Без США и НАТО стратегической безопасности Европы просто не существует. Говорим мы о ядерном или расширенном сдерживании, Европа не способна защитить себя от какой-либо стратегической угрозы. У неё нет не только возможностей для этого, но даже теоретической доктрины. Если мы хотим говорить о независимости европейских стран в международных отношениях, то зависимость от США должна быть уменьшена, пишет Душан Пророкович, старший научный сотрудник Института международной политики и экономики (Белград).
Термин «стратегическая автономия» впервые был упомянут во французской «Белой книге по обороне» в 1994 году и относился к созданию условий для снижения зависимости от НАТО и к концепции ядерного сдерживания. С 2013 года Евросоюз заговорил о стратегической автономии в рамках укрепления европейской индустрии безопасности. Фактически стратегическая автономия становится одной из целей Глобальной стратегии внешней политики и политики безопасности Европейского союза с 2016 года.
Из сферы оборонной промышленности использование термина распространяется и на внешнюю политику. Европейский совет определяет стратегическую автономию как «способность действовать независимо, когда и где это необходимо, и с партнёрами, где это возможно». Верховный представитель ЕС Жозеп Боррель предупреждал, что «Европа рискует потерять свою актуальность», поэтому стратегическая автономия является «вопросом выживания», а президент Франции Эммануэль Макрон заявлял, что «Европа может быть третьим полюсом по отношению к США и Китаю» и что «стратегическая автономия является ключом к тому, чтобы не стать вассалами». Это должно было означать, что «ЕС будет действовать в интересах Европы, а не в интересах США».
Однако оказалось, что урегулирование отношений ЕС с Соединёнными Штатами становится непреодолимым препятствием для дальнейшей разработки концепции и достижения стратегической автономии. Общая внешняя политика и политика безопасности ЕС предназначалась для координации стратегических целей государств-членов и разработки единого подхода, но ключевым фактором континентальной безопасности осталась НАТО. Управлять отношениями между ЕС и НАТО, то есть между ведущими европейскими государствами, которые ищут больше пространства для независимых действий в международных отношениях, и США, становится всё труднее. Путаницу дополнительно усиливают заявления о том, что реализации стратегической автономии на самом деле заключается в укреплении трансатлантического партнёрства и связи между Брюсселем и Вашингтоном. Примечательно, что из-за отсутствия ответа на вопрос о том, как сформулировать общую внешнюю политику и политику безопасности, ЕС больше ориентирован на конкретизацию концепции в других областях, например в доступе к важнейшему сырью. Поэтому, несмотря на заявления Бореля и Макрона, Евросоюз почти не работает над конкретизацией внешнеполитического измерения стратегической автономии и мало говорит об этом.
С теоретической точки зрения стратегическая автономия включает в себя три элемента: стратегическую безопасность, стратегическую экономику и стратегическую культуру. Как с этим сейчас обстоят дела у Евросоюза?
Третья проблема, возможно самая опасная в долгосрочной перспективе, касается понимания смысла стратегической автономии институтами ЕС. Общая внешняя политика и политика безопасности, основанная на стратегической автономии, является необходимостью, поскольку, цитирую, распространение «политики страха является вызовом европейским ценностям и европейскому образу жизни». Но что такое европейские ценности? Что такое европейский образ жизни? В ЕС нет согласия по этому поводу. Иными словами, неолиберальный дискурс, основанный на гендерном равенстве, упорно навязывается как стратегическая культура Евросоюза, которую большинство граждан европейских стран просто не принимает. За последние шесть месяцев законы в поддержку ЛГБТ (движение ЛГБТ признано в Российской Федерации экстремистским и запрещено) были приняты на Украине, на Тайване и в Японии. Неолиберальный дискурс связан не только с Европой, но и с коллективным Западом в целом. Элементы стратегической культуры являются факторами социальной гомогенизации. Уникальность и своеобразие государственной политики отражается не только в потенциальной военной, экономической и политической мощи государства, его географическом положении или ресурсах, но также в общих и конститутивных определениях коллектива. Отправной точкой концепции стратегической культуры с самого начала является идея о том, что каждая страна под влиянием собственной культурной идентичности вырабатывает уникальный способ анализа и интерпретации международной реальности, а также реагирования на неё. Агрессивная пропаганда прав и свобод ЛГБТ и подмена ими европейских ценностей привели к дегомогенизации Европы и поляризации европейских обществ. Наша реальность такова, что у нас есть наднациональные институты в Брюсселе, отличающиеся сомнительной легитимностью и навязывающие нам элементы стратегической культуры, которые большинство граждан не хотят принять. Европейский союз разрушает основы европейской культуры, отказываясь от христианской традиции. Смотрите открытие Олимпийских игр в Париже. Франция дала миру многое, французская культура была образцом, на который равнялись другие культуры. Было ли что-нибудь из этой великой французской культуры представлено на открытии Олимпийских игр? Нет. Нам были представлены гендерное равенство, антихристианское видение мира, дегенеративная фаза культурного развития, которая прославляет смерть вместо жизни. Какую стратегическую автономию это нам даёт? В отношении чего может быть реализована эта стратегическая автономия? В отношении жизни?
Таким образом, в течение последних двух десятилетий Европейский союз не обладает ни одним из элементов стратегической автономии. Однако не следует просто так списывать Европу со счетов. Она важна для безопасности Евразии, а также для будущего глобальных процессов и установления новых правил и принципов в международных отношениях. Поэтому ей необходимо достичь стратегической автономии. Однако такой Европой не может руководить Евросоюз.