Президентские выборы в марте 2018 года поставят на повестку дня обсуждение будущей модели внешней политики России. Электоральный повод совпадает с расширяющимся набором проблем и противоречий, к решению которых нужно будет адаптировать отечественный внешнеполитический курс.
В течение ближайших шести лет России придётся одновременно иметь дело с тремя тенденциями:
(1) системным и возрастающим внешним давлением со стороны наиболее развитых и передовых государств,Мы подходим к той черте, когда реальной угрозой безопасности и суверенитету нашей страны станет её экономическая и технологическая отсталость, и одним лишь профессионализмом дипломатов и военных защитить её интересы будет крайне сложно. В этих условиях модель «медоеда», прекрасно описанная Михаилом Коростиковым, может оказаться исчерпанной.
(2) нарушением упорядоченности и повышением непредсказуемости международных отношений,
(3) внутренними «пожарами», связанными со слабостью экономики, территориальными дисбалансами и проблемой институтов.
Один из возможных вариантов действий – «стелс-стратегия». Она подразумевает постепенное «исчезновение с радаров» Запада в качестве экзистенциальной угрозы, накопление и концентрацию ресурсов, сосредоточение на задачах нашего собственного развития, кропотливую домашнюю работу по внутренней модернизации, смену риторики осаждённой крепости на язык новых возможностей и идей.
Если продолжать аналогии из животного мира, в обозримой перспективе нам может потребоваться отсидка в хорошо замаскированной берлоге, зализывание пока немногочисленных ран, накопление жира и по возможности избегание открытого противоборства с опасными хищниками. Сравнивая Россию скорее с медведем, а не медоедом, можно полагаться на его всеядность – при необходимости он может гибко менять свои стратегии выживания, подстраиваться под изменяющуюся природную среду, осваивать новые ресурсные ниши, добывая лосось в отсутствие мяса или переходя в режим вегетарианца на безрыбье. Медведь в природе – крайне осторожный и осмотрительный зверь.
В прошлом нам не раз приходилось использовать такую стратегию. Но всякий раз Россию к этому вынуждали тяжёлые поражения и катастрофы, заставлявшие страну проходить по краю. Сегодня у нас есть возможность избежать такого сценария. Российские акции стоят дорого, но пределы роста дают о себе знать. Диверсифицировать инвестиционный портфель нашей внешней политики лучше до того момента, когда конъюнктура изменится и цена акций покатится вниз. В текущей ситуации России вредна как «западническая», так и «имперско-охранительная» доктрина. Ей требуется прагматизм и в хорошем смысле интроверсия – фокусированность на себе и своих проблемах. Стилистика Горчакова и Милютина – ориентир на будущее.
На рубеже нового цикла внешней политики России нам нужно принимать во внимание следующее.
Запад в лице России будет видеть угрозу, с которой нужно вести последовательную и системную борьбу. Хаотичные и спорадические действия по сдерживанию России после украинского кризиса сменяются хорошо структурированной и отлаженной машиной, охватывающей военно-политическую сферу, экономику, идеологию и мягкую силу. Признавать этот факт тяжело: за прошедшие с момента окончания холодной войны четверть века мы обросли большим числом связей, проектов, совместных инициатив. Многие из них сегодня болезненно умирают. Но у нас не должно быть иллюзий по поводу чудесного замирения в случае победы «прозападного» кандидата или кризиса государственности в России. Ничего кроме очередной смуты и скачка назад такой кризис не принесёт. Никакой Запад не избавит нас от наших собственных проблем. Из катастроф 1917 и 1991 годов нужно сделать правильные выводы.
Следует также понимать, что рост русофобии на Западе связан не только с самой Россией, но и с трудными трансформациями самого западного сообщества. Тяжело признавать, что Brexit, Трамп, левые и правые радикалы – продукт, порождённый самими западными демократиями. Гораздо проще приписать их могущественной «руке Кремля», компенсируя тем самым собственную фрустрацию, растерянность, утрату собственного «я». По мере возрастания беспорядка в международных делах, соблазн отыграться на Москве будет расти.
Однако и нам нужно быть честными перед самими собой. Роль всеобщего пугала – результат слабости, а не силы России. Против Москвы легко ввести экономические санкции – серьёзного ответа мы дать не можем. Против неё легко сколотить межпартийный консенсус – рабочие места и судьба избирателей от сотрудничества с Россией зависят слабо. России можно грозить силой, выбивая военные бюджеты – напасть на неё нельзя, но и она нападать не будет. Наконец, можно бесконечно упражняться в клеймении «кровавого режима», пытаясь консолидировать расходящиеся либеральные скрепы. И здесь нам сказать нечего со времён распада СССР и его левой альтернативы.
Можно ли представить себе, что подобные действия Запад позволил бы себе против Китая? Вряд ли. И дело здесь не только в силе, хотя она, безусловно, важна: мало кто решится, например, наказывать Пекин экономическими санкциями за кибершпионаж или насыпные острова в Южно-Китайском море. Дело и в стилистике китайской внешней политики. На протяжении нескольких десятков лет КНР копила внутренние резервы и на внешнеполитической арене до сих пор ведёт себя крайне осторожно при всей своей мощи. Китай умело избегает глобальной ответственности. Обладая экономической, демографической и военной мощью, он отсутствует на западных радарах в качестве угрозы. Американцы могут ворчать о растущей напористости и специфике политического режима, но антикитайская коалиция в Конгрессе, не говоря уже о какой-либо устойчивой международной коалиции против Китая, в текущих условиях развалится ещё до своего появления.
России вряд ли нужно копировать китайский опыт реформ – наши страны слишком разные, и здесь нам придётся идти своим путём. Но в стратегии концентрации на развитии и «исчезновении с радаров» нам есть чему поучиться.
Нам также нужно внимательно посмотреть на язык китайской внешней политики. Китай ни в чём никого не обвиняет, не жалуется и вообще избегает разговора в конфликтном ключе. Здесь, конечно, сказывается национальная культура и философия. Но риторика возможностей со всей очевидностью доминирует над языком тревоги и обид, столь прочно засевших в российском дискурсе.
В отношениях с Западом «исчезнуть с радаров» будет непросто. Политика сдерживания России уже перешла в конвейерную логику. В этой ситуации ошибкой будет как пытаться идти на эскалацию пропорционально западным усилиям, так и безучастно ждать, когда петля санкций и изоляции нанесёт нам непоправимый ущерб. Нам придётся управлять конфронтацией, уклоняясь от консолидированных ударов и избегая растрачивания ограниченных сил. И здесь у Москвы есть некоторые возможности.
Во-первых, сам Запад – исторически разнородное сообщество. Политика США и ЕС в отношении России уже сейчас представляет собой два разных подхода. Если американцы идут на жёсткое наращивание давления, то ЕС гораздо более осторожен и прагматичен. Нельзя поддаваться соблазну сталкивать Америку и Европу – это не российское дело. Но России необходимо использовать нюансы политики своих западных соседей, пользоваться возможностями, которые остаются в отношениях с ними и при этом выгодны нам. Так, например, ЕС сохраняет для себя возможности сотрудничества с Россией, тогда как, например, НАТО их фактически исключает. Тот факт, что оба образования тесно связаны, конечно, не означает, что нам самим нужно вести политику, отталкиваясь от наименьшего знаменателя. Большой потенциал сохраняют и двусторонние отношения с отдельными странами.
Во-вторых, стремительные изменения мирового порядка делают крайне затруднительной глобальную изоляцию России. Этой возможностью необходимо пользоваться, и многое уже делается в этом направлении. Но и здесь есть две крайности. Одна – доставшееся в наследство от прошлого отношение к Азии как к вторичному направлению. Логика истории диктует необходимость её превращения в главный приоритет. Другая – иллюзия того, что «поворот на Восток» автоматически решит все наши проблемы, что в Азии ждут не дождутся нашего прихода. Мы вынуждены поворачивать на Восток как экономически более слабый игрок, который крайне ограничен в предложении правил игры.
Наконец, в-третьих, у России всё-таки остаётся запас прочности и заделы, несмотря на колоссальные проблемы. Россию не следует переоценивать. Но её также нельзя недооценивать.
При умелом использовании её ограниченных ресурсов можно достичь больших результатов, что в истории происходило неоднократно. Нужно, однако, понимать, что в сравнении с ХХ веком возможностей для ошибок у нас гораздо меньше. Умная и эффективная система управления превращается в ключевой фактор нашей безопасности.
