27 марта Ким Е Чжон, сестра Ким Чен Ына, в последние годы – второй человек в партийно-государственной иерархии, выступила с заявлением по поводу отношений между КНДР и Японией. В заявлении говорилось, что Северная Корея отказывается от планов проведения встречи на высшем уровне между Ким Чен Ыном и Фумио Кисидой. Причиной отказа стала позиция японской стороны, которая, вопреки неоднократным предупреждениям Пхеньяна, заявляла, что в ходе саммита будет поднят вопрос о гражданах Японии, похищенных северокорейскими спецслужбами в 1977–1983 годах. Итак, проблема похищенных завела в тупик отношения между Японией и КНДР. Случилось это далеко не в первый раз и, вероятно, далеко не в последний, пишет Андрей Ланьков, профессор Университета Кукмин (Сеул).
Началось всё с того, что в конце 1970-х годов в прибрежных районах Японии стали пропадать люди – в основном молодые и ничем особо не примечательные: повар из небольшого ресторана, плотник, его подруга-медсестра и даже старшеклассница, возвращавшаяся с занятий в спортивной секции. При этом в тех местах, где происходили исчезновения, иногда видели каких-то мужчин спортивного вида, разговаривающих по-корейски, а временами кому-то казалось, что в море виднеется что-то похожее на подводную лодку. Результатом стали слухи о том, что эти молодые японцы были похищены северокорейскими агентами.
Поначалу эти слухи казались то ли параноидальным бредом, то ли пропагандистской клюквой, но с течением времени они стали выглядеть всё более правдоподобно. Совсем серьёзный поворот разговоры о северокорейском следе приняли после того, как в конце 1980-х годов некоторые из задержанных в Японии северокорейских разведчиков сообщили на допросах, что перед заброской в Японию они проходили «курс японизации» под руководством людей, которые очень уж походили на исчезнувших японских граждан. Таким образом, мотивы странных операций стали чуть понятнее: северокорейская разведка похищала случайно попавшихся им молодых японцев, чтобы потом использовать их для подготовки своей нелегальной агентуры.
В результате японское правительство сформировало список из семнадцати человек, которые, как считалось, в 1977–1983 годах стали жертвами похищений со стороны северокорейских спецслужб.
Всё это время власти КНДР бурно отрицали, что имеют какое-либо отношение к этим непонятным исчезновениям. Однако в 2002 году Пхеньян неожиданно признал, что похищения действительно имели место и что их организовали спецслужбы КНДР. Когда в сентябре 2002 года в Пхеньяне состоялась встреча премьер-министра Японии Коидзуми с Ким Чен Иром, северокорейский руководитель принёс извинения за действия своих разведчиков. При этом власти КНДР сообщили, что они якобы похитили не семнадцать, как считало (и считает) японское правительство, а тринадцать человек, причём к 2002 году, когда было сделано признание, только пятеро похищенных якобы были ещё живы. Этой пятёрке, равно как и некоторым членам их семей, в 2004 году разрешили выехать в Японию.
Учитывая возраст похищенных, большинству которых в 2002 году было от 40 до 50 лет, заявление о смерти большинства из них вызвало немалые подозрения. Подозрения ещё больше усилились после того, как стало ясно, что предъявленные северокорейской стороной свидетельства о смерти были изготовлены в спешке и задним числом. Вдобавок в Японии был проведён анализ переданных северокорейской стороной кремированных останков, которые якобы принадлежали Ёкоте Мэгуми – той самой девочке, которая в 1977 году не пришла домой после занятий в спортивной секции. Анализ ДНК показал, что останки не имеют к Мэгуми никакого отношения.
Тут возникает вопрос о том, почему Северная Корея пошла на признание похищений, которые она могла бы спокойно отрицать и далее (тем более что обвинения – впоследствии полностью подтвердившиеся – поначалу звучали очень неправдоподобно). Дело тут, конечно, не в неожиданном раскаянии Ким Чен Ира, а во вполне рациональных расчётах. Уже несколько десятилетий одной из важнейших задач северокорейской дипломатии является установление дипломатических отношений с Японией, которая остаётся одной из немногих стран Запада, формально не признающих правительство КНДР.
Видимо, признание похищений было изначально задумано как несколько театрализованное покаяние,эффектный жест доброй воли, на который японцы должны были отреагировать позитивно. Однако ситуация вышла из-под контроля. Японское общественное мнение было возмущено похищениями случайно попавшихся на глаза спецназовцам людей и укрепилось в уверенности в том, что Северная Корея по-прежнему удерживает у себя якобы «умерших» японцев. Строго говоря, это предположение выглядит вполне правдоподобным. При взгляде на список похищенных видно, что в 2004 году в Японию были возвращены только те из них, кто не имел отношения к подготовке северокорейской нелегальной агентуры для работы в Японии. Те, кто, как известно из ряда источников, отвечал за индивидуальную подготовку будущих северокорейских Джеймсов Бондов, на родину возвращены не были. Вероятно, поначалу КНДР объявила их умершими просто потому, что не хотела создавать угрозы для своей нелегальной разведывательной сети в Японии.
Под давлением разгневанной общественности японское правительство, которое вообще-то было настроено на нормализацию отношений и выплату компенсации, ввело почти полное эмбарго на экономическое сотрудничество с КНДР. Своим чистосердечным признанием руководство КНДР добилось только одного: потеряло возможность вести торговлю и иные дела с единственной страной развитого Запада, которая до 2004 года торговала с КНДР в относительно больших масштабах.
Вдобавок после 2004 года стало ясно: даже если уступки по вопросу о похищенных и возможны, такая мягкость может дорого обойтись КНДР. С конца 1990-х годов японские общественные организации и группы активистов стали составлять списки граждан Японии, которые якобы были похищены северокорейскими разведчиками – и списки эти быстро удлинялись. В эти неофициальные списки зачастую включались и те японцы, которые в последние полвека пропали без вести в относительной близости от морского побережья.
Не исключено, что похищений было больше, чем тринадцать (или семнадцать) официально признанных случаев. Тем не менее в некоторых неофициальных списках сейчас имеется сотни имён – и ясно, что подавляющее большинство этих людей северокорейцами не похищались, а стали жертвами несчастных случаев (даже в Японии люди могут утонуть). Более того, некоторые из людей, которых активисты включили в новые огромные списки, впоследствии обнаружились живыми и здоровыми: выяснилось, что они в своё время инсценировали собственное исчезновение, чтобы таким образом бежать от семейных и финансовых проблем.
В результате северокорейцы осознали: даже если они вернут оставшихся у них похищенных (если считать, что какая-то часть похищенных действительно жива и находится в Северной Корее), это едва ли приведёт к улучшению отношений с Японией. Наоборот, возвращение ещё пяти или десяти человек, как показал опыт 2002–2004 годов, с большой вероятностью приведёт лишь к росту требований японской общественности. Общественные организации будут оказывать давление на правительство и предъявлять всё более внушительные (и всё более далёкие от реальности) списки лиц, якобы похищенных северокорейцами. Возвращение ещё одной группы, само существование которой долго отрицалось, только укрепит японскую публику в уверенности в том, что северокорейские агенты похитили десятки и даже сотни японцев, которые теперь томятся в северокорейской неволе – и что их возвращения надо требовать.
После 2004 года северокорейцы запоздало осознали, что чистосердечное признание не облегчило их участь, и, если выражаться блатным языком, «ушли в несознанку», в которой находятся и сейчас. Позиция КНДР однозначна: вопрос о похищениях решён, пятеро похищенных уже двадцать лет как вернулись домой, а все остальные давно мертвы. Признание этого положения является, с точки зрения Пхеньяна, предварительным условием для ведения японо-южнокорейских переговоров.
С другой стороны, для японского руководства вопрос о похищенных чрезвычайно важен – именно потому, что он чрезвычайно волнует японскую публику. Любой премьер-министр понимает: сдвиги в решении этого вопроса повысят его рейтинг, а переговоры с Северной Кореей, которые не приведут к таким сдвигам, наоборот, будут восприняты массами как провал.
Поэтому регулярно и возникает та тупиковая ситуация, с которой мы в очередной раз столкнулись сейчас. В Пхеньяне рассчитывают, что, упорно придерживаясь своей линии, они дождутся того момента, когда вопрос о похищенных потеряет актуальность для японского общественного мнения. Надежда на это, действительно, есть: интерес к вопросу у японской публики постепенно падает (во многом потому, что в кампании огромную роль играли родители и члены семей похищенных, которые сейчас уходят со сцены в силу своего возраста). Однако пока внутриполитическая актуальность вопроса велика, и японское правительство просто не может себе позволить переговоров с Северной Кореей, в ходе которых данный вопрос не будет затронут. При этом руководство КНДР понимает, что его обсуждение приведёт лишь к тому, что переговоры пойдут в нежелательном для Пхеньяна направлении. Собственно говоря, об это противоречие уже два десятилетия и разбиваются все попытки возобновления дипломатических контактов – и выхода из тупика пока не видно.
