Каким образом следует позиционировать себя России в антиколониальной борьбе, если левоосвободительный дискурс и левые ценности не являются значимыми во внутрироссийской официальной идеологической политике, а значительно более весомую роль играет продвижение правоконсервативных ценностей? Об этом размышляет Олег Барабанов, программный директор Валдайского клуба.
Одной из тем, затронутых на недавнем ежегодном заседании Клуба «Валдай», в том числе на его пленарной сессии, был вопрос об антиколониальной и антиимпериалистической борьбе в современном мире. Эта тематика в последнее время всё чаще находится в фокусе внимания официальных российских представителей. Причины понятны. Ключевой вопрос, который здесь возникает, – это то, что антиколониальная борьба традиционно велась на основе левых идей и ценностей. А согласимся, что те ценности, которые продвигает официальная Москва, отнюдь не являются левыми и носят выраженный правоконсервативный характер. Может ли правоконсервативный политический режим, пусть даже и предельно ревизионистский по отношению к западному мейнстриму, эффективно работать на поле, где основой являются левые ценности или хотя бы левый дискурс?
Ранее, в советскую эпоху, таких проблем просто не было. Практически официальной идеологией Советского Союза было марксистско-ленинское учение, которое делало акцент именно на борьбе с империализмом как на движущей силе классовой мировой политики. Помимо этого, из марксизма (в его адаптации к реалиям второй половины XX века) практически напрямую вытекала поддержка антиколониальной борьбы. Советский Союз не делал различий между внутренней и внешней идеологией, в нём отсутствовал когнитивный диссонанс между внутренним голосом и тем, что транслировалось вовне.
Именно поэтому идейная и ценностная поддержка левоосвободительных и левопрогрессивных движений по всему миру со стороны Советского Союза являлась абсолютно искренней и не требовала сложных семиотических конструкций и тем паче имитационных симулякров. СССР и его партнёры в развивающемся мире говорили на одном смысловом языке, благодаря чему советская позиция в этих странах пользовалась заслуженным авторитетом и популярностью. Более того, этот акцент на идейных ценностях как на основе внешней политики СССР порой вступал в противоречие с сугубо рационально понимаемыми национальными интересами. Значительные финансовые ресурсы, вкладываемые Советским Союзом в те или иные развивающиеся страны, как правило, не окупались. И с точки зрения политического реализма было бы разумней потратить их на другие цели, в том числе и внутри собственной страны.
Но ценностная политика, как мы знаем, не терпит компромиссов. И не факт, что иной подход был бы более эффективным. Попытка отказаться от этого во времена Михаила Горбачёва привела к почти полной потере влияния нашей страны в развивающемся мире и, мягко говоря, совсем не помогла политическому выживанию самого Советского Союза. Но это уже наши собственные внутриполитические частности. В целом же ещё раз подчеркнём, что СССР по своим ценностям и идеологии был естественным партнёром для левоосвободительных движений в развивающемся мире в их борьбе сначала против колониализма так такового, а затем и неоколониализма.
Сейчас на том же самом ценностном языке с левоосвободительными движениями говорит Китайская Народная Республика. Соединение марксистской теории с осмыслением практики крестьянской войны в революционном Китае практически полностью отвечает целям и ценностям антиколониальной борьбы в развивающемся мире. В дополнение к этому современная китайская помощь странам третьего мира также вполне органично вписывается в концепцию противодействия экономическому неоколониализму со стороны Запада. Поэтому, помимо прочих факторов, эта китайская стратегия, с одной стороны, пользуется авторитетом и популярностью среди стран-партнёров, а с другой стороны, эффективна по практическим делам. В результате становящееся уже вполне очевидным китайское лидерство в развивающемся мире является закономерным следствием данных подходов.
Недавно прошедший XX съезд Коммунистической партии Китая подтвердил и закрепил все эти тенденции. Внешнеполитическая часть отчётного доклада Си Цзиньпина на съезде во многом была посвящена именно этим вопросам и развивала именно эти ценности. В частности, отмечалось, что китайская инициатива «Пояс и путь» стала глобальным общественным благом и международной платформой для сотрудничества.Что касается ценностей, на съезде подчеркивалось, что КПК укрепляет «ведущую роль марксизма в идеологической сфере».
В докладе Си Цзиньпина также говорилось, что в контексте общей стратегии КНР по развитию «человеческого сообщества общей судьбы» Китай выступает за истинный мультилатерализм, против гегемонизма и унилатерализма. На съезде был одобрен курс Китая на «создание глобальной сети партнёрств и формирование нового типа международных отношений». Очевидно, что все эти китайские подходы практически полностью соответствуют собственным ценностным установкам стран развивающегося мира.
Китайский пример доказывает неверность распространённого как на Западе, так и у нас утверждения о том, что «социализм умер» с распадом Советского Союза и что ему нет места в XXI веке. Потому именно на Китай как на флагман современного реального социализма ориентируются в первую очередь значительная часть развивающихся стран, которые сохраняют приверженность левым ценностям в своей официальной идеологической политике, и многие сторонники марксистских и левопрогрессистских взглядов на Западе. Естественно, что между странами левомарксистского выбора могут существовать и геополитические противоречия, как, допустим, между Китаем и Вьетнамом, но это в данном случае частности.
Каким образом следует позиционировать себя России в антиколониальной борьбе, если вполне очевидно, что левоосвободительный дискурс и левые ценности не являются сколько-нибудь значимыми во внутрироссийской официальной идеологической политике и значительно более весомую роль играет продвижение правоконсервативных ценностей? Условно говоря, можно ли под знаменем Александра Солженицына, Николая Данилевского, Ивана Ильина и других консервативных русских мыслителей стать привлекательным примером для антиколониальной борьбы?
Естественно, проще всего сказать, что всё это лишь очередной имитационный симулякр и что открытость России антиколониальному движению диктуется лишь тактическими задачами. Возможно, и так. Но, с другой стороны, при этом ситуация может представляться не столь простой и однозначной. Пожалуй, циничным фактом является то, что многие политические силы, партии и движения в странах Африки и других регионах, выросшие из левоосвободительной антиколониальной борьбы 1960–1980-х годов и до сих пор находящиеся у власти, с тех пор значительно изменили свои реальные позиции. В какой-то степени все они «забронзовели», и задачи сохранения власти и эффективного контроля над обществом, стоящие сейчас перед ними, практически закономерно требуют от них правоконсервативной реальной политики, даже при сохранении левых риторических лозунгов.
А в ещё большем количестве стран функционируют политические режимы, которые не имеют даже генетической связи с какими бы то ни было марксистскими движениями прошлой эпохи. Для них вполне понятен посыл антинеоколониалистской риторики, при этом их собственная политика сугубо правоконсервативна. А левореволюционные лозунги для них совсем чужды, больше того – представляют угрозу для внутренней устойчивости этих режимов. Наконец, есть примеры, хотя и редкие, принципиально антилевой антиколониальной борьбы – это, скажем, Эритрея. Там освободительная война велась на националистической основе против левого марксистского режима Эфиопии.
Во всех перечисленных случаях, как ни парадоксально, подход России – сочетание правоконсервативной риторики, направленной на консолидацию внутреннего политического режима, с антиколониальной повесткой во внешней политике – может отвечать интересам правящих элит данных стран. Цинизм реальной политики зачастую именно таков.
Это, впрочем, не отменяет, на наш взгляд, ряда вызовов, которые могут встать перед Россией. Первый из них – вызов открытости к левоосвободительному дискурсу, который всё-таки, при всей вышеописанной специфике, является основным для антиколониального движения. Пусть даже в имитационно-тактических целях – он может усилить голос России на этом поле. Второй вызов – гораздо более масштабный, и он относится не только к самой России, но и к глобальным процессам в целом: возможен ли синтез несистемных левых и правых идей и возможно ли сотрудничество, хотя бы тактическое, несистемных левых и правых политических сил.
Несколько лет тому назад Международный дискуссионный клуб «Валдай» уже публиковал серию докладов о явлениях, направленных против современного неолиберального мейнстрима, которые наши авторы назвали «правый бунт» и «левый бунт». И уже тогда нами ставился вопрос о «синтезе двух бунтов» как, возможно, необходимом условии их успешности и эффективности. И по историческим примерам, и по современности очевидно, что это крайне сложная, если вообще разрешимая задача. Традиционно крайне левые и крайне правые всегда находились в принципиальной вражде друг с другом. Эта взаимная неприязнь никуда не исчезла и сегодня. К тому же общим правилом является то, что политические силы, находящиеся в оппозиции, уделяют большее внимание идейной и ценностной чистоте своей политической линии. Это уже в случае прихода к власти некоторые из них идут на бесприципные и циничные компромиссы, отказываясь от прежних идеалов. Поэтому попытка синтеза несистемных левого и правого движений крайне сложна. Попытки официальной Москвы это делать и в предыдущие периоды приводили порой к диалектически противоречивым результатам. Пример – проведение Всемирного фестиваля молодёжи и студентов в Сочи несколько лет тому назад – традиционно радикально левого по идейным ценностям антиимпериалистического форума. Там, на наш субъективный взгляд, никакого синтеза левых и правых не получилось, а прослеживались две практически параллельных и не пересекавшихся повестки – одна левореволюционная от зарубежных соорганизаторов, другая правоконсервативная в организуемых Россией секциях. Ждёт ли такой же параллелизм нынешний призыв России к усилению антиколониальной борьбы, покажет время.
Главный же вызов, который сейчас стоит перед Россией, в том числе и в плане её амбиций на лидерство в антиколониальном движении, – это то, насколько её собственные действия после 24 февраля 2022 года будут восприниматься как успешные и эффективные странами развивающегося мира. Пока, судя по сдержанно-выжидательной позиции многих из этих стран, можно, пожалуй, сказать, используя марксистский язык, что их оценки носят диалектический характер.
