В своих многочисленных статьях для СМИ Джонсон показал себя гораздо большим «реалистом» во внешней политике, чем идеологом, пишет эксперт клуба «Валдай» Мэри Дежевски. Он проявил тот же прагматичный подход в течение двух своих сроков на посту мэра Лондона. Поэтому не исключено, что целью его анализа оборонной и внешней политики является выяснение мнения различных экспертов и заинтересованных групп с целью поиска обоснований для возможных изменений.
Все новые правительства Великобритании, даже когда они сформированы одной и той же политической партией, часто начинают с пересмотра политики своих предшественников, при этом любимой областью является оборона и безопасность. То же самое произошло и с правительством Бориса Джонсона. Одним из первых шагов, который он предпринял после того, как консерваторы завоевали в декабре 80-местное парламентское большинство, стал пересмотр политики страны в области безопасности.
Джонсон называет это «комплексным анализом вопросов безопасности, обороны и внешней политики». Иными словами, помимо обычных аспектов обороны и безопасности Джонсон также займётся дипломатией и международными отношениями. Он будет рассматривать не пятилетний период с момента последнего пересмотра, но и последние 30 лет, то есть весь период после окончания холодной войны.
Очевидной причиной этого, конечно же, является новая ситуация, созданная Brexit. С 1990 года до референдума 2016 года Великобритания была привержена членству в Европейском союзе и видела своё будущее в составе этого союза, хотя и сохраняла «особые отношения» с Соединёнными Штатами. Даже до недавней победы Бориса Джонсона на выборах всё ещё оставались сомнения, случится ли Brexit. Теперь сомнения развеялись.
И было бы странно, если бы при таком анализе не учитывались сложные отношения Великобритании с Россией. И если цель на самом деле состоит в «переоценке», а не просто в «оценке» политики Великобритании, то можно полагать, что Джонсон (бывший министр иностранных дел) недоволен статус-кво и может искать перемены. Может ли измениться в этой связи подход Великобритании к России?
На первый взгляд, ответ неутешительный – по крайней мере, для тех из нас, кто надеется на улучшение. С тех пор как прошлым летом Борис Джонсон стал премьер-министром, он использовал любую возможность, чтобы демонстрировать ту же жёсткую линию в отношении России, что и его предшественница Тереза Мэй. Он делал всё возможное, чтобы избежать публичных встреч на высоком уровне с российскими чиновниками, и не дал никаких намёков на то, что рассчитывает на какие-либо перспективы оттепели.
Каждое упоминание о России на сегодняшний день упирается в официальную позицию Великобритании, согласно которой российское государство несёт ответственность за отравление двойного агента Сергея Скрипаля и его дочери, которые, кстати, до сих пор, спустя почти два года, находятся в изоляции и, очевидно, под юрисдикцией Великобритании. На это накладываются действия России в Сирии, а также разногласия по поводу Украины и Крыма. Похоже, что с британской стороны смягчения ждать не стоит.
Когда Джонсон в январе встретился с Владимиром Путиным на конференции по Ливии в Берлине, он выглядел суровым и склонным к разговору только по минимуму – по крайней мере, для фото- и видеокамер. Некоторые из кратких официальных заявлений Даунинг-стрит после встречи стоит процитировать, хотя бы для того, чтобы проиллюстрировать текущее состояние британо-российских отношений с точки зрения Лондона.
«Он (Джонсон) ясно дал понять, что в позиции Великобритании по Солсбери нет никаких изменений, что случившееся было безрассудным применением химического оружия и наглой попыткой убить невинных людей на британской земле ... Премьер-министр сказал, что нормализации наших двусторонних отношений не будет до тех пор, пока Россия не прекратит свою дестабилизирующую деятельность, которая угрожает Великобритании, нашим союзникам и подрывает безопасность наших граждан и нашу коллективную безопасность». Вот так!
Однако при всей холодности подобных заявлений не следует обязательно отвергать какие-либо надежды на изменения. Как показали переговоры о Brexit и то, как он «продал» свою сделку однопартийцам, Борис Джонсон блестяще умеет со всей убеждённостью заявлять то, что нравится ключевой аудитории, а затем всё равно делать кое-что (и даже очень многое) по-своему.
Хорошим примером является спор с ЕС о сохранении открытой границы между Северной Ирландией и Республикой Ирландия. В конце концов, Джонсон согласился на таможенную границу, которая будет проходить по Ирландскому морю, что было и остаётся неприемлемым для многих в его собственной партии и для многих протестантов в Северной Ирландии. Джонсон размыл некоторые определения, но, по сути, согласовано было именно это.
Точно так же можно утверждать, что Джонсон, возможно, только публично занимает особенно жёсткую линию против России, чтобы убедить «ястребов» в оборонном и внешнеполитическом истеблишменте, что он на их стороне, даже если он уже готовится пойти другим путём. Поступали сообщения о том, что, когда Джонсон был министром иностранных дел, от него скрывалась опредёленная разведывательная информация, потому что тогдашний премьер-министр Тереза Мэй и руководители службы безопасности не доверяли ему. Если это так, то у него вполне может возникнуть желание показать, что он может быть по крайней мере таким же жёстким по отношению к России, как и они, чтобы заслужить их доверие.
Конечно, процесс пересмотра едва начался. Но уже ясно, что ряд влиятельных лобби чувствуют тревогу. Некоторые из первых возражений поступили из военных кругов, которые хотели, чтобы акцент был сделан на традиционных областях, таких как комплектование и оснащение вооружённых сил, как это всегда было в прошлом.
Похоже, высшее военное руководство опасается, что восприятие военных расходов в гораздо более широком контексте – прежде всего, принимая во внимание внешнюю политику, а не военный потенциал, – может привести к пересмотру некоторых приоритетов, которые давно считаются сами собой разумеющимися. И их страх может оказаться обоснованным. Доминик Каммингс, главный помощник Джонсона, открыто критикует методы закупок и перерасход средств и выступает за радикальные перемены.
Потрясения могут возникнуть и во внешней политике, и в кругах разведки. Если Джонсон возьмётся рассматривать период с конца холодной войны, то может возникнуть целая серия дискуссий: о реакции Великобритании на распад Советского Союза, о целесообразности сохранения и последующего расширения НАТО, о поддержке Великобританией политики против России, проводимой США и новыми членами НАТО в Восточной и Центральной Европе, а не, скажем, позиции Германии и Франции.
Это не означает, что можно было бы отменить важные решения прошлого (такие как расширение НАТО); для этого уже слишком поздно. Но это может означать поиск путей исправления некоторых из наихудших последствий, в том числе сохранения взгляда на Россию как на противника и её фактическое исключение из архитектуры европейской безопасности.
Есть несколько причин, по которым Великобритания может быть заинтересована в изменении своего подхода к России после Brexit. Во-первых, ей надо искать друзей, и это может включать разумную нормализацию отношений с теми, кто считается «врагами». Торговля также будет важным приоритетом, и хотя Великобритания активно участвует в российском энергетическом секторе (который также избежал британских санкций), она не так активна, как некоторые другие европейцы, в российском потребительском секторе или секторе услуг. Великобритания также может искать новые источники энергии, так как её запасы в Северном море истощаются, особенно в связи с сохраняющейся нестабильностью на Ближнем Востоке.
Любые серьёзные изменения, даже разворот в отношениях с Россией, вряд ли произойдут до завершения анализа внешней и оборонной политики, на который был отведен год. И любые возможные шаги навстречу России могут столкнуться с жёсткой оппозицией внутри британского политического истеблишмента. Но в последние годы влияние «ястребов» уже не является безоговорочным, а появление нового поколения наблюдателей, обладающих непосредственным опытом работы с постсоветской Россией, может изменить баланс в официальной позиции Великобритании. То, что сегодня кажется маловероятным или даже невозможным, может завтра стать частью решения британской внешнеполитической дилеммы.
