Феномен под названием Brexit помогут понять два долгосрочных исторических фактора. Первый – либерально-капиталистическая глобализация. Второй, и гораздо более давний, – это то, что демократия, как правило, функционирует лучше всего в малых государственных образованиях, тогда как для власти над миром и обеспечения международной безопасности обычно требуются большие государства.
Аристотель полагал, что демократия жизнеспособна только в городах-государствах средней величины. Греческая демократия погибла из-за того, что города-государства своими беспрестанными сварами и неспособностью объединиться для отражения внешних угроз ввергли Элладу в анархию. В результате она подверглась завоеванию со стороны соседних монархий и империй – сначала Македонии, а затем Рима.
На протяжении последующих двух тысяч лет над миром властвовали монархии и империи. Картина изменилась в конце XVIII – начале XIX столетия с возникновением в Европе демократического национального государства. Благодаря сочетанию современных средств сообщения, новых идей о представительной демократии и расцвета современного этнолингвистического национализма национальное государство стало полностью жизнеспособным и обрело немалые возможности по части мобилизации масс на поддержку государства. Могущество национального государства, заставлявшее трепетать внешних врагов и (даже ещё сильнее) внутренние сообщества, которым было отказано в принадлежности к суверенному народу, сыграло значительную роль в восхождении Европы к власти над миром. Те граждане Соединённого Королевства, которые голосовали за выход из ЕС, слепо верили в мощь британского национального государства. Но некоторые из них забыли, что безопасность, власть и гордое самосознание, которые это самое государство даровало гражданам, своим происхождением во многом были обязаны тому обстоятельству, что в прошлом британское национальное государство являлось центром обширной мировой империи.
Однако уже в начале двадцатого столетия стало ясно, что в недрах европейского национального государства, которое почти всегда основывалось на этнолингвистических принципах, народились две большие проблемы. Дитя уникальной истории Западной Европы, национальное государство зачастую плохо приживалось в других регионах, где были перемешаны разные народности, язык никогда не служил главным признаком национальной принадлежности, а государственное управление, как правило, осуществлялось представителями наднациональных империй. Даже на востоке и в центре Европы нечто подобное национальным государствам образовалось лишь в результате двух мировых войн, геноцида и масштабных этнических чисток, причём процесс государственного строительства там по сей день так и не завершён. Своими нынешними проблемами Ближний Восток в значительной мере обязан тому, что модель национального государства плохо приживается на почве региона, где в течение многих столетий заправляла Османская империя. Но если случится так, что жертвой этнического национализма, стилизованного под европейский, падут огромные многонациональные государства Азии – Китай, Индия, Индонезия и Иран (Ява для яванцев, Гуджарат для гуджаратцев, независимость уйгурам и так далее), – то планета может и не пережить хаоса и конфликтов, к которым приведёт подобное развитие событий.
Второй и гораздо более серьёзный момент заключается в том, что уже к началу XX века проницательным наблюдателям было ясно, что на фоне глобализации и поразительного роста могущества Соединённых Штатов европейское национальное государство в качестве орудия управления миром становится излишним. Логическое обоснование эпохи «высокого империализма» (1870–1914) состояло в том, что в XX веке истинно великими державами останутся только государства, располагающие ресурсами целых континентов.
Европейское государство могло приобрести ресурсы континентального масштаба только путём образования собственной империи. Но силовой политике, какой она была до 1914 года, было свойственно следующее главное противоречие: в то время как логика международной власти указывала в сторону империи, росло понимание и того, что объединить общество и легитимировать его лидеров сподручнее всего на основе одной из разновидностей этнолингвистического национализма.
В России судорожные попытки дать определение российскому государству-нации-империи делал Пётр Струве. Такие же усилия построить квадратуру круга предпринимались и другими политическими мыслителями Европы. Напряжённость, существовавшая между империями и национализмами, стала главной причиной Первой мировой войны и конца европейского господства над миром. Две мировые войны, затеянные Берлином с целью образования Германской империи в Европе, ценой огромных потерь и разрушений доказали, что в силу многих причин современная Европа для построения империй не годится. В нынешнем Европейском союзе воплощена попытка пожинать выгоды, сопряжённые с существованием империи, не неся большинства издержек имперского состояния. Считается необходимым объединить ресурсы континента, ибо только при таком условии европейцы якобы способны выдерживать конкуренцию на мировых рынках и участвовать в выработке судьбоносных решений, которые определят будущее человечества.
Легитимизация хоть какой-то разновидности континентального государства на континенте, где зародился и вырос современный национализм, остаётся для ЕС самой большой проблемой, возможно, проблемой жизни и смерти. Нынешние трудности ЕС отчасти обусловлены тем, что в умах людей стёрлись воспоминания о двух мировых войнах: европейцы привыкли воспринимать мир и безопасность, как нечто само собой разумеющееся. Не в последнюю очередь это случилось из-за того, что по большей части такие блага обеспечивались посторонними державами. Примечательный факт: во время дебатов на тему о выходе из ЕС преобладала блаженная уверенность в том, что нынешняя международная либеральная система торговли не претерпит никаких изменений. Но уж коли мы повернули назад к миру образца начала XX века, то всем европейцам – а англичанам в особенности – нелишне будет заново выучить старые горькие уроки об опасностях, кроющихся в слабости и изоляции.
Немаловажной компонентой дебатов о Brexit, да и всей внутриполитической борьбы мнений в первом мире, является тема последствий глобализации, которая несёт с собой деиндустриализацию, угрозу самосознанию наций, и всё более ощутимый переход управления судьбами народов к внешним силам. Если сформулировать всё это более конкретно, то решение англичан о выходе из Евросоюза было продиктовано, прежде всего, страхом перед иммиграцией, английским национализмом и сознанием того, что от современной глобализации выгадывают только элиты, а проигравшей стороной оказываются средний класс и рабочие массы. Однако участники дебатов представляют дело так, словно глобализация началась только вчера, и благополучно забывают об огромном числе жителей третьего мира, которые с помощью сил, высвобождённых либерально-капиталистической глобализацией, смогли за последние тридцать лет выбраться из нищеты и влиться в ряды мирового среднего класса.
Фактически глобализация стала набирать скорость с того самого момента, когда европейцы в XVI веке захватили ресурсы Нового Света. Своей первой высоты она достигла в конце XIX столетия, потом последовало крупное поражение (1914–1945), но в 50-х годах прошлого века её стремительный натиск возобновился.
В общем и целом глобализация вызвала невиданный рост благосостояния всего человечества, но попутно многим сообществам пришлось принести огромные жертвы. Принципиальный момент состоит в том, что раньше такие жертвы приносили, главным образом, не-европейцы, чьи общины часто разрушались под воздействием европейской мощи. Следует иметь в виду также и то, что это воздействие имело наихудшие результаты тогда, когда было наиболее «демократичным». Самыми демократичными образованиями в мире в эпоху «высокого империализма» были колонии белых поселенцев. Но они же при необходимости были и самыми жестокими по отношению к небелым коренным жителям и привезённым из-за моря рабам. Глубинной причиной внутриполитических конфликтов в современном первом мире является то, что неблагоприятные последствия глобализации теперь распределяются более равномерно. В США главный конфликт разворачивается между, с одной стороны, чёрными, которых некогда принесли в жертву европейской глобализации (одним из наиболее заметных проявлений которой и была работорговля), но которые теперь достаточно сильны, чтобы утверждать свои права и заявлять о своих обидах, и, с другой стороны, общинами представителей белого среднего и рабочего классов, чьи благосостояние, безопасность, самосознание и достоинство находятся под угрозой, каковая только нарастает по мере того, как издержки глобализации проникают всё глубже в тело общества первого мира.
В геополитическом смысле миропорядок, при котором мы живём, возник в XVIII столетии. В нём правят бал англоязычные ценности, учреждения и идеологии. Его главными святыми-покровителями являются Адам Смит и, возможно, Джон Локк. Его властно-политической основой поначалу была Великобритания и её империя, потом ею стало англо-американское партнёрство, а уже в наши дни эту роль играет гегемония США. Американская война за независимость, Наполеоновские войны, две мировые и одна холодная война были начаты для того, чтобы сломить англо-американскую гегемонию, но все они окончились неудачей и очень дорого обошлись человечеству.
Прежде всего, это произошло потому, что Британская империя и США обладали огромным перевесом в силах. Главное, что необходимо иметь в виду сейчас при анализе современных событий, – это то, что перевес в силах, наличествующий у США и Запада в целом, стремительно сокращается. В геополитическом смысле это в основном обусловлено возвышением Китая. Интегрировать Китай в систему обеспечения глобальной безопасности и благосостояния будет нелегко. Эта задача станет ещё труднее в связи с политическими последствиями экологического кризиса, особенно если основным предметом раздоров в южной и восточной Азии станет обладание запасами пресной воды.
Как часто отмечается, нынешние геополитические реалии во многих отношениях тревожно напоминают те, что привели к Первой мировой войне. До 1914 года новая техника, прежде всего железнодорожная, открывала прежде «бесполезные» пространства земного шара для великодержавной конкуренции. То же самое сейчас происходит и в омывающих Азию морях, где новая техника делает доступным для разработки морское дно. В принципе привлечь уникальный азиатский и посткоммунистический Китай к сотрудничеству в рамках правящих советов западного и в особенности англо-саксонского мира ещё труднее, чем протестантскую, европейскую и капиталистическую Германию в период до 1914 года.
Фундаментальная проблема здесь состоит в том, что оказались правы те, кто до 1914 года утверждал, будто для становления истинно великой державы необходимо обладание всеми ресурсами континента. В силу исторических причин появилась возможность сконструировать и содержать континентальные государства как в Восточной Азии, так и в Северной Америке, что не нашли возможным сделать в Европе. Но континентальными государствами – империями в соответствии со старой терминологией – дьявольски трудно управлять именно потому, что они так велики и разнообразны. Правителям традиционных империй по крайней мере надо было править только верхушкой общества, составлявшей два процента от численности населения страны. Эти два процента, в свою очередь, контролировали массы с помощью системы патроната, принуждения и культурной гегемонии. С наступлением эпохи всеобщей грамотности и политической сознательности, не говоря уже об эпохе демократии, эта задача сделалась гораздо более сложной. Правители современных «империй» плывут в утлых челнах по волнам могучих, сложнейших и противоречивых внутриполитических течений, принимая в борта их удары.
Между Brexit и этими глобальными проблемами существует не прямая, но принципиальная связь. Факторы, подтолкнувшие англичан к выходу из ЕС, весьма схожи с движителями президентской кампании Трампа в США. Эта кампания свидетельствует как об относительном упадке американской и англо-саксонской мощи, так и о том, что в будущем это падение будет происходить ещё более быстрыми темпами. В эпоху, когда для обеспечения глобальной безопасности потребуются огромная сноровка, спокойствие духа и мудрость, взрыв популизма в первом мире является прямой угрозой миру.
В Европе Brexit, скорее всего, будет означать ослабление Великобритании. Лидеры консерваторов, похваляющиеся имеющимися у Великобритании ядерными средствами сдерживания, и её ролью в НАТО, забывают, между прочим, что эти самые средства расположены в Шотландии, пожеланиями которой английские избиратели пренебрегли в ходе недавнего плебисцита.
Но базовая реальность Европы ныне такова, какой она была и до Brexit: эффективное лидерство в Европе сейчас способна обеспечить только Германия. В своих основных чертах ситуация остаётся неизменной, даже несмотря на выход Соединённого Королевства и сократившуюся ввиду этого возможность для ЕС «справляться» и регулировать лидерство Германии. Похоже, что мы возвращаемся в Европу, какой она была в период с 1870 по 1945 год, когда мир, стабильность и благоденствие Европы зависели прежде всего от российско-германских отношений, а также от мудрости, сотрудничества и сдержанности немецких и русских лидеров.
