Отношения России и Европейского союза периодически сотрясают взрывы обвинительной риторики и угроз прекратить диалог или сократить его до минимума. Однако на деле этого не происходит. Сложившаяся парадигма оказалась весьма прочной и жизнеспособной конструкцией. О пользе отсутствия иллюзий пишет Иван Тимофеев, программный директор клуба «Валдай».
Принято считать, что отношения России и Европейского союза уже седьмой год находятся в плачевном состоянии. Поводы для их ухудшения появляются с регулярной частотой, образуя причудливую копилку токсичных активов. Украинский кризис, «дело Скрипалей», киберинциденты, а теперь ещё и «дело Навального», венчающее разногласия по вопросам демократии и прав человека. Европарламент периодически призывает к максимально жёсткой политике в адрес Москвы. Среди предлагаемых мер – санкции против «ближнего круга» президента России, остановка «Северного потока – 2», координация политики сдерживания с США, продвижение демократии и сотрудничество с российскими «демократическими силами». Наши отношения периодически сотрясают взрывы обвинительной риторики и угроз прекратить диалог или сократить его до минимума. Однако на деле этого не происходит. Сложившаяся парадигма оказалась весьма прочной и жизнеспособной конструкцией. Её характеризуют несколько важных элементов.
Во-первых, наши взаимные претензии высказываются честно и откровенно. Раньше стороны проводили свои прагматичные интересы под оболочкой идей о сообществе единой и неделимой безопасности в Европе, общих пространств России и ЕС. Теперь они открыто признают, что в текущих условиях подобные схемы невозможны. Россия не готова выстраивать их в ущерб своим интересам, а Европа – терпеть в такой схеме самостоятельную и амбициозную Россию, тем более с учётом растущего неприятия её политической системы.
Во-вторых, многочисленные претензии и упрёки всё же вряд ли означают, что Россия и ЕС являются экзистенциальной угрозой друг для друга. Серьёзно рассматривать сценарий военной агрессии не стоит, хоть в их построении и любят упражняться многочисленные эксперты. Это не значит, что он полностью исключён. При желании и определённых обстоятельствах можно довести и до него. Тем более что у ЕС нет собственной субъектности в вопросах безопасности и уравнение усложняется стратегиями США. Но даже с учётом нелинейности американской политики последних лет сценарий военного столкновения остаётся маргинальным. Россия и Запад постоянно обвиняют друг друга в попытках вмешательства и подрыва политической системы. Подобные игры были спутником внешней политики на протяжении столетий, но иностранное вмешательство само по себе неспособно обрушить стабильную и крепкую конструкцию великой державы или союза. Для этого их должны подточить собственные проблемы. А работа с ними – предмет внутренней политики.
В-третьих, Россия и ЕС сотрудничают там, где это приносит выгоду и пользу, несмотря на политические кризисы. Более того, налицо явная тенденция разведения политических споров и экономических отношений. Макроэкономический ущерб от санкций ЕС уже несколько лет подряд можно считать ничтожным. Россия тоже дистанцируется от жёстких ответных мер, ограничиваясь символическими визовыми ограничениями. Критического желания отыгрываться на бизнесе за крик пропагандистов с обеих сторон пока не наблюдается.
В-четвёртых, обе стороны считают, что время работает на них. В ЕС, да и на Западе в целом, распространена старая точка зрения об угасающей России. Она причудливо сочетается с представлениями о невероятно хитрой, злокозненной и умной политики Кремля. Но в целом на Западе до сих пор ощущается чувство идейного и материального превосходства. В такой мыслительной схеме любой успех России – явление временное, страна обречена на постепенную деградацию, и рано или поздно более прогрессивный Запад возьмёт верх. Нужно лишь запастить терпением и способствовать неизбежному.
Действительно, с материальными достижениями Европейского союза и других западных стран спорить трудно. Последовательности западной идеологии позавидовали бы те, кто застал советские годы. Вместе с тем стройность идей западной демократии и материальное превосходство трудно трансформировать в реальные возможности влияния на Россию и смены её политического курса. Да, у России периферийная экономика. Да, качество жизни ниже, чем в ЕС. Да, вопросы вызывает эффективность институтов. Но игнорировать Россию весьма сложно. С кризисными ситуациями страна вполне справляется. И подчас делает это быстрее и результативнее в сравнении с передовыми соседями. Заставить Россию отказаться от принципиальных решений непросто. То есть материальное и идейное превосходство не конвертируется пропорционально во внешнеполитические возможности. А это ставит под сомнение и то, что фактор времени на стороне ЕС.
В России тоже распространена точка зрения о кризисе Запада, угасании США и кризисных тенденциях в Европейском союзе. Действительно, кризисных явлений на Западе множество. Но Москва тоже не может использовать их в интересах своей внешней политики. Смена политического курса в отношении России по ключевым вопросам в силу внутренней турбулентности вряд ли возможна. Кроме того, многие западные общества являются децентрализованными. Это усложняет управление и содействует постоянным расколам, которые можно ошибочно принять за признак смертельной болезни. На деле вся история Запада – это история непрекращающихся кризисов. Политические системы к ним привычны.
