Главной проблемой Европы является отсутствие у неё даже элементарной ресурсной самодостаточности. Именно поэтому для европейцев территориальная экспансия – это ещё более неизбежный внешнеполитический выбор, чем для других развитых индустриальных держав – вроде США или Китая, или отстающих в промышленном отношении России и Индии. Поэтому получение европейцами новых военных возможностей практически неизбежно приведёт к усилению их агрессивности, пишет Тимофей Бордачёв, программный директор Валдайского клуба.
На протяжении нескольких столетий Европа представляла собой источник наибольшего беспокойства и военной угрозы для остального человечества. При этом в отличие от континентальных империй Востока – Российской и Османской – западноевропейские государства обладали преимуществом практически неограниченного проникновения в самые удалённые регионы планеты за счёт своих технических достижений, в первую очередь в области мореплавания. Поэтому не удивительно, что признаки новой милитаризации европейской международной политики могут вызывать интерес и даже озабоченность. Тем более эта озабоченность становится обоснованной, если учитывать то сложное экономическое состояние, в котором находятся европейские государства, и стремление их правящей бюрократии найти новые способы управления населением и убеждения его в необходимости принимать те издержки, которые несёт неспособность решать системные проблемы развития рыночной экономики или демократических политических систем.
На этом фоне объявленные правительством Германии в марте этого года инвестиции в размере100 миллиардов евро в оборонный бюджет страны были восприняты многими наблюдателями как признак готовности к тому, чтобы начать движение по пути реальной милитаризации. Достаточно большое количество германских политиков демонстрируют сейчас решительность в том, чтобы опосредованно противостоять России не только на полях Украины, но и в более широком географическом и временном плане. Не могли пройти незамеченными и оживившиеся дискуссии по вопросу об обладании Европой собственным «ядерным зонтиком» – силами сдерживания, которые должны быть достаточно значительными и качественными для того, чтобы бросить прямой вызов России без необходимости прямого вовлечения США. Буквально несколько дней назад этой теме была посвящена большая статья в одном из ведущих германских журналов, где вопрос о роли ядерного оружия в будущем европейской безопасности обсуждался с высокой степенью серьёзности.
Такого рода дискуссии немедленно отправляют нас к наиболее мрачным предсказаниям по поводу будущего европейского международного порядка.Среди них центральное место занимают идеи Джона Миршаймера, изложенные им в статье «Почему мы скоро будем тосковать по холодной войне», опубликованной в 1990 году в журнале Atlantic. Вскоре после объединения Германии и буквально за несколько месяцев до финала СССР крупный теоретик международной политики утверждал, что наиболее угрожающей, и вероятной, перспективой становится распространение национализма и возвращение к ситуации, когда военное решение перестанет для европейцев быть немыслимой опцией. Миршаймер предполагает, что «даже если бы в Европе был широко распространён взгляд на войну как на нечто немыслимое, <…> общественное мнение по вопросам национальной безопасности, увы, весьма переменчиво и реагирует как на изменения климата на мировой арене, так и на манипуляции со стороны элит». При этом не имеет принципиального значения, что конкретно станет решающим фактором для начала таких изменений, поскольку сам факт возвращения в региональную политику военного решения важных проблем международного устройства неизбежно приведёт к распространению такой жизненной философии.
Сейчас европейские политики, особенно германские, настойчиво заявляют, что причиной изменения их стратегических подходов являются действия России, направленные на коррекцию силовым путём той несправедливости, которая возникла в отношении её базовых интересов после холодной войны. Однако не менее важным, что также никто не скрывает, является и фактор присутствия США в европейской политике, а точнее – гипотетической готовности или неготовности американцев рассматривать интересы европейских партнёров наравне со своими собственными. Другими словами, у США нет и не может быть аргументов, способных убедить их союзников по эту сторону Атлантики в том, что Америка готова пожертвовать своим существованием в ситуации, когда её территория не находится под прямой угрозой.
Эта проблема, в свою очередь, не является новой. Ядерные сверхдержавы в принципе достаточно сдержанно ведут себя по отношению к тому, чтобы учитывать интересы союзников в собственном стратегическом планировании. Это связано с тем, что выживание союзников и их способность оказать вооружённую поддержку не является обязательным условием выживания страны, обладающей несколькими тысячами ядерных боеголовок. А в случае с США дело осложняется их геополитическим положением, при котором и всеобщая военная катастрофа в Европе не нанесёт американской территории даже опосредованного ущерба. Не говоря уже о более локальном и тактическом применении противником европейцев ядерного оружия, что представляется в современных условиях наиболее вероятной возможностью.
Кроме того, сейчас, когда непосредственное военное присутствие США в Европе остаётся намного менее значительным, чем это было в период холодной войны, американская позиция не является достаточно убедительной. Европа не является для США жизненно важной ресурсной базой, а их основные долгосрочные интересы сосредоточены на Тихом океане и в Азии. Не удивительно, что сама по себе дискуссия о европейском «ядерном зонтике» получила распространение не сегодня, а в период президентства Дональда Трампа, когда американская политика особенно явственно показала наличие внутреннего запроса на изоляционизм.
В настоящее время демократическая администрация в США такой изоляционизм отвергает и, наоборот, всячески демонстрирует стремление сохранить Европу в качестве основной заморской базы для своей внешней политики. В решимости продолжать такую линию должны убедить европейцев массовые заверения американской стороны о том, что США будут «сражаться за каждый дюйм территории НАТО», и масштабное участие в снабжении оружием властей в Киеве. Однако это не сопровождается пока желанием или способностью действительно брать на себя ответственность за последствия поведения самих европейцев в масштабах, даже приблизительно похожих на период холодной войны.
А в случае смены внутриполитического вектора в Вашингтоне и возвращения к власти республиканской администрации никто не может исключать того, что отношение США к интересам европейцев опять будет пересматриваться. Ведь в условиях вероятного сворачивания глобализации и раскола мира наподобие биполярного устройства, где роль лидирующих полюсов будут играть США и Китай, Европа может оказаться не активом, а пассивом американской внешней политики. Для США, чтобы обеспечивать себя ресурсами, в принципе достаточно контроля над западным полушарием. В том случае, если американские элиты действительно поймут бесперспективность продолжения территориальной экспансии, которой они занимались последние сто лет, и возьмутся за внутреннее обустройство собственного государства, Европа рискует оказаться наиболее слабым звеном среди игроков, теоретически способных к самостоятельности в условиях глобальной силовой политики.
Необходимо помнить, что с момента завершения холодной войны и появления в центре Европы объединённой Германии основные усилия европейцев были направлены на создание базы собственной сравнительной автономии в долгосрочной перспективе. Расширение Европейского союза на Восток, создание единой валюты и постепенное втягивание России в орбиту ЕС стали не столько результатом открывшихся возможностей, сколько понимания необходимости ими воспользоваться, несмотря на вероятные краткосрочные или даже среднесрочные издержки. Во главе этих политических решений с самого начала уверенно стояла Германия, и события последних пятнадцати лет только укрепили её позиции за счёт ослабления наднациональных институтов европейской интеграции и второго её полюса – Франции, оказавшейся неспособной адаптировать себя к вызовам новейшего времени. А после выхода из союза Великобритании у Германии не осталось конкурентов за политическое лидерство внутри ЕС.
Не совсем понятно, почему мы должны ожидать от европейцев, и в первую очередь от немцев, отказа от этой стратегии в новых условиях. Наоборот, стремительное возвышение Китая, конфликт с Россией и необходимость решать внутренние проблемы для США – всё это факторы, укрепляющие ведущих европейских политиков в правильности выбранной стратегии. В ситуации, когда европейский международный порядок оказался в настолько масштабном кризисе, что радикальные военные решения стали возможными, наиболее естественным исходом может действительно оказаться приобретение Германией собственного ядерного оружия. И совершенно неважно, что этот арсенал будет официально называться «европейским», как уже называется, например, расположенный во Франкфурте Центральный банк, управляющий финансовой политикой в зоне евро. Всем же понятно, что, по сути, это никакой не европейский банк, а инструмент для более тактичного контроля над экономической политикой своих партнёров со стороны наиболее значимой в индустриальном, финансовом и демографическом плане страны Европы.
Не стоит вместе с тем забегать слишком далеко вперёд – пока такого рода рассуждения имеют исключительно гипотетический характер и перспективы движения в сторону практики зависят от слишком большого количества факторов.
Во-первых, это США, для которых европейские союзники остаются пока инструментом воздействия на Россию, что имеет значение в условиях нарастающего глобального соперничества между Вашингтоном и Пекином. Американская сторона рассматривает Россию в качестве слабого звена в китайских оборонительных позициях и особенно это не скрывает. Мы не думаем, что такая точка зрения является верной, однако её ошибочность не отменяет субъективной приверженности американцев именно такому видению ситуации.
Поэтому США будут, конечно, стремиться связать России руки постоянным конфликтом на европейском театре, и воинственность государств Старого Света здесь только кстати. Но даже в условиях такого целеполагания довести дело до получения крупнейшей европейской державой собственных ядерных возможностей может оказаться слишком решительным шагом.
Во-вторых, это Франция, которую не надо совсем сбрасывать со счетов. Официальный Париж последовательно сдержанно относится к тому, чтобы лишиться эксклюзивного контроля над ядерным арсеналом, тем более что он остаётся сейчас единственным реальным достоянием республики на фоне её многочисленных внутренних и внешнеполитических провалов. Но мы также не можем исключать, что дальнейшая деградация собственного государства заставит французскую элиту действительно передать важнейшие задачи его безопасности в руки старшего партнёра по экономическому управлению Европой.
И в-третьих, определённую роль в реализации перспектив германской атомной бомбы будет играть Россия. Сейчас именно действия Москвы выносятся на первый план как оправдание немецких позывов к милитаризму. Однако нельзя полностью отвергнуть вероятность того, что в будущем сама Россия не будет слишком активно препятствовать столь радикальному военному усилению своих важнейших европейских соседей. В Москве могут посчитать, что более уверенная в своих силах Германия окажется способной соотнести свои и российские интересы лучше, чем это было по сию пору. Насколько верна эта точка зрения, нам неизвестно, особенно учитывая, что опыт опосредованной поддержки германских амбиций у России уже есть и последствия таких действий были весьма драматическими. Но полностью исключать его повторения в новых условиях мы тоже не можем.
Все в мире понимают, что главной проблемой Европы является отсутствие у неё даже элементарной ресурсной самодостаточности. Именно поэтому для европейцев территориальная экспансия – это ещё более неизбежный внешнеполитический выбор, чем для других развитых индустриальных держав – вроде США, Китая или отстающих в промышленном отношении России и Индии. Поэтому получение европейцами новых военных возможностей практически неизбежно приведёт к усилению их агрессивности. По меньшей мере там, где это не будет нести в себе потенциально смертельной угрозы. А может быть, и даже в более тревожных для глобальной и российской безопасности масштабах.