Новая гуманитарная катастрофа?

Мы привыкли к разным аббревиатурам. BLM, GOP, COP и так далее. Все они имеют смысл, позволяют нам экономить время, оказываются символами важных и весьма чувствительных процессов. Но похоже, стоит начать пользоваться новой аббревиатурой. Вроде НГК – «новая гуманитарная катастрофа». Если по-английски – NHC – new humanitarian catastrophe, или NHD, если использовать слово disaster.

Большая валдайская конференция 2021 года во многом была посвящена положению частного человека в современном мире, его отношениям с обществом и государством, его возможностям сохранять свою приватность и свободу, его способности чувствовать себя защищённым.

Понятно, что это ключевые вопросы для всего человечества. Именно этому посвящена вся доступная нам культура: как жить, как провести отпущенные каждому из нас годы. Так вышло, что после Второй мировой войны стало казаться, что у всех нас есть шанс на развитие того, что можно назвать гуманностью, шанс на самостоятельную и сравнительно свободную жизнь. Хотя, конечно, проблема свободы никуда не делась, её понимание как было, так и остаётся предметом тяжёлых дискуссий.

Но так вышло, что мы столкнулись с пандемией. Как, в общем-то, все отмечают, пандемия не принесла ничего нового в жизнь планеты, а только подчеркнула, катализировала то, что и без того происходило. Так вот, именно это и пугает.

Буквально на днях (этот текст пишется в декабре 2021 года) мы услышали об «омикроне», новом штамме ковида, обнаруженном в Южной Африке. Сколь опасна эта разновидность болезни, только обсуждается. Но уже закрывается авиасообщение с этой страной, множество людей лишаются возможности вернуться домой или, наоборот, полететь куда-либо по своим делам, вне зависимости от того, что это за дела. Власти Южной Африки, кстати, огорчённо заметили, что это своего рода наказание за бдительность. Причём наказанными оказываются почти все, кто так или иначе связан с этой страной.

Понятно, что решение об усилении изоляции ЮАР по большей части продиктовано санитарными соображениями. Но ведь множество людей пострадали (это мягко сказано, вообразим себе, например, каково сначала застрявшим там, а потом возвращающимся оттуда). И пострадали эти люди не от ковида! А от других людей, наделённых властью разделять наши общества на тех, кому угрожают, и на тех, кто угрожает.

Я хотел бы подчеркнуть, что проблема безопасности, борьбы с заболеванием – важнейший вопрос. Но вот как этот вопрос решается – заслуживает обсуждения, поскольку это всегда метод распоряжения человеческими жизнями.

Коронавирус: от него ли надо прививать?
Андрей Быстрицкий
Коронавирус, как всякое малое биологическое существо, сам по себе может погубить каждого из нас по отдельности, но в целом повлиять на человечество ему трудно. Однако с его помощью сами люди могут сотворить немало. И более того, уже творят.

От председателя


Ещё одна вполне кафкианская история – беженцы на границе Польши и Белоруссии. В этой истории, на мой взгляд, важны несколько тысяч пока живых людей с Ближнего Востока. Понятно, что можно предъявить счёт белорусским властям, польским или европейским руководителям. Но всё же главные жертвы в этой истории не они, а упомянутые беженцы. Однако, что удивительно (или как раз не удивительно), политический дискурс, отражённый в медиа, сконцентрирован не на них, а на противоречиях и спорах между властями приграничных стран.

Кстати, совершенно аналогичная, а в чём-то более жуткая ситуация в Ла-Манше, где тысячи эмигрантов, добравшихся до Франции, пытаются переправиться в Англию. Пинг-понг живыми людьми продолжается. А Папа Франциск вообще совершенно осмысленно назвал пренебрежение жизнями мигрантов «крушением цивилизации». Он, кстати, высказался так после визита в лагерь мигрантов на острове Лесбос, добавив, что эгоизм государств вызывает чудовищные последствия.

Конечно, можно возразить, что по сравнению с населением Белоруссии, Польши, Германии, Франции, Англии и других стран число беженцев, скопившихся на границе, невелико, что стоит думать не столько о тысячах беженцев, сколько о сотнях миллионов постоянных жителей, об экономике, о геополитической игре и так далее. И это, конечно, верно. Но именно в этом проблема: не только тысячи несчастных беженцев, но и все упомянутые миллионы и даже миллиарды – жертвы гуманитарной катастрофы.

В своё время Мишель Фуко написал замечательный труд под названием «Надзирать и наказывать», в котором размышлял над трансформацией человеческого общежития в зависимости от отношения к больным и к болезням. Так, пишет он, борьба с проказой привела к идее изоляции, при которой общество делилось на больных и здоровых. Первых исключали из общества, изолировали и фактически оставляли на произвол судьбы. Интересно, что хотя проказа была таким образом практически истреблена, но институты, возникшие в ходе этой борьбы, никуда не делись. В нашем языке, кстати, это нашло отражение. Слова «прокажённый», «проказа», например, используются до сих пор и содержат существенные смыслы, вполне актуальные и сегодня. Другая зараза, чума, породила карантины и прочие дисциплинарные меры, при которых не появляется особый класс отверженных, но практически все оказываются под надзором. Наконец, оспа дала нам пример более сложных стратегий власти: вакцинации, обсервации и тому подобного.

Борьба с ковидом показала нам, что практически никакие меры, исторически применявшиеся для борьбы с массовыми заболеваниями, не забыты. Но вот вопрос: а к каким последствиям это приводит?

Полагаю, что мы недооцениваем их разрушительность для человеческой жизни. К примеру, опрос, проведённый 2 декабря во Франции, показал, что треть семей пребывает в тоске, а каждый второй француз (47 процентов) испытывает страх перед будущим. В общем, праздновать Рождество не выходит. Как в известном русском анекдоте про фальшивые ёлочные игрушки. На вопрос, почему же они фальшивые, ответ – да они не радуют. Впрочем, ответ не удивителен. Удивительно другое: ситуация в этом году во Франции куда лучше, чем в прошлом.

Я тут хочу сразу оговориться, борьба с ковидом, санитарные и полицейские меры необходимы. Но признавая их необходимость, повторю, нельзя не замечать последствия.

Прежде всего дело в том, что переход в цифровую эпоху привёл не только к упрощению коммуникаций, он и к тотальному росту надзора над нами всеми. Ковид интенсифицировал рост надзора.

Бесконечные QR-коды, помещённые в телефон, сделали человека в известной мере приложением к техническому изделию.

В доцифровую эпоху говорили о том, что паспорт важнее человека, что вне документа личности фактически не существует. Сегодня вместо паспорта – телефон. Вообразим себе ситуацию: некто теряет или разбивает свой телефон. Что дальше? Ну, перво-наперво – стресс, испуг. В телефоне же QR-код, а часто ещё и деньги. В один момент человек становится изгоем, которому доступно лишь его жильё и, о счастье, заказ еды из магазинов. Хотя последнее только в том случае, если у него есть наличность. Если же нет… Ну конечно, всё можно восстановить, но это потребует и времени, и сил: то есть части жизни. Не такой уж длинной, кстати.

Ещё раз подчеркну, я не против использования современных технологий для борьбы с пандемией. Даже за, но всё же нельзя не думать о последствиях для человечества.

Мне всегда казалось, что если и есть какой-то смысл в истории, то он в развитии гуманности, в обретении человеком индивидуальности, своей особенности. Можно даже полагать, что главное, видовое отличие человека – способность к самостоятельному, творческому планированию своей жизни.

Допустимо даже заметить, что – при всей своей противоречивости – современные социальные движения, вроде пресловутых BLM или cancel culture, может, и несколько уродливо, но отражают стремление людей к обретению своей индивидуальности. Не исключено, кстати, что в конечном счёте они антииндивидуальны, но это другой вопрос.

Так или иначе, вся послевоенная эпоха была проникнута идеей индивидуального счастья и свободы. Характерно, что даже во времена холодной войны и СССР, и США декларировали, как минимум на словах, приверженность именно гуманистическим ценностям. И вот сегодня возникает вопрос: а не становимся ли мы свидетелями великой деградации идеи свободы?

Ковид подчеркнул идущий в последние лет 10–15 рост надзора над человеком.

Цифровые технологии породили невероятный соблазн создания нового класса, нового типа тотального надзора.

Сначала появилось то, что некоторые исследователи назвали «надзирающим» капитализмом, теперь эти технологии в руках государств. Возможно, это неизбежная плата за существование почти восьмимиллиардного человечества, за тот комфорт и процветание, в котором значительная часть из нас живёт. Но как бы там ни было, мы имеем колоссальные шансы столкнуться с новой гуманитарной катастрофой.

Её приближение видно из растущей депрессии, нервозности, в которые погружаются люди. Это видно из повседневной жизни многих городов, из роста напряжённости как в отношениях отдельных людей, так и целых государств. Это видно и из того, что между призывами к защите некоего абстрактного человечества и защитой прав отдельной личности всё более усиливается отрыв. А это отчуждение, отделение человека от остальных. То есть прямой путь к упомянутой уже депрессии, которая, по существу, означает чувство невозможности любви. Правда, говорят, есть таблетки и от этого. Но это не точно.

С каждым новым днём пандемии меры контроля, меры надзора возрастают. Человек начинает чувствовать себя как в оккупированном городе, на каждом углу которого могут спросить документы, аусвайс как во время Второй мировой войны. И горе тому, у кого этого волшебного пропуска не окажется. Борьба с пандемией не обсуждается, но и угроза гуманитарной катастрофы есть.

И в заключение. Во всех странах СМИ любят критиковать власти за непоследовательность в деле борьбы с пандемией. Вот, мол, то вводят ограничения, то отменяют, то заставляют предъявлять QR-коды, то нет. Возможно, такая критика в чём-то справедлива. Но эта непоследовательность всё же носит вполне человеческий характер и делает власти ближе к обычным людям, также несовершенным.

Диффузия свободы
Андрей Быстрицкий
Tempora mutantur et nos mutamur in illis. И в самом деле, времена меняются, и мы меняемся вместе с ними. Остается только надеяться, что в лучшую сторону. Однако первые дни третьего десятилетия ХХI века заставляют сомневаться, что мир хотя бы не устремился в пропасть, пишет председатель Совета Фонда клуба «Валдай» Андрей Быстрицкий.


От председателя