Мир не является однополярным с середины 2010-х годов, когда перестали срабатывать западные сценарии «гуманитарного вмешательства» (Югославия, Ливия). Но о подлинной многополярности говорить пока рано, считает Денис Дегтерёв, заведующий кафедрой теории и истории международных отношений (ТИМО) РУДН.
В последние годы в целом ряде регионов мира (Сирия, Венесуэла, Белоруссия и другие страны) были успешно отбиты «кавалерийские наскоки» в рамках неудавшихся попыток «цветных революций». Однако первоначальный успех «антимайданов» в дальнейшем сменяется практическими сложностями экономической реконструкции, преодоления санкционного давления западных стран, а также долгосрочного удержания идеологического поля.
Разрозненные силы незападных стран пасуют перед структурной силой или властью (structural power) коллективного Запада. Понятие структурной власти ввела в международную политэкономию около тридцати лет назад британский исследователь Съюзен Стрэндж (1923–1998). Это «власть решать, как будут делаться вещи; власть формировать рамки, в которых государства относятся друг к другу, относятся к людям или к корпоративным предприятиям» . По мнению Стрэндж, первичную структуру власти в мировой экономике определяют четыре основных сферы: структура безопасности (в институтах коллективного Запада – это НАТО), структура производства (ОЭСР), финансовая структура (Институты Бреттон-Вудса) и структура распространения знаний/идей.
В 1990–2010-х годах военные контингенты НАТО приняли участие в «управлении» целым рядом вооружённых конфликтов, в том числе в Ираке, Ливии, Судане и других странах – далеко за пределами Евро-Атлантики. Фактически НАТО, как структурная сила коллективного Запада, на пике однополярного момента взяла на себя функции глобального управления в сфере безопасности. После ухода США из Афганистана в 2021 году, сокращения контингента в Ираке и Ливии, и перегруппировки сил коалиции в ИТР в «сухопутной» Евразии формируется силовой вакуум – недостаток структурирующей силы, способной взять на себя ответственность, например, за постконфликтное урегулирование ситуации в Афганистане, на Ближнем Востоке в интересах стабильности в Евразии.
Структурная сила коллективного Запада в сфере экономики была заложена ещё в «длинном (долгом) XVI веке» и приняла согласованный характер в ходе Берлинской конференции 1884 года по разделу колониальных владений в Африке. Однако в настоящем виде она была оформлена лишь в 1948 году при создании Организации европейского экономического сотрудничества (с 1961 года – ОЭСР), созданной для сопряжения американского плана Маршалла по экономической реконструкции Европы с неоколониальным регионализмом самих европейцев (соглашения АКТ – ЕС). Сложно переоценить структурирующее значение данной организации (во времена холодной войны – аналога СЭВ), осуществляющей «гибкое» регулирование и планирование, координацию промышленной и инновационной политики, политики в сфере оказания международной помощи и энергетики коллективного Запада (МЭА – один из органов ОЭСР).
С 2013 года КНР реализует свой план Маршалла – проект «Пояс и путь», к которому уже присоединилось большинство стран мира. КНР пытается сопрягать реализацию данной инициативы, преимущественно в двустороннем формате, со стратегиями национального развития стран-участниц, в том числе с развитием интеграции в рамках ЕАЭС, стратегией «Степной путь» Монголии, «Два коридора, один пояс» Вьетнама, программой «Нұрлы Жол» («Путь в будущее», Казахстан) и другими , однако о многосторонней координации промышленной политики стран коллективного не-Запада речи пока не идёт.
Структурная сила коллективного Запада в сфере инвестиций – это Группа Всемирного банка, в международных финансах – МВФ. Политическое влияние США и их союзников в данной «матрице» носит преобладающий характер, что позволяет удерживать валюты стран БРИКС в общем обороте мирового валютного рынка на уровне, не превышающем 10 процентов. В 2013 году создан Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (АБИИ) – азиецентричная альтернатива Всемирному банку, на региональных членов которой приходится около 75 процентов капитала. Членами АБИИ уже стали пять из семи членов «Группы семи», 15 из 19 членов «Группы двадцати», 26 из 37 членов ОЭСР и 41 из 60 членов Банка международных расчётов. В сфере глобального финансового управления определяющим фактором становится интернационализация цифрового юаня, причём значение традиционных криптовалют из этого «уравнения» конкуренции США и КНР в сфере Digital Currency Electronic Payment (DCEP) пока не стоит исключать.
Наконец, в сфере управления знаниями ключевыми элементами научной структурной силы Запада являются наукометрические индексы WoS и Scopus, рейтинги вузов QS и Times, иерархическая сеть научных издательств. В последние годы РФ активно развивает Российский индекс научного цитирования (РИНЦ), а КНР – CNKI (China National Knowledge Infrastructure). Широкое распространение получил Шанхайский рейтинг вузов (Academic Ranking of World Universities, ARWU), ежегодно составляемый с 2003 года. Широкое распространение по всему миру получили и социальные платформы, созданные при участии РФ (Telegram) и КНР (TikTok).
На повестке дня – достройка институтов коллективного не-Запада при участии КНР и РФ как лидеров нового блока. Временное окно возможностей определяется активной фазой «властного транзита» (10–15 лет) – периода наиболее ожесточённой конкуренции между США и КНР (и шире – коллективного Запада и коллективного не-Запада) за глобальное лидерство. Необходим переход к модели коллективного лидерства с размещением штаб-квартир сразу нескольких ключевых институтов коллективного не-Запада в России, а также в Индии (штаб-квартиры АБИИ и ШОС расположены в Пекине, БРИКС – в Шанхае). В рамках новой матрицы более успешно будут продвигаться национальные интересы и основные озабоченности РФ, которые игнорируются в традиционной западноцентричной системе структурной власти.
В материале представлены результаты исследования, выполненного в рамках научного проекта РФФИ № 20-514-93003 КАОН_а «Россия и Китай в мировом политическом пространстве: согласование национальных интересов в глобальном управлении».