх десятилетий логика отношений России и стран Запада строилась на базовом предположении, что Москва примет любой шаг НАТО по изменению баланса сил в Европе. Действительно, России нередко приходилось уступать, что постепенно ухудшало её стратегические позиции не только на континенте, но даже в поясе её непосредственных границ.
Так происходило вплоть до момента, пока Запад не сделал ставку на присоединение к трансатлантическому сообществу Украины, правительства которой многие годы строили свой национальный проект на противопоставлении России. Отношения Москвы и Киева некоторые эксперты сравнивают с ситуацией в паре США – Куба. Куба, с одной стороны, стремилась быть на переднем крае борьбы с мировым капитализмом, а с другой – оставалась тесно вплетена в американскую социально-политическую жизнь. Эта страна способствовала размещению советских ядерных вооружений для противостояния с США, не имея при этом собственного военного потенциала для борьбы с Вашингтоном. Тем не менее есть факторы, делающие российско-украинские противоречия непохожими на конфликтные отношения Вашингтона и Гаваны.
Во-первых, в отличие от Кубы Украина начала интенсивную милитаризацию и стала превращаться в значительного военного игрока в Восточной Европе. К мощным советским военным возможностям – Киев стал одним из крупнейших наследников советского военного потенциала – стали прибавляться натовские, превращавшие ВСУ в армию нового качества. Численность украинской армии, по разным источникам, доходила до 250 000 человек, что составляет одну четверть от российских вооружённых сил. А если объединить их с резервистами и сотрудниками других украинских силовых ведомств, то численность может достичь уже миллиона, что сопоставимо с размерами российской армии. Сегодня вся эта мощь задействована на фронте.
Во-вторых, на Украине существует неразрешённый социокультурный конфликт людей с пророссийской идентичностью и тех, кто ассоциирует своё мироощущение с западноукраинской национальной идеей. Нахождение во власти последних предопределило гражданский вооружённый конфликт с Востоком страны. В течение восьми лет, начиная с 2014 года, регион Донбасса постоянно находился под военным давлением Киева. Этот конфликт предопределил как радикализацию людей русской идентичности в Донбассе, так и людей прозападной ориентации, начавших воспринимать Россию как экзистенциальную угрозу. Последние начали видеть назначение собственной судьбы в победе над Россией, полагая, что это поспособствует разрешению гражданского конфликта на Востоке страны.
Такой набор противоречий скорее сравним с дилеммой Индии и Пакистана, враждующих более полувека за принадлежность Джамму и Кашмира. Обе страны возникли одновременно, когда распалась Британская Индия. Для Пакистана зарождение государственности непосредственно связано с противостоянием Индии. Оба государства одновременно создали значительные вооружённые силы, включая ядерное оружие. Пакистан начал выстраивать внешнеполитические связи с враждебными по отношению к Индии государствами, пытаясь балансировать угрозу, исходящую из Дели.
Совокупность данных факторов объясняет, почему Россия спокойно отнеслась к решению двух скандинавских государств о вступлении в НАТО. Если сравнить военный потенциал Финляндии и Швеции, то становится очевидно, что они значительно уступают украинскому. Более того, между Россией и скандинавскими странами отсутствуют социокультурные противоречия, как с Украиной, способные одномоментно привести к эскалации военного конфликта.
Несмотря на то, что этот конфликт остаётся вооружённым противостоянием двух стран, он отразится на всей архитектуре мирового устройства и поменяет контуры внешнеполитической стратегии России. Вот лишь некоторые неизвестные нового глобального уравнения. До сих пор неясно, что станет с Организацией Объединённых Наций и каково в ней будет место России? Как будет функционировать глобальная экономика и логистика? Как и куда будет осуществляться экспорт российских энергоресурсов? Останется ли Европейский союз таким же экономически устойчивым и прочным, каким он был при наличии дешёвых российских ресурсов?
Очевидно, что отношения России с Западом качественно изменяются. Наиболее понятная константа в таких метаморфозах заключается в том, что Россия и страны НАТО теперь будут противниками в духе второй половины 1940-х годов, времени зарождающейся жёсткой биполярности.
Однако также видны контуры изменений отношений между США и Европой. Теперь европейцы не будут иметь выбора партнёра, вынужденно ориентируясь только на США – за неимением возможности стратегической диверсификации они будут обязаны подчиняться дисциплине НАТО. Поскольку у них нет возможности работать с Россией, они должны полагаться на американскую военную защиту, которая обойдётся им гораздо дороже. В этом отношении Европа потеряет свою стратегическую автономность, что, вероятно, может стать одним из главных последствий разворачивающегося кризиса.
