Главный итог последовавшей вслед за 1989 годом эволюции для «победителей» европейцев – это гораздо более разнообразное в ценностном отношении сообщество, парализованное собственными внутренними проблемами. Для России – будем надеяться, что надолго – осознание неизбежности пересмотра исторически объективной традиции обеспечивать свою безопасность через прямое управление важными для этого территориями. Впрочем, является ли такое осознание необратимым, заинтересованным наблюдателям ещё предстоит увидеть и проанализировать, пишет программный директор клуба «Валдай» Тимофей Бордачёв.
Тридцать лет – это достаточно серьёзный срок для международной политики. Несмотря на то, что геостратегические изменения 1989 года в Восточной Европе произошли не в результате военной победы какой-либо державы, а через смену власти «снизу», их значение имело, в первую очередь, именно международно-политический характер. Поэтому проще всего, рассуждая с перспективы 2019 года, было бы просто обозначить их как часть перехода определённой территории из зоны военно-политического доминирования России в сферу полного влияния США и их союзников на Западе. Последовавшие за этим смены, полные, частичные или незначительные, политических элит, вступление 10 стран региона в Европейский союз и НАТО – всё это только вполне предсказуемые последствия того, что Россия (тогда СССР) оставила в 1989 году западный периметр своей безопасности. После падения политических режимов, которые в большей или меньшей степени ориентировались на Москву, других вариантов движения у этих государств фактически не было. Даже Румыния, где свержение режима Николае Чаушеску на Рождество 1989 года поставило кровавую точку в цепи революционных событий, хоть и не была прямым сателлитом Москвы, но оставалась до этого чуждой военным и экономическим альянсам Запада.
Полтора месяца с 9 ноября по 25 декабря 1989 года закончили почти 200 лет доминирования России в европейских делах и её прямого военного присутствия в центре континента. Страны Восточной Европы из западного пограничья России, за которым стояли уже недоступные её могуществу цивилизации, стали восточным рубежом Западной Европы, с которой сохраняли культурную близость. Они вскоре оказались инкорпорированы в институциональную систему Запада и подверглись ресурсному освоению со стороны крупных европейских государств и их корпораций. Но одновременно вступление новых стран в Евросоюз и НАТО изменило эти организации. Они, конечно, остались блоками, ориентированными на сохранение силового и экономического лидерства своих участников. Но для новых стран-членов оба института оказались ещё и культурными феноменами – олицетворяли, помимо экономических выгод от участия, принадлежность к общей цивилизации. Россия откатилась на восток и почти полтора десятилетия пребывала в состоянии международного унижения, экономических потрясений и внешнеполитических исканий.
Россия проиграла, но, возможно, повзрослела. Европа выиграла, но территориальные прибавления оказались одним из тех факторов, которые привели её к «третьей геополитической катастрофе» – появлению долгосрочного очага напряжённости в отношениях с Россией. При этом в самой Европе наиболее пострадавшими оказались как раз те, кто наиболее активно продвигал расширение ЕС и НАТО на Восток – Германия и Франция. Им Россия исторически нужна как внешний игрок, «консолидирующий другой», но не как постоянный противник. Наличие такого противника серьёзно связывает руки на других направлениях и ограничивает способность «главных» европейцев делать, как выразился в своё время великий французский мыслитель Раймон Арон, «много ставок». Доходит до смешного – важным препятствием для развития транспортно-логистического сотрудничества ЕС и Китая является технологическая отсталость польской железной дороги, приводить которую в порядок, что требует сотрудничества с Россией и Белоруссией, власти страны, естественно, не готовы. Тем более, что для наиболее пассионарно настроенных в отношении большого соседа на Востоке малых и средних стран Северной и Восточной Европы даже вероятность военного конфликта с Россией большой проблемой не является – их судьба в таком случае достаточно очевидна, да и терять им мало есть что.
Другое дело ведущие западноевропейские государства – столкновение с российским военным могуществом для них – это конец истории. Гораздо более насыщенной и обеспечивающей несомненно более яркое будущее, чем для Польши или Швеции. Та же Польша последние 250 лет прожила, в основном, в условиях ограниченного или отсутствующего суверенитета. Многочисленные войны и иностранное влияние не позволили создать сколько-либо значимой внешнеполитической культуры. После очередного «освобождения» 1989 года Восточная Европа обратилась, скорее, к более архаичным, чем это принято на Западе формам выражения своих предпочтений.
Россия, со своей стороны, получила в 1989 году хороший урок. Возвращение страны в ранг ведущих мировых держав, произошедшее за последние 15 лет, случилось уже в принципиально других условиях. Россия – страна хоть и могущественная в военном отношении, но не столь большая по меркам современного мира. Наибольшие ресурсы развития она может получить уже не в Европе, а на Востоке – в рамках сотрудничества с экономическими лидерами Азии и развивая новое качество отношений с центральноазиатскими странами бывшего пространства СССР. И с учётом того, что у каждого из новых партнёров Москвы есть теоретическая и практическая возможность найти источники своей безопасности и развития в лице третьих государств. Например, Китая, который всё более активно продвигает концепцию нового мироустройства.
Общий вывод достаточно тривиален. Ценой объединения Европы оказалось разделение западной части евразийского континента. Динамика развития Украины и политическая эволюция наиболее значимых стран Восточной Европы не дают надежд на то, что такое разделение может быть преодолено в перспективе 20–30 лет. Допускалась ли такая вероятность в далёком уже 1989 году? Конечно, да. Несмотря на то, что именно в тот исторический период возможность интеграции самой России в «мир Запада» была наиболее высокой, перечисление объективных факторов, которые этому препятствовали, заняло бы исключительно большое пространство текста. Является ли такое разделение драматичным? Конечно, нет. Несмотря на все свои ошибки, вызванные неизбежностью целого ряда решений в 1990 – 2000-е годы, Европа – это всё ещё наиболее способный к развитию внутренней интеллектуальной динамики регион мира. Пример – президент Франции Эммануэль Макрон. Тем более, что это регион, сохраняющий свою открытость – изоляционизму в Европе не было и нет места. Поэтому в более долгосрочной перспективе у России и Европы есть шансы вернуться, на новых позициях, к дипломатической игре с позитивной суммой.