Эпидемия короновируса привела к осознанию того, что принципы экономического суверенитета – независимо от того, является ли этот суверенитет фармацевтическим, продовольственным или даже промышленным, – имеют ключевое значение для стабильности наших обществ. Однако приципы экономического суверенитета противоречат принципам глобализации. Можно ли найти баланс между ними, пишет Жак Сапир, профессор экономики Парижской Высшей школы социальных наук.
Эпидемия коронавируса разразилась в особое для мировой экономики время. Прогнозы, сделанные в декабре 2019 года, то есть до вспышки COVID-19, уже не были утешительными. В 2019 году рост составлял всего 2,9%, что является одним из самых низких показателей вне кризисного периода – с 2008 года.
В течение прошлого года уязвимость возросла в большинстве крупных экономик. Перспективы на 2020 год стали ещё более неопределёнными. В четвёртом квартале ВВП Японии снизился на 6,3% в годовом измерении. Ситуация намного острее, чем ожидалось. Частично это можно объяснить очередным повышением налога на потребление. В Германии промышленное производство резко упало в декабре (-3,5%). Ситуация во Франции также не радужная: отрицательный рост ВВП в четвёртом квартале и очень плохие результаты промышленного производства (-2,6%). Следовательно, крупнейшие экономики мира испытывали проблемы.
Соединённые Штаты, вторая по величине экономика в мире с точки зрения паритета покупательной способности (ППС), по сравнению остальными ещё выглядят относительно устойчивыми. Тем не менее рост реального ВВП (с поправкой на инфляцию) на 2,1% в четвёртом квартале 2019 года вряд ли можно назвать бумом. А в Китае – ныне крупнейшей в мире экономике в плане ППС – в последнем квартале 2019 года рост замедлился до 27-летнего минимума в 6%.
Фактически механизмы борьбы с распространением эпидемии не изменились, если вспомнить, например, чуму 1720 года в Марселе, которая также была связана с глобализацией того времени. Тогда корабль Le Grand Saint-Antoine из Леванта, который доставил чумные палочки и их переносчиков, блох и крыс.
Но эпидемия не была неизбежной. Она возникла в результате халатности, и, несмотря на строгую систему защиты, которая включала карантин пассажиров и товаров, чума в городе всё же распространилась. Судя по всему, правила карантина не были соблюдены, и интересы выгоды стали причиной слишком быстрой разгрузки судна. Как это часто случалось при эпидемиях такого типа, наиболее бедные и самые старые районы города пострадали больше всего. Чума быстро распространилась и вызвала приблизительно 40000 смертей (при этом всё городское население тогда составляло от 80000 до 90000 жителей). Затем чума распространилась по Провансу, где умерло от 90000 до 120000 человек при населении около 400000 человек.
Можно провести аналогию между нынешними правилами карантина и карантином в XVIII веке. Если бы они были правильно применены, то смертельных случаев было бы существенно меньше, эпидемии удалось бы избежать. Однако интересы извлечения прибыли возобладали над безопасностью, болезнь стала распространяться.
Подобная комбинация жадности и безрассудного риска наблюдалась в городе Ухань, а также в первых решениях китайского правительства, которое стремилось скорее заставить замолчать бьющих тревогу информаторов, чем принимать меры, которые могли бы ограничить эпидемию в Ухани в последние дни декабря.
Последствия этой эпидемии для мира будут значительными, учитывая вес китайской экономики, но на момент написания статьи их определить пока сложно. Во время предыдущей эпидемии атипичной пневмонии в 2003 году доля Китая составляла всего 8,5% мирового ВВП. Сейчас он весит почти 20%. В любом случае последствия можно разделить на три категории.
Однако производство за пределами Китая также пострадает, потому что немалая часть добавленной стоимости в Европе связана с китайским производством. Например, от 60 до 80% активных ингредиентов в продукции фармацевтики производится в Китае и Индии. В автомобильной промышленности многие компоненты, от аккумуляторов до электроники, производятся в Китае. Таким образом, помимо прямого шока существуют повторные косвенные шоки. Цепочки создания стоимости подразумевают присутствие Китая в мировом производстве, а не только в производстве на территории КНР.
Наконец, будет так называемый отложенный шок. Пострадают другие страны (Южная Корея, Италия, даже США). Непосредственное воздействие этой эпидемии, как и вызванный ею панический эффект, будут иметь пагубные последствия для производства. Пострадавшие страны за пределами Китая увидят падение производства во втором квартале 2020 года. Доклад ОЭСР, в котором показатель воздействия эпидемии составляет -0,5% в год с учётом только «средних» параметров, ясно показывает воздействие этой эпидемии на мировую экономика.
Если эти последствия проявятся в реальном секторе, то эпидемия также будет иметь финансовые последствия. Многие компании столкнутся с проблемами денежных потоков из-за падения оборотов. Это механически вызовет увеличение «плохих долгов» для банков. Страховые компании также должны будут компенсировать застрахованным клиентам эпидемические риски. Конечно, центральные банки знают об этой проблеме. Они будут держать ставки очень низкими. Тем не менее их способность стимулировать производство на самом деле довольно слабая. Здесь видны слабости финансовых инструментов. Фактически, правительства должны будут взять под контроль то, о чём говорил французский министр экономики Брюно Ле Мер.
Эпидемия короновируса привела к осознанию того, что принципы экономического суверенитета – независимо от того, является ли этот суверенитет фармацевтическим, продовольственным или даже промышленным, – имеют ключевое значение для стабильности наших обществ. Однако принципы экономического суверенитета противоречат принципам глобализации. Таким образом, благодаря кризису, который некоторые продолжают считать мимолетным, снова возникает вопрос о балансе между глобализацией и суверенитетом.
