Конституция США, величайшего демократического государства мира, похоже, не в ладах с демократией, а местами противоречит принципам исправного государственного управления. В ответ на это можно сказать только одно: да, именно такой она и задумана отцами-основателями Америки. Они все до единого были богатыми патрициями и рабовладельцами, и менее всего им хотелось «демократии».
Дебаты в американском сенате зашли в тупик, и в работе значительной части правительства США снова ожидаются сбои. Подобного рода происшествия не случаются ни в одной другой стране развитого мира. Так как же дошла до жизни такой страна, которая столь долго служила для всего мира образцом демократии, хорошо отлаженного государственного управления и всего самого передового?
Ответ кроется в сочетании шести различных факторов, как очень старых, так и новых: в американском обществе на глубинном уровне существует межрасовая напряжённость, возникшая в тот момент, когда первый англичанин высадил на берег раба, либо вступил в схватку с коренным обитателем этих мест. Эта напряжённость возрастала по мере того, как относительная численность белого населения сокращалась и оно превращалось в меньшинство. В 1960-х годах проявились резкие религиозно-культурные противоречия; социально-экономический упадок значительных слоёв белого среднего класса породил враждебные чувства в среде консервативно настроенных белых американцев; американская двухпартийная система способствовала усилению радикалов с обеих сторон; и, наконец, сама Конституция США послужила своеобразным котлом, где смешались все эти ингредиенты, образуя варево, от которого происходит паралич власти.
Большинство прочих проблем и противоречий (за исключением консервативной религии) теперь уже свойственно и всем остальным западным демократиям. Благодаря миграции расовая проблема, которая продолжительное время составляла исключительно американскую специфику, стала актуальной и для европейского континента. Но роль, которую играет Конституция США, уникальна сугубо для Соединённых Штатов. Ни у одной другой демократии нет такой старинной и почитаемой конституции, и, как все прочие «старики», 229-летняя конституция начинает вести себя довольно странным образом, изъясняясь словами, совершенно не похожими на те, что произносились на заре жизни.
Более всего сторонних наблюдателей озадачивает то, что в некоторых отношениях конституция величайшего демократического государства мира, похоже, в некотором смысле не в ладах с демократией, а местами противоречит принципам исправного государственного управления. В ответ на это можно сказать только одно: да, именно такой она и задумана отцами-основателями Америки. Они все до единого были богатыми патрициями и рабовладельцами, и менее всего им хотелось «демократии».
Погружённые в историю античной Греции и Рима (и, по-видимому, получившие подтверждение своим страхам в горьком опыте революционной Франции), они полагали, что демократия неизбежно приводит к охлократии (власти толпы), а затем и к тирании. Глубокий страх перед тиранией в свою очередь побудил их воздвигнуть на пути эффективного государственного управления значительные препятствия, воплощённые в знаменитой системе «сдержек и противовесов». Всё тот же страх перед толпой и тираном заставил их также ввести конституционные правила, чрезвычайно затрудняющие изменение конституции и делающие полностью невозможным её фундаментальный пересмотр. Таким образом, Конституция США является документом в высшей степени несуразным, ибо не обеспечивает ни защиты демократии (чего можно было бы ожидать от конституций, основанных на демократических традициях), ни автономности и эффективности управления (чего следовало бы ожидать от конституций, основанных на авторитарных традициях).
Кроме того, – и это ещё одна важнейшая причина – Конституцию США не принимали, как в наши дни, на всенародном референдуме. Её окончательный вариант выработан в процессе трудных переговоров между тринадцатью полунезависимыми государствами и ратифицирован ими. «Основатели» опасались, что, заложив в конституцию пункт о возможности её пересмотра, они откроют путь к развалу США, которые вновь распадутся на независимые государства или группы государств. Кстати, именно это и случилось в 1850-х – 1860-х годах, когда в государстве возникли разногласия по поводу рабства. Очень на многое проливает свет и следующая подробность. До Гражданской войны использовалась официальная (и, разумеется, грамматически правильная) формула «the United States are» (множественное число). После 1865 года и поныне говорят и пишут «the United States is» (единственное число). Грамматический пустяк, но за него поплатились жизнью 620 тысяч американцев.
Отцы-основатели не предвидели ни грядущих расовых столкновений, ни тем более конфликтов на почве принадлежности к тому или иному полу (чтобы понять абсурдность попыток основывать суждения сегодняшнего дня на толковании намерений отцов-основателей, представьте себе, что вы спрашиваете у Джорджа Вашингтона, какого он мнения о браках гомосексуалистов и правах трансгендеров). И, конечно же, никто из них и вообразить не мог, как увеличится размер и объём обязанностей современного государства.
Проблемы Конституции США берут своё начало – но, безусловно, на том не кончаются – в факте существования коллегии выборщиков. Три раза за 57 лет (1960, 2000, 2016) президентом США становился кандидат, за которого не проголосовало большинство народа, что вызывало недоумение во всём мире. В прошлом проигравшие признавали поражение в силу внушённого им с детства уважения к священности конституционного процесса и потому ещё, что в следующий раз надеялись на аналогичное везение. Выиграли же демократы в 1960-м, а республиканцы в 2000-м! Однако в наши дни коллегия выборщиков получила небольшое, но важное преимущество в штатах с малочисленным населением, что создаёт перевес в пользу республиканцев, за которых постоянно голосует большинство выборщиков в малонаселённых западных штатах, где преобладает белое консервативно настроенное население. Учитывая небольшую разницу в количестве голосов, поданных на общенациональных выборах за кандидатов от обеих партий в последние годы, такое незначительное преимущество становится решающим. Если коллегия выборщиков будет и дальше своим голосованием противоречить результатам общенациональных выборов, то рано или поздно вся система утратит легитимность.
Неувязки в организации коллегии выборщиков воспроизводятся в неизмеримо большем масштабе при распределении мест в сенате. Правило, по которому каждый штат в сенате представляют два сенатора, ставит в сильно неравное положение демократов, чей электорат сосредоточен в многонаселённых урбанизированных штатах восточного и западного побережья.
Изменить такое положение невозможно, так как этому препятствует Конституция США. Однако, по-видимому, существует определённая возможность исправить ещё более скандальную черту системы – право администраций штатов устанавливать границы избирательных округов на выборах в палату представителей, что позволяет осуществлять грубейшие подтасовки в пользу той или иной правящей партии. В прошлом этим грешили как демократы, так и республиканцы, однако при жизни нынешнего поколения система неизменно работает в пользу республиканцев. Так что от выборов к выборам демократы получают большинство голосов в национальном масштабе, а республиканцы – большинство мест в палате представителей, либо республиканцы выигрывают общенациональные выборы с небольшим преимуществом, но опять же обретают значительное большинство мест. Но такое откровенно скандальное положение дел нельзя исправить – не предусмотрено конституцией, тогда как в остальном демократическом мире уже создано соответствующее учреждение – национальная избирательная комиссия, которая и регулирует распределение мест в парламенте. Впрочем, кое-какие шаги в направлении ограничения наиболее одиозных форм избирательного «блата» предпринимают американские суды: дело должно решиться в течение нынешнего года.
Всё это подводит меня к рассмотрению самого диковинного учреждения, предусмотренного Конституцией США. Я имею в виду Верховный суд. В Конституции США записано, что основополагающим принципом государственного устройства и демократии является разделение власти на исполнительную, законодательную и судебные ветви и что государственная система США функционирует в соответствии именно с этим принципом. Однако на деле из высших государственных учреждений у США имеется лишь одна исполнительная ветвь – администрация президента – и две законодательные: Конгресс и Верховный суд. Ведь Верховный суд имеет право выносить постановления не на основании закона, а на основании собственного толкования Конституции и в силу этого является не исполнителем законов, а их создателем. Об этом свидетельствует целый ряд его постановлений (сначала в пользу либералов, а затем – консерваторов), отменяющих существующие законы в отношении расовой дискриминации, абортов, прав гомосексуалистов, торговли оружием и финансирования избирательных кампаний.
В наше время это тем более актуально, что в Конституции нет ни слова о многих современных проблемах (например, о браках гомосексуалистов или финансировании избирательных кампаний). Поэтому по таким вопросам решения Верховного суда основываются на том, что, по мнению большинства судей, имеется в виду в Конституции. Или, иначе говоря, это упражнение (весьма распространённое в массовой литературе и кино) на угадывание того, что люди, жившие 230 лет тому назад, подумали или сделали бы, будучи, как по волшебству, перенесены в наше время. Ещё более странно то, что судьи Верховного суда не избираются коллегами-судьями, а назначаются президентом, что в прошедшие десятилетия предопределило раскол Верховного суда на враждующие партийные клики. В политическом отношении суд качало то в одну, то в другую сторону в зависимости от того, настигала ли кого из судей скоропостижная смерть или, наоборот, они отличались завидным долголетием.
Подобным образом не функционирует ни один другой верховный суд в мире. В сущности, здесь можно провести лишь одну параллель – иранский «Велаяте – факих» и Совет стражей конституции. Обычно за пределами Ирана этот титул ошибочно переводится как «верховный лидер». На самом деле он означает «верховный правовед». Задачей верховного правоведа и стражей конституции является вынесение решений о том, соответствуют ли иранские законы и политика правительства священным текстам шиитского Ирана. Поскольку верховный законовед – это не только старшее духовное лицо, но также политик и иранский националист, то некоторые из решений, выносимых данным учреждением, отличаются значительной гибкостью, вполне сравнимой с гибкостью, которую в толковании скрытого смысла их собственного священного документа – Конституции США – проявляют судьи Верховного суда.
Учитывая, что Конституция США считается чуть ли не священным документом (некоторые консервативные учёные даже высказываются в печати в том смысле, что в ней отражается естественный закон, а это, в сущности, то же самое, что и термин «богоданный», использовавшийся деятелями Просвещения в XVIII веке), изменить её чрезвычайно трудно. Этому препятствуют и положения, прописанные в самой Конституции, где говорится, что для принятия любой поправки требуется одобрение двух третей членов Сената, а затем ратификация тремя четвертями членов законодательных собраний штатов, чего в нынешние времена жёсткой межпартийной борьбы невозможно представить, даже предавшись вольному полёту фантазии. Существующие правила просто-напросто дают слишком много преимуществ республиканцам. Но время от времени они работают и на демократов: ведь смогло же демократическое меньшинство в Конгрессе и американские суды заблокировать исполнение административных распоряжений Трампа.
Поскольку любая попытка реформировать конституцию поневоле должна опереться не на (безнадёжный) конституционный процесс, а на массовые уличные протесты и поскольку капиталистическая элита Демократической партии в глубине души таких протестов боится, то шансов на это сейчас просто нет.
Долгое время перед Гражданской войной и в период, отмеченный завоеваниями Движения за гражданские права чернокожих, мы наблюдали схему, в соответствии с которой теснимые противником консервативные белые американцы, ожесточённые экономическими утратами среднего класса, используют положения Конституции США, ведя долгие и жестокие арьергардные бои с силами, выступающими за расовые и культурные перемены. Демократы же при любой возможности будут отбиваться тем же оружием. Как можно изменить эту неприглядную схему, пока непонятно. Разве что какие-нибудь американцы (американцы в военной форме?) смогут создать новую, третью, политическую партию, которая сплотит американское население на поддержку политики, угодной большинству, и оттеснит на обочину и радикалов-демократов, и радикалов-республиканцев. Но сейчас нет абсолютно никаких признаков того, что это может произойти.
Античные греки придумали политический термин «стазис» (stasis), означающий сочетание безысходного противостояния между противоположными силами, политического кризиса и паралича государства. Сегодня мы живём в разгар эпохи американского «стазиса», исход которого невозможно предугадать.
