В пользу многочисленных сторонников идеи угасания Запада говорят несколько серьёзных аргументов. Первый – явные пределы политической и нормативной экспансии. Ближневосточные интервенции свёрнуты, хотя глобальное присутствие сохраняется. «Волны демократии» пока затухли. Второй – рост крупных соперников в лице России и КНР. Обе страны представляют серьёзный военно-политический вызов. К тому же Китай опережающими темпами развивается технологически, а Россия сохраняет технологические заделы в области обороны и безопасности. Третий – накопление дисбалансов в мировой экономике, политизация мировых финансов, чреватая утратой Западом своего лидерства в этой сфере. Четвёртый – трения внутри западного сообщества безопасности. Консолидация перед лицом российской угрозы вернула жизнь в НАТО. Однако попытки переориентировать НАТО ещё и на сдерживание КНР пока энтузиазма не встречают. Равно как и усилия по наращиванию оборонных бюджетов. Не всё просто и в азиатском крыле. Политический пыл сдерживания КНР охлаждается всё ещё высокой значимостью китайских рынков. Вопросы вызывают и перспективы синхронизации европейского и азиатского крыла западных альянсов. Пятый – внутриполитические вызовы. Западные общества периодически лихорадит от общественных движений, особенно усилившихся на фоне пандемии COVID-19.
Вместе с тем есть и целый ряд признаков того, что запас прочности Запада остаётся высоким. США и союзники остаются ведущими экономиками мира. В их руках сосредоточены ключевые технологии. Да, Китай быстро догоняет, а местами опережает. Но достижения КНР не означают автоматического исчезновения соответствующих компетенций на Западе. Более того, гонка может стимулировать концентрацию ресурсов в направлении крупных технологических проектов. США и Запад в целом сохраняют ведущие позиции или способны к прорыву на всех ключевых технологических направлениях.
Несмотря на очевидные проблемы в структуре западных альянсов, никто другой не смог создать аналогичных структур. Ни ШОС, ни БРИКС, ни какая-либо другая структура пока не могут соперничать по уровню консолидации с западными политическими и экономическими блоками. Эти блоки весьма поизносились и трещат на ветру, но не спешат падать. Более того, идёт постоянный поиск новых форматов. Подчас он весьма хаотичен или циничен к собственным союзникам, как это произошло с AUKUS. Однако локальный хаос и цинизм пока не обрушают всю конструкцию.
Поражение демократизации и модернизации Афганистана, отступление демократии в ряде других стран и регионов не означают крушения западной нормативной модели. Ни одно другое сообщество пока не смогло столь же успешно эксплуатировать ценности свободы, прав человека, главенства закона и других принципов Просвещения, при этом сохраняя демократию в качестве основной политической формы. Запад будет оставаться значимым ценностным ориентиром. Китай, Россия и любая другая держава вполне могут предложить и успешно предлагают внятные проекты для своих внутренних аудиторий на базе патриотизма и собственной культуры. Но они вынуждены будут вести постоянную оборонительную войну. На поле ценностей средств для масштабного наступления у них недостаёт.
Социальные протесты, скандалы и прочие потрясения в западных демократиях скорее нормальное явление. За внешней флюидностью кроется стабильность институтов, их способность переваривать существующие разломы и конфликты. По крайней мере, пока. Не стоит преувеличивать и размывание «традиционных ценностей». Запад действительно находится в авангарде эмансипации, хотя в этом вопросе он крайне неоднороден. Даже в масштабах одной страны «свободные нравы» могут сочетаться с весьма радикальным консерватизмом.
Вне всяких сомнений, на ближайшую перспективу коллективный Запад будет оставаться серьёзным военно-политическим и нормативным вызовом для России. Переоценка степени его угасания и недооценка существующего потенциала чреваты осложнениями в реализации российских национальных интересов.