Интеграция и суверенитет – в разном понимании этих двух явлений заключаются фундаментальные противоречия России и Белоруссии. Можно ли найти модель компромисса, которая поможет их преодолеть? Наверняка можно. Но нужны новые подходы, вписывающие двусторонние отношения в гораздо более широкий геостратегический контекст. Который, правда, сейчас переполнен множественными неопределённостями, затрудняющими прогнозирование даже на сравнительно короткую перспективу, пишет Евгений Прейгерман, директор Совета по международным отношениям «Минский диалог» (Белоруссия), докторант Уорикского университета (Великобритания).
В Санкт-Петербурге 20 декабря прошёл очередной раунд переговоров между Белоруссией и Россией по углублению двусторонней интеграции. Переговоры длятся уже более года, а их предыдущий раунд на высшем уровне состоялся в Сочи 7 декабря.
Фактически единственным официальным заявлением по итогам очередной встречи стал комментарий министра экономического развития России Максима Орешкина, который сообщил, что несогласованными остаются всего три блока вопросов. Это значит, что питерский раунд снял ещё пять тем, остававшихся открытыми после Сочи. Однако сохраняющиеся три пакета спорных вопросов блокируют возможность подписать всю программу действий по реализации положений Договора о создании Союзного государства 1999 года.
Всего в проекте программы 31 дорожная карта. Из них несогласованными, по словам Орешкина, остаются вопросы нефти, газа и налогов. И это не стечение переговорных обстоятельств, а объективная закономерность. Именно за этими вопросами скрываются фундаментальные противоречия сторон.
С некоторой долей упрощения можно сказать, что связаны эти противоречия с разным пониманием Москвой и Минском двух явлений: сути экономической интеграции и значения суверенитета.
Москва исходит из того, что при любом уровне экономической интеграции ресурсы – прежде всего, энергетические – должны оставаться под её контролем. Российские власти хотят иметь возможность проводить такую энергетическую политику, которая соответствует их интересам в конкретный момент. При этом в обмен на интеграцию руководство России готово предоставлять ресурсы партнёрам по более низким ценам, чем третьим странам. Также постоянно идёт речь о возможности в будущем выйти на равнодоходные с партнёрами цены, однако это обусловливается дополнительными интеграционными шагами и, как следствие, откладывается.
Минск же понимает равнодоходность цен как обязательное условие экономической интеграции на уровне, начиная с единого экономического пространства (и тем более в экономическом союзе). То есть, по мнению правительства Белоруссии, интеграции не может быть, если она изначально не подразумевает равных условий хозяйствования, в том числе равных цен на энергоресурсы. В противном случае в рамках единого экономического пространства большая часть экономики Белоруссии априори попадает в неконкурентное положение, а госбюджет несёт серьёзные издержки. И поэтому для Минска первостепенное значение имеют цены на энергоресурсы не в сравнении с третьими странами, а в сравнении с самой Россией. Так как российский рынок для Белоруссии – основной и, соответственно, более значима конкуренция с российскими компаниями.
Белорусские власти настаивают, что цены на энергоносители должны были выровняться уже давно. И в рамках общей интеграционной логики, и согласно конкретным заключённым ранее соглашениям. Однако этого до сих пор не произошло. Соответственно, в Минске задаются вопросом: а где гарантии, что будет иначе?
По вопросу суверенитета у Москвы и Минска открыто декларируемых противоречий вроде бы нет. Обе стороны признают ценность суверенитета и подчёркивают уважение к суверенитету друг друга. К тому же красной нитью через весь союзный договор 1999 года проходит принцип паритетности, который и защищает суверенитеты Белоруссии и России с помощью механизмов принятия решений в Союзном государстве. В этом плане важно, что Владимир Путин и Александр Лукашенко ещё на начальной стадии переговоров об углублении интеграции согласились оставаться строго в рамках договора 1999 года.
Тем не менее напряжение вокруг темы суверенитета всё равно чувствуется. Разумеется, «опасающейся» стороной здесь многие рассматривают Белоруссию. В частности, в СМИ циркулирует тезис о том, что Минск категорически против создания каких-либо наднациональных органов.
Так ли это? И так, и не так.
С одной стороны, в отношениях между большим и малым государствами последнее может выигрывать от создания наднациональных органов в сфере экономического взаимодействия. Если эти органы работают транспарентно и в строгом соответствии с регламентирующим договором и международным правом в целом. В таких условиях интеграция позволяет несколько нивелировать разность размеров государств, и меньшее государство выигрывает за счёт повышенной предсказуемости отношений и «завязывания» большего на дополнительные обязательства. Разумеется, в этом была бы заинтересована и Белоруссия.
С другой же стороны, если наднациональным органам не хватает реальной транспарентности, а зафиксированные в договоре положения искажаются правоприменительной практикой, то меньшее государство оказывается в прямо противоположной ситуации. Такая интеграция вместо гарантированных выигрышей несёт для него гарантированные риски и угрозы. Притом как экономические, так и политические.
Можно ли с позиции 20-летнего опыта интеграции в рамках Союзного государства и почти 10-летнего – в рамках евразийского экономического проекта сказать, что всё у нас получается транспарентно и строго согласно букве и духу достигнутых договоров? К сожалению, нет. И именно этим объясняются опасения Минска по поводу собственного суверенитета.
Да и в целом сложно себе представить, что Россия готова на постоянной основе придерживаться принципа паритетности в отношениях с Белоруссией. Это во многом понятно: территория РФ примерно в 80 раз больше белорусской, население – в 15, а ВВП – в 29. Но понятно и то, что Минск в таких условиях не хочет брать на себя обязательства, которые без реальной паритетности точно приведут к эрозии его суверенитета.
В этом в самых общих чертах и заключаются фундаментальные противоречия сторон. Можно ли найти модель компромисса, которая поможет их преодолеть? Наверняка можно. Однако всё указывает на то, что нужны новые подходы, вписывающие двусторонние отношения в гораздо более широкий геостратегический контекст.
Проблема, правда, в том, что геостратегический контекст сейчас переполнен множественными неопределённостями, затрудняющими прогнозирование даже на сравнительно короткую перспективу. Поэтому пока, вероятно, Минск и Москва смогут выйти лишь на временные договорённости, так как ни одна из сторон не заинтересована в фиаско переговоров.
Однако противоречия и вызванные ими сложные вопросы останутся в повестке дня. Будут возникать споры и даже публичные выяснения отношений. Так что экспертам стоило бы начать диалог с целью выйти на более смелые и нетривиальные стратегические идеи.