Европейская мечта, которая была ключевой идеологемой внешнеполитического курса Турции, исчерпала себя, пишет эксперт клуба «Валдай» Владимир Аватков. Новую идею развития Анкара будет искать в той или иной форме экспансионизма и национализма.
Турция вступила в эпоху перемен с приходом к власти в начале ХХI века консервативной Партии справедливости и развития, которой за 15 лет удалось сосредоточить все рычаги управления в своих руках. Трансформации затронули все сферы общественного, экономического и политического развития государства. Хотя разделение по формуле 30% «за», 30% – «против», 30% – «курят кальян» является традиционным, настолько жестко фрагментированным общество не было еще никогда в истории республиканской Турции. Анкара стоит перед пропастью предстоящего 16 апреля референдума по внесению поправок в конституцию.
Как заявил один из членов правящей партии, если тем, кто выступает «за» внесение изменений, не удастся преодолеть порог в 50%, начнется гражданская война. Анализ ситуации показывает, что наименьшая вероятность возникновения столкновений будет в случае, если сторонники изменений наберут более 55%, наибольшая – при разделении голосов 49/51 (в любую пользу). Более того, при победе противников реформ у правящей элиты может возникнуть соблазн реализовать де-факто уже существующий президентский режим без всяких демократических процедур. Как показывают последние опросы, цифра сторонников и противников изменений колеблется в районе 45-55 процентов. Наибольшей популярности политическому истеблишменту удается достигнуть после проведения митингов «тяжеловесов» от внутренней политики, в момент военных успехов и за счет конструирования политических врагов (например, Голландии или Германии).
Основным сюжетом проекта из 18 поправок выступает концентрация полномочий в руках президента – окончательная блокировка военных во власти, уменьшение доли партийного компонента в руководящих институтах. Ранее именно партии определяли всю палитру власти в республиканской Турции, хотя и были привязаны к своему главе и трансформировались с его уходом. Основная линия противоречий крылась в парадигме «светский-несветский». Сторонники консерватизации общества объединялись в партии, содержавшие в себе слова «справедливость», «благоденствие» и пр., претендуя на большой охват всех групп избирателей, но и тем самым выдавая свою принадлежность военным и Конституционному суду, которые до перехода в активную фазу европоцентристского курса незамедлительно приступали к их ликвидации.
Очевидно, что большая часть населения в Турции устала от радикально светского режима, унизительного и безуспешного обивания порогов Европы. Европейская мечта, которая была ключевой идеологемой внешнеполитического курса, исчерпала себя. Турция усилилась за счет проводимых реформ в рамках евроинтеграции, укрепила свою экономику и перешла к наступательной линии во внешней политике. Для реализации масштабного национального проекта на Востоке нужен сильный лидер. Феномен Р. Эрдогана не случаен. Его появление в турецкой политике – закономерный результат жесткой вестернизации восточной консервативной страны.
Новую же идею развития Анкара будет искать в той или иной форме экспансионизма и национализма. Наиболее популярные идейные концепты в этом контексте – «неопантюркизм» и «неоосманизм». С долей условности, можно утверждать, что неоосманизм представляет собой неофициальную внешнеполитическую доктрину Турции по расширению сферы влияния на сопредельные территории посредством «мягкой силы» и за счет экономических связей. Основными ячейками в «сети» неоосманизма являются неопантюркизм, панисламизм, турецкое евразийство, а также взаимодействие с арабскими и балканскими странами, государствами Азии и Африки. В свою очередь, неопантюркизм подразумевает подобную же «мягкую» интеграцию «включения и вовлечения» конкретно государств с тюркским элементом в составе общества, исходя из этнической, языковой и религиозной близости. Например, на постсоветском пространстве эти задачи выполняют такие организации, как ТЮРКСОЙ, ТИКА и Тюркский Совет.
В турецком политическом сознании сегодня органически сочетаются две противоположные тенденции: страх перед возможным развалом из-за заговора внешних сил («севрский синдром») или внутренних сил («курдский синдром»); и стремление к расширению влияния в рамках тюркского и османского ареалов. Страхами и амбициями Анкары умело пользуются западные партнеры, активно взаимодействующие как с курдскими группами влияния, так и с националистическими силами внутри Турции.
Турецкая Республика, сталкиваясь с внутренними и внешними вызовами пришла к концепции «обороны через лидерство», активную фазу которой мы можем наблюдать в сирийско-иракской кампании. Одним из ключевых посылов Турции с точки зрения мировой политики является «мир больше пяти» (членов СБ ООН). Оставляя в стороне вопрос о реализуемости таких грандиозных амбиций, следует отметить, что сам факт подобного политического целеполагания положительно влияет на настроения электората, которому свойственно имперское сознание.
Региональный месседж руководства Турции в достаточной мере агрессивен. Анкара постоянно посылает сигналы о том, что Лозаннский договор 1923 г., как и нынешние границы стран региона были навязаны извне, а потому противоречат естественным устремлениям обществ и народов. Если изначально данная идея получила свое широкое распространение во время турецко-греческих столкновений по поводу островов в Эгейском море, то сегодня она расширила свое действие и на юго-восточные границы Турции. Только разница в весовых категориях заинтересованных акторов пока гарантирует отсутствие экстраполяции подобных постулатов в отношении Центральной Азии и Кавказа. Укрепление президентской системы взамен парламентской даст карт-бланш руководителю страны в определении и форсированном исполнении указанных приоритетов.
Внутриполитические идеологемы Турции подразумевают борьбу с внешним влиянием, опору на национализм и консервативные ценности. Таким образом, краеугольным камнем при принятии решений выступает безопасность. Вокруг нее выстроена вся кампания перед недавними парламентскими выборами и грядущим референдумом.
Коллективное сознание восточных обществ в целом подразумевает жесткую борьбу с инакомыслием, медленное развитие общественных процессов при моментальном объединении усилий в случае опасности. Сегодня практически все общество объединено идеей борьбы с «FETÖ» («террористической организации фетхуллахистов»).
На руку власти сыграл «странный военный переворот» июля 2016 г, предоставив повод для дискредитации военных как политического субъекта, предлог для проведения масштабных чисток от «дестабилизирующего элемента», а также возможность объединить население перед лицом угрозы, которая носит и внутренний, и внешний характер – терроризм (курды, FETÖ).
Политика конструктов, основанная на дихотомии «свой-чужой», имеет относительно короткий срок действия. Уже сейчас наблюдается снижение поддержки руководства страны в связи с тем, что субъектом чисток стало любое инакомыслие, неудобное власти.
Население готово поддерживать курс Эрдогана, но исходит, готовясь к голосованию, не из его личностных характеристик, а из факта институциональных преобразований, которые могут повлиять на будущее Турции. Во многом предстоящий референдум не про конституцию и не про Эрдогана. Он – про будущее системы, которая останется и после эпохи правления нынешнего президента. Подобное мышление свидетельствует о частичном успехе парламентаризма, который приживался на турецкой почве почти сто лет. Однако парадокс заключается в том, что как раз сейчас, когда можно наблюдать эти незначительные сдвиги в сторону «народовластия», турецкому обществу предлагается изменить всю модель, перейдя к более «ручной» форме правления.
