Нам нужно двигаться в сторону новой геополитики: территориальной и детерриториальной, государственной и негосударственной. Нам нужно переосмыслить суверенитет: виртуальный и территориальный. Но прежде всего мы должны провести этические дебаты о последствиях использования достижений науки и техники в эпоху экспоненциального роста, пишет Рикардо Эрнесто Лагорио, генеральный секретарь CARI, посол Аргентины в России (2017–2020 гг.).
Мы сейчас переживаем исторический момент, своего рода kairos , когда под вопросом вся система мирового порядка. Мир столкнулся с кризисом управления. Наша глобальная система в значительной степени соответствует 1945 году, международной системе, в которой было 51 государство, где суверенитет был намного сильнее, где конфликты были международными, а не национальными, где проблемы были связаны с жёсткой, а не с мягкой силой.
Великий урок 2020 года, на который пришлось празднование 75-й годовщины создания ООН, это превращение «нас, народов» в более заметного и центрального актора мировой политики.
Тем не менее это никоим образом не означает конец государства или национальных правительств.
Пандемия показала, что проблемы безопасности также относятся к сфере мягкой силы и что они всё более детерриториализируются. Следовательно, вестфальская модель, основанная на главенстве национального государства и строго территориальной привязке, начинает подвергаться сомнению.
Кроме того, снова возникает противоречие между конкуренцией великих держав и необходимостью формирования мультилатерализма в соответствии с 17 целями устойчивого развития ООН.
Напряжённость в мире, с моей точки зрения реалиста, вполне объяснима, поскольку великие державы хранят историческую память, обусловливающую их внешнюю политику соображениями национальной безопасности. Однако это больше не работает даже для их собственных национальных интересов. В новом XXI веке всё большее и большее значение имеет происходящее за национальными границами, что способствует развитию многосторонности.
Для этого также важно не только поддерживать международный мир и безопасность в классических формах жёсткой военной силы, опирающиеся на роль Совета Безопасности ООН и право вето «пятёрки», но и развиваться в направлении парадигмы, которая включает понятие безопасности человека, сформулированное в докладе Программы развития ООН за 1994 год, названном «Новые измерения безопасности человека».
Принцип соперничества великих держав, порождающий стратегическую стабильность, больше не может быть организующим элементом международной системы, как это было в период холодной войны.
Мы сталкиваемся с системной проблемой: как будет упорядочиваться глобализация и в каком направлении она будет развиваться перед лицом величайших проблем, стоящих перед человечеством в целом, включая разрушение окружающей среды и постоянное развитие науки и технологий.
Здесь требуется отдавать предпочтение сотрудничеству, а не конфронтации.
Такой вариант более приемлем для подавляющего большинства стран, которые предпочитают многосторонние ответы на глобальные проблемы из сферы мягкой силы. Однако для тех, кто придерживается другого подхода, возникает проблема, которую я бы назвал психологической: преодолеть гордыню, связанную с соперничеством великих держав, и смириться с тем, что возможности национальной жёсткой силы теперь ограничены.
Таким образом, мы должны стремиться к многосторонности, которая, помимо всего прочего, позволяет нам перейти от концепции соревнования великих держав – игры с нулевой суммой – к сотрудничеству великих держав, в том числе по вопросам изменения климата, борьбы с пандемией, порождаемой конфликтами массовой миграции и так далее. Но этого не произойдёт, если не будет большей активности со стороны коалиции сторонников мультилатерализма, государственных и негосударственных субъектов, приверженных такому подходу.
Многосторонность также должна быть определена в качественных терминах, и в этом смысле нормативное направление – выработка общих норм и принципов поведения – становится наиболее актуальным. Принцип многосторонности в основе своей направлен на создание глобальной системы, способствующей гармоничному сосуществованию наибольшего числа стран.
Вот почему главная проблема заключается в том, как обеспечить должное внимание к ключевым интересам государств, которые исторически оставались в стороне из-за политики великих держав и/или потому, что они не имеют системной значимости, хотя и голосуют в международных институтах.
В XXI веке не принято минимизировать количество сотрудничающих сторон. Подобные подходы, конечно, имеют определённые преимущества, включая скорость, гибкость, поэтапность и возможности экспериментов. Но они могут оказаться опасными, способствуя постоянной смене переговорных площадок, подрыву существующих международных организаций и снижению прозрачности в глобальном управлении.
Многосторонность не ограничивается только институтами; она также имеет прочную культурную основу. Устойчивого многостороннего подхода не будет, если он не будет иметь надёжных опор и не будет восприниматься своей основной аудиторией – «нами, народами» – как действенный. Следовательно, в качестве основы для разработки и построения новой многосторонности необходима многосторонняя культура. Эта новая культура должна включать в себя и решать проблемы, которые затрагивают «нас, народы», а не только государства.
Заглядывая в будущее, нам нужно двигаться в сторону новой геополитики: территориальной и детерриториальной, государственной и негосударственной. Нам нужно переосмыслить суверенитет: виртуальный и территориальный. Но прежде всего мы должны провести этические дебаты о последствиях инструментального использования достижений науки и техники в эпоху экспоненциального роста. Пусть необходимые достижения в науке и технологиях впредь будут направлены на общее благо, а не на дегуманизацию. Возможно, это будет хорошая тема для обсуждения в рамках следующего саммита G20 или следующей Генеральной Ассамблеи ООН.
