От Китая стоит ожидать не возвращения к установкам Дэн Сяопина на проведение «пассивной» внешней политики, а интенсификации усилий по укреплению своих позиций в мире, в том числе посредством наращивания «дискурсивной силы», пишет Яна Лексютина, доктор политических наук, профессор Российской академии наук, профессор Санкт-Петербургского государственного университета.
В конце прошлого года Институт международных исследований (ИМИ) МГИМО МИД России опубликовал доклад «От мягкой силы к дискурсивной силе: новые идеологемы внешней политики КНР». Этот доклад, ставший результатом коллаборации двух российских профессиональных китаистов Игоря Денисова и Ивана Зуенко, нацелен на анализ и знакомство российской аудитории с относительно новой для китайской внешнеполитической мысли и практики концепцией «дискурсивной силы».
Как следует из введения доклада, обращение Пекина к концепции «дискурсивной силы» отражает «изменение подходов к информационному и идеологическому сопровождению активности страны на мировой арене». И с этим сложно не согласиться. Более того, можно пойти дальше и охарактеризовать обращение Пекина к концепции «дискурсивной силы» как свидетельство начала нового этапа эволюции Китая в качестве великой державы. Официально не выдвигая цели движения к мировому лидерству и даже, напротив, во всех официальных документах и выступлениях всячески открещиваясь от стремления к мировому доминированию, Пекин на деле занимается поиском и апробацией различных способов усиления своего влияния в мире, перемещения к «центру мировой сцены». Кто-то дипломатично назовёт это стремлением Китая к упрочению его позиций в мире, а кто-то – открыто, без реверансов в сторону китайской официальной линии, – стремлением к мировому лидерству.
Как бы то ни было, в Китае укоренились представления о том, что значительная экономическая, технологическая и военная мощь хотя и являются важными слагаемыми успеха великой державы, но отнюдь не гарантируют её способность задавать вектор развития мировых процессов и его разворот в искомом направлении. Из Пекина видится, что аккумулированная Китаем за четыре десятилетия реализации политики реформ и открытости экономическая и военная мощь не конвертировалась должным образом во влияние и влиятельность Китая на мировой арене. Более того, возросшая комплексная национальная мощь не только не сделала Китай универсально привлекательным, но наоборот – усилила опасения отдельных стран относительно Китая и его намерений на мировой арене, побудив их начать информационную и нарративную войну против Китая.
В своё время, примерно с 2004–2005 годов, увлёкшись концепцией «мягкой культурной силы», но, вероятно, и её посчитав недостаточно эффективной в деле усиления влияния Китая на мировой арене, в последние несколько лет идеологи китайской внешней политики обратились к многообещающей концепции «дискурсивной силы». Эта концепция не только стала предметом исследовательских изысканий и экспертных дискуссий видных китайских политологов, но начала фигурировать в выступлениях председателя КНР и официальных партийных и государственных документах примерно с 2015 года.
В отчётном докладе Си Цзиньпина на XX Всекитайском съезде КПК, прошедшем в октябре 2022 года, категория «дискурс» (话语, «хуаюй») упоминается в контексте постановки целей укрепления уверенности в китайской культуре, наращивания мощи Китая в сфере культуры и достижения успехов в развитии социалистической культуры. В докладе в частности формулируются задачи «форсировать работу по построению китайской системы дискурса (话语体系, «хуаюй тиси») и системы нарратива, умело повествовать о Китае и доносить голос Китая, демонстрировать миру имидж Китая, достойного доверия, одобрения и уважения», «наращивать потенциал в сфере международной коммуникации, всесторонне повышать её эффективность, завоёвывать на международной арене право голоса (国际话语权, «гоцзи хуаюйцюань»), соразмерное совокупной мощи и международному статусу Китая» (официальный перевод доклада на русский язык; оригинал доклада).
Обращают на себя внимание два обстоятельства.
Во-первых, это то, что понятие «дискурс» фигурирует не в части доклада, излагающей внешнеполитические цели, задачи и приоритеты Китая, и не в контексте наращивания роли Китая на мировой арене и глобальном управлении, а исключительно в связи с наращиванием комплексной мощи в области культуры. Кстати, следует отметить, что и ранее, адаптируя западную концепцию «мягкой силы», китайские идеологи делали акцент именно на такой её составляющей, как культура. Такое акцентирование культурной составляющей и в концепции «мягкой силы», и в концепции «дискурсивной силы», вероятно, связано с тем, что современное китайское руководство достижение «мечты о великом возрождении китайской нации» видит как неразрывно связанное с подъёмом китайской многотысячелетней культуры и признанием её величия миром. В Китае глубоко укоренились представления о том, что в основе подъёма китайской цивилизации в имперский период развития Китая лежали его культурное превосходство над окружающими его варварами и величие китайской культуры.
Во-вторых, примечателен официальный перевод с китайского на русский язык этого доклада, поскольку в нём «гоцзи хуаюйцюань» – термин, который в российской экспертной литературе соотносят с понятием «международная дискурсивная сила», – переведён как «право голоса на международной арене». Таким образом, уместно предположить, что под дискурсивной силой в Китае понимают право голоса на мировой арене, право создавать глобальные нарративы, право задавать международную повестку, право продвигать свои ценности в мире, право формулировать и внедрять в мировую практику стандарты, нормы и правила и тому подобное. Обладание дискурсивной силой открывает широкие возможности формировать внешнюю среду, благоприятствующую развитию и реализации национальных интересов государства – носителя дискурсивной силы, а также усиливать роль этого государства в мире. Как отмечают авторы доклада ИМИ МГИМО, типичным китайским толкованием «дискурсивной силы» является следующее: «В определённом смысле тот, кто владеет дискурсивной силой, тот и имеет “право организовывать” мировой порядок, тот и обладает ключевой властью».
Предварительный анализ внешнеполитической деятельности Китая позволил авторам доклада вычленить четыре основных направления усиления дискурсивной силы, используемые Пекином: политическое, моральное, институциональное и технологическое. Политическое направление состоит в выработке новых концепций и категорий, предназначенных для зарубежной аудитории, а также в воздействии на глобальные нарративы. Моральное направление предполагает создание такой новой теории морали с китайской спецификой, которая бы стала привлекательной и полностью признанной мировым сообществом. Институциональное направление требует увеличения«активности в международных организациях и внедрения в работу наднациональных институтов и в принимаемые ими документы норм и правил, соответствующих китайским национальным интересам». И наконец, технологическое направление заключается в интернационализации технических стандартов Китая, чтобы создать для Пекина возможности влиять на формирующийся новый технологический уклад.
Согласно завершающим доклад выводам, отличие стратегии «дискурсивной силы» Китая от «мягкой культурной силы» состоит в её наступательном характере, конфронтационной – хотя и ответной на действия Запада – направленности и нацеленности на преодоление «западной дискурсивной гегемонии». Разрушение «гегемонии западного дискурса» авторы доклада называют долгосрочным приоритетом китайского руководства. Не делая прогнозов относительно того, как будет разворачиваться война дискурсов, авторы доклада тем не менее пишут о возможностях формирования в перспективе «дискурсивных союзов» и даже «дискурсивной биполярности», а также обозначают факторы, ограничивающие эффективность китайской «дискурсивной силы» на современном этапе.
С выводами авторов доклада можно согласиться, как и в целом приветствовать появление такого рода специальных исследований, посвящённых анализу китайской современной внешнеполитической теории и практики, тем более выполненных на высоком профессиональном уровне. Представляются ошибочными получившие хождение в российском экспертном дискурсе в «коронавирусные» годы представления о том, что Пекин на фоне развивающейся американо-китайской конфликтности якобы намерен снизить свою внешнеполитическую активность, вернуться к установкам Дэн Сяопина на проведение «пассивной» внешней политики и двигаться в направлении «закрытия» Китая от мира. Напротив, стоит ожидать – и это косвенно следует из доклада ИМИ МГИМО – интенсификации усилий Китая по укреплению своих позиций в мире, в том числе посредством наращивания «дискурсивной силы».
