В рамках стратегии демонизации противника в войне мы сейчас видим принципиально новый подход, нацеленный на демонизацию всего российского общества. Об эволюция информационного пространства пишет Олег Барабанов, программный директор Валдайского клуба.
Нынешний водораздел, пролёгший между Россией и Западом, гораздо хуже, сильнее и глубже, чем был во все предшествующие периоды – как в эпоху холодной войны, так и во всё последующее время, вплоть до 24 февраля 2022 года. Если раньше его основу определяли геополитическое противостояние и всё более возраставший ценностный разрыв, то сейчас всё это трансформировалось в конкретные действия. В прямой военно-политический вызов Западу со стороны России и в жёсткую линию Запада, открыто и нескрываемо нацеленную на военное поражение России, подкреплённую практически тотальным санкционным давлением, а также стратегией по демонизации противника. Вспоминая старые марксистские термины, можно зафиксировать, что произошёл переход количественных изменений в качественные.
Этот ценностный разрыв в условиях прямого военно-политического противостояния вполне естественно нашёл своё выражение в информационной и медийной политике. Здесь можно говорить об окончательном оформлении так называемых информационных пузырей с однонаправленной подачей информации и отсутствием представления взглядов и мотивов другой стороны. Эта эволюция информационного пространства, которая начала происходить в глобальных медиа в отношении противостояния России и Запада ещё в предшествующий период, сейчас, в условиях военного конфликта, получила своё логическое завершение. В результате демонизация России стала свершившимся фактом.
Отметим, что в таком подходе самом по себе нет ничего принципиально нового и неизвестного теории. Задача демонизации противника в условиях военного конфликта является объективно важной, она служит ключевым политическим целям по сплочению своего собственного общества перед лицом военных действий и поддержке обществом мероприятий своего государства в конфликте. Примеров такого рода в истории войн и конфликтов множество. Причём начались они отнюдь не в XX веке с его спецификой тотальных мировых войн и всепроникающих СМИ. В российской военной истории можно встретить утверждения, что первым такого рода примером демонизации России в условиях войны стала кампания в британских газетах в период Крымской войны в 1853–1856 годах.
К слову говоря, Крымская война в условиях проходивших тогда в Европе масштабной индустриализации, освоения новых источников энергии и связанной с ними социальной модернизации стала действительно рубежным этапом в развитии новых форм влияния государства на общество в медийной политике в ходе войны. Именно она оставила и первые массовые примеры закрепления в общественном сознании символических победных результатов войны. До сих пор во многих городах Англии, Франции и Северной Италии можно встретить улицы и площади, названные в честь Севастополя, Балаклавы, Альмы и других мест сражений той войны. Из метрополий эта кампания победных переименований перенеслась и в колонии по всему миру (вплоть до Malakoff street в честь Малахова кургана в Виктории на Сейшелах). Единичные примеры такого рода можно было встретить и раньше – вспомним мост Аустерлица в Париже, названный так Наполеоном в честь своей победы. Но именно Крымская война впервые показала приоритетную значимость мобилизации общественного сознания как ключевого фактора «модернизированной» войны, который затем стал применяться в очень многих, если не во всех, военных конфликтах. И важнейшим элементом этой социально-психологической мобилизации стала демонизация противника.
Поэтому, повторим, в самой медийной стратегии демонизации противника нет ничего нового. Но её отчётливо новой чертой сейчас, на наш взгляд, стал тот тотальный характер демонизации, который мы видим по отношению к России в глобальных медиа и социальных сетях и который тем самым закрепляется в общественном сознании и общественном поведении. Суть этой тотальности в том, что она направлена не только на российское государство и Владимира Путина персонально, но на всё российское общество целиком.
Такой подход сводит к предельно упрощённой и однозначной для восприятия формулировке крайне сложный вопрос: а насколько общество в целом и каждый гражданин конкретно несут ответственность за действия государства? Эта тема уже получала своё отражение в историографии и политической мысли. На наш взгляд, все эти аспекты и формулировки достаточно близки к той сложной теме виновности всех и каждого, которую поднимала ещё Ханна Арендт применительно к «банальности зла». Не забудем, впрочем, и того, что сама Ханна Арендт в последовавшей за выходом её знаменитой книги острой дискусcии давала на этот вопрос отрицательный ответ.
Эта же тема виновности всех и, соответственно, наказания всех, будучи постулированной как базовая установка, находит своё воплощение и в санкционной политике стран Европы и США применительно к России. Тема об эффективности санкций для достижения политических целей (от открыто заявляемой цели изменения политики режима до имплицитно подразумеваемой цели смены режима) обсуждалась неоднократно. И, глядя на примеры санкционного давления, как исторические, так и современные, можно сделать вывод, что практически во всех из них общества под санкциями страдали гораздо больше, чем режимы. Логика такого подхода отнюдь не отрицается, и порой можно встретить весьма прозрачные и откровенные утверждения, что именно общества и должны в первую очередь страдать под санкциями, чтобы в них росло и крепло неприятие режима и чтобы они в конце концов этот режим свергли. Здесь опять же мы видим коллективную ответственность и коллективное наказание.
Но история санкций не даёт нам примеров того, чтобы санкции сами по себе привели к смене режима изнутри. То есть здесь санкционная политика неэффективна. Практически все смены режима в странах – противниках Запада становились итогом не санкций, а внешнего военного вторжения (Ирак и Ливия – наиболее яркие примеры, а Югославия – пример смены режима под прямым воздействием военного поражения, а не санкций). А примеров того, как санкции отнюдь не мешают режимам выживать и функционировать, тоже достаточно (Иран, Северная Корея, Зимбабве, Венесуэла и прочие). Тем самым коллективная санкционная ответственность не приводит к достижению целей санкций, а вызывает лишь страдания обществ. Но при этом такой подход к санкциям повторяется из раза в раз. Такой подход мы видим и сейчас в отношении России. Специфика же российского случая и его новизна как раз состоят в том, что коллективное санкционное наказание впервые в современной истории сочетается с постулированной коллективной виновностью и тотальной демонизацией общества.
В итоге в рамках стратегии демонизации противника в войне мы сейчас видим принципиально новый подход, нацеленный на демонизацию всего российского общества и закрепляющий установку на его коллективную виновность в массовом общественном сознании на Западе и, шире, в мире в целом. К чему это приведёт, покажет время.
