ЕС, несомненно, является важным экономическим игроком, но он никогда даже близко не подходил к реализации геополитических амбиций и не имеет собственного представления о своём месте в мире. И пока Европа не осознает реальность и не согласует свои амбиции с реалиями международных отношений, она будет метаться от кризиса к кризису, никогда не реализуя полностью свой потенциал и становясь всё более стратегически маргинальной, пишет Билахари Каусикан, бывший постоянный заместитель министра иностранных дел Сингапура.
Когда Сингапур вёл переговоры о зоне свободной торговли с ЕС, наш министр торговли столкнулся с демаршем от тройки послов ЕС. Они хотели такое же соглашение, как между США и Сингапуром. «Вот когда у вас будет 7-й флот, тогда и может быть паритет», – ответил им министр.
Этот анекдот отражает разрыв между амбициями ЕС и реалиями, с которыми он сталкивается. ЕС, несомненно, является важным экономическим игроком, поэтому Сингапур хотел заключить с ним ССТ. Но ЕС никогда даже близко не подходил к реализации геополитических амбиций и не имеет собственного представления о своём месте в мире, что является основной предпосылкой идеи общей внешней политики и политики безопасности. Большинство геополитических инициатив ЕС потерпели неудачу. Особенно показателен пример Украины.
Я был в Киеве в декабре 2013 года и непосредственно наблюдал за демонстрациями на Евромайдане. И я видел, как один европейский политик обращался к толпе, возбуждённо говоря о демократии, свободе и правах человека. Он не обещал напрямую молочные реки и кисельные берега, если Украина заключит соглашение об ассоциации с ЕС, но намекал именно на это. Однако мне сразу вспомнилась Венгрия 1956 года.
Не требуется быть гениальным геополитиком, чтобы понять, что Россия никогда не позволит Украине навсегда присоединиться к Западу. Москва должна была как-то отреагировать. Со стороны ЕС было бессмысленно поощрять Киев, не имея при этом возможности сдержать реакцию России или эффективно отреагировать на её действия.
В том виде, в каком он существовал тогда и существует до сих пор, ЕС не в состоянии справиться с Россией в одиночку. В результате США приходится таскать за ЕС каштаны из огня, который всё ещё тлеет. Так было и в бывшей Югославии: Европа начала нечто за пределами своих возможностей, американский шериф поспешил на помощь.
Если ЕС не в состоянии просчитать геополитические проблемы в собственных окрестностях, если он не может согласованно и эффективно взаимодействовать с соседней великой державой, такой как Россия, или даже с не особенно великой державой, такой как Сербия, то как он может быть стратегическим игроком? Под «стратегическим игроком» я подразумеваю силу, которая может добиваться своего, согласованно используя все виды воздействия.
Что на Украине Россия вела себя в манере XIX века, хотя на дворе XXI век, жаловался американец, а не европеец. Но это была очень европейская мысль – и при этом очень глупая.
Мягкая сила в конечном итоге зависит от жёсткой. Один британский генерал, как утверждается (возможно, апокрифически), сказал во время малайской «чрезвычайной ситуации» – кампании по борьбе с малайскими коммунистическими повстанцами: «Неважно, как завоевать их сердца и умы, если я буду держать их за [чувствительную часть мужской анатомии]».
Все самые опасные проблемы в Индо-Тихоокеанском регионе – морские споры в Южно-Китайском и Восточно-Китайском морях, Тайвань, Северная Корея и Гималаи – являются типичными проблемами жёсткой силы. ЕС может только выражать мнение и красиво демонстрировать флаг. Это небесполезно, но вряд ли так или иначе имеет решающее значение. В этом регионе Европа стратегически маргинальна, если вообще имеет хоть какое-то влияние.
То, что британский генерал сказал о жёсткой силе, очевидно, является упрощением. Но в мире суверенных государств, в котором угроза применения силы всегда существует, в его словах есть немалая доля правды. Стоит задуматься о том, почему Европа, которая когда-то правила миром, так отупела или, по крайней мере, предпочитает не думать о суровых реалиях.
После падения Берлинской стены некоторые европейские страны, охваченные высокомерием, по глупости настаивали на расширении НАТО на восток. Так же легкомысленно поступили США. Это серьёзно подорвало способность НАТО к сдерживанию. Можно ли всерьёз реализовать статью 5 в защиту Черногории или Северной Македонии? Неужели США действительно будут рисковать ради них войной? Сама мысль об этом абсурдна.
После окончания холодной войны сменяющие друг друга администрации США требовали от Европы брать на себя больше обязательств в области общей обороны. И всегда неудачно. Администрация Байдена или её преемники вряд ли добьются большего. Чтобы Европа могла больше тратить на оборону, ей придётся поступиться своей социальной моделью, которая и так является неустойчивой с точки зрения демографии и финансов. Европа всё ещё не нашла для этого политической воли или смелости.
Лишь немногие члены ЕС имеют надёжные национальные силы обороны. Идея общих европейских сил обороны выглядит ещё более нелепой, чем идея общей внешней политики и политики безопасности. Без серьёзной перестройки европейской социальной модели сокращение расходов на оборону всегда будет наименее болезненным и, следовательно, наиболее предпочтительным электоральным выбором. Чтобы тратить больше на оборону на национальном или коллективном уровне, потребуется фундаментальная переоценка концепций и процедур европейской демократии.
Это будет очень болезненный процесс, до начала которого ещё далеко. Но его нельзя откладывать, если европейская идея о месте Европы в мире когда-нибудь должна быть реализована. Европа не может вечно опираться на костыль США.
В отличие от бывшего Советского Союза, Россия не представляет реальной угрозы для Америки. При отсутствии такой угрозы Трансатлантический альянс неизбежно ослабляется. Рано или поздно США будут играть в Европе ту же роль, что и в Индо-Тихоокеанском регионе: внешнего балансира с минимальными силами на местах. Решение Трампа сократить военное присутствие США в Германии подверглось резкой критике. Но это уже долгосрочная тенденция, которая может быть замедлена или даже приостановлена, но вряд ли будет обращена вспять.
Более сорока лет американцы стоически терпели риски, жертвы и трудности холодной войны. После 11 сентября им пришлось участвовать в, казалось бы, нескончаемых конфликтах на Ближнем Востоке, одновременно страдая от экономических, финансовых, социальных и культурных потрясений, вызванных безудержной глобализацией после холодной войны. Европейцы не должны удивляться, если американцы больше не захотят платить какую-либо цену и нести какое-либо бремя во имя них.
Америка не уходит из Европы или мира. Это невозможно. Но она ищет новое равновесие. Трамп сделал это грубо. Байден и его преемники будут заново откалибровывать отношения Америки с Европой и миром более изощрённо и обдуманно, но общий курс вряд ли изменится.
Основная причина, по которой ЕС сопротивляется переосмыслению своих политических концепций, которое позволило бы сократить разрыв между амбициями и реальностью, – это интеллектуальное высокомерие, не позволяющее европейским лидерам видеть реальность. В 2015 году я слышал, как Марио Монти, бывший премьер-министр Италии и европейский комиссар, выступал на конференции в Монтрё. Кто-то спросил его о негативной реакции на сирийских беженцев в Европе. Его ответ был показательным. По сути, он сказал, что европейский идеал слишком абстрактен для понимания рядового гражданина и политикам нужно лучше его объяснять. Я подумал, что это сродни тому, как политик, проиграв выборы, обвиняет избирателей в том, что они недостаточно умны, чтобы проголосовать за него.
Во многом именно вследствие тезиса Монти правый – в некоторых случаях реально неофашистский – популизм стал новой нормой в европейской политике. Лидеры ЕС не должны удивляться тому, что их ценности не принесли им того глобального влияния, на которое они рассчитывали. В конце концов, многие в их собственных странах эти ценности явно не разделяют.
После того как Бисмарк объединил Германию в 1871 году, в самом сердце Европы возник фундаментальный дисбаланс. Потребовались десятки миллионов смертей в результате двух мировых войн и холокоста, прежде чем Европа остановилась на регионализме в качестве оптимального решения. Какое-то время это работало довольно хорошо. Однако после воссоединения Германии в 1990 году дисбаланс проявился в новой форме. Более глубокий и амбициозный регионализм в рамках ЕС – так называемый союз через объединение суверенитетов – одно время казался выходом. Но это был слишком смелый и большой шаг.
По иронии судьбы, данное превышение возможностей лучше всего было проиллюстрировано двумя решениями, которыми ЕС, казалось, больше всего гордился, – единой валютой евро и Шенгенским соглашением, разрешающим свободное перемещение граждан и рабочей силы. В рамках данной статьи я не могу подробно остановиться на технических деталях, которые делают обе эти замечательные в теории идеи неработоспособными на практике. Достаточно сказать, что они раскрывают фундаментальное внутреннее противоречие в самой сути идеи Евросоюза: ЕС – это якобы постнационалистический «Союз», основанный, как ни парадоксально, на националистических страхах перед превосходящим – немецким – национализмом.
Идея о том, что может существовать какая-то общеевропейская идентичность, выглядит столь же бредовой и донкихотской, как и попытки Советского Союза создать «нового советского человека». Спустя 70 лет, в 1991 году, советский человек внезапно обнаружил, что он всё-таки русский или украинец, казах или латыш. Точно так же и гораздо более новый образ ур-европейца распадается в трудные периоды на немцев, поляков, испанцев, французов, румын... ЕС – это конструкция, которая отрицает основной человеческий инстинкт: потребность в идентичности, для которой национальная принадлежность является стержневым и основополагающим компонентом. Многие проблемы, с которыми сейчас борется ЕС, проистекают из этого базового внутреннего противоречия.
Я не думаю, что это противоречие можно разрешить. Ни одно политическое решение, противоречащее человеческой природе, не в состоянии работать, как и инженерное решение, противоречащее законам физики. Пока Европа не осознает реальность и не согласует свои амбиции с человеческой природой и реалиями международных отношений, она будет метаться от кризиса к кризису, никогда не реализуя полностью свой потенциал и становясь всё более стратегически маргинальной. Это прискорбно, потому что в становящемся всё более многополярным мире ЕС мог бы сыграть полезную роль.
