Запад представляет себя миру как эталон, который нужно воспроизвести и тогда исчезнут все проблемы во взаимоотношениях. Несмотря на комедийный западный оптимизм в видении будущего, в этой концепции легко допускалось, что путь в будущее торжества либеральной демократии может быть проложен через конфликт.Китайская модель этого не подразумевает: она признаёт уникальность опыта других народов и их цивилизационного пути. И в этом есть значительная солидарность с российской концепцией мироустройства, пишет Андрей Сушенцов, программный директор клуба «Валдай».
Китай является крупнейшей мировой экономикой, занимает солидное пространство в политических делах и стремится получить большее значение в вопросах международной безопасности, предлагая миру собственную идеологию, определяющую подходы к пониманию гармоничного взаимодействия стран друг с другом. В 2013 году в ходе выступления в МГИМО МИД России Си Цзиньпин изложил концепцию «Сообщества единой судьбы человечества». В её ядре лежит философское понимание Китаем своей роли в международных отношениях и те практики и подходы, которые государства должны применять, чтобы их отношения были мирными и стабильными, несмотря на внутренние различия и разницу в их взглядах.
На определённом этапе китайские руководители посчитали, что страна накопила достаточный гравитационный вес, чтобы изложить миру автономные от Запада идеи. Если прежнее китайское видение состояло в том, чтобы находиться в тени, сберегать и накапливать ресурс, играть вторым номером до своего мирового дебюта, то новая концепция носит подлинно глобальный характер. Это принципиально неконфронтационная парадигма, и тем самым она отличается от западного подхода.
В чём заключается отличие китайского взгляда от западной идеологии? Запад по итогам холодной войны, находясь по-прежнему в её логике, опирался на тезис о том, что в мире существует один либерально-демократический центр вокруг Северной Америки и Западной Европы. Он объединён едиными принципами во внутренней жизни и предполагает проведение совместной внешней политики на основе общих ценностей. Цель состояла в том, чтобы расширять это ядро и постепенно включать в него другие регионы мира, «перемалывая» их и устраняя импульсы к стратегической автономии в сфере безопасности.
Исчерпывающе эту линию в 1992 году изложил советник по национальной безопасности президента США Энтони Лейк, заявив в своём выступлении в Университете Джонса Хопкинса, что задача Соединённых Штатов состоит в расширении зоны либеральных демократий, которая со временем вберёт в себя все региона мира. На этом идеологическом фундаменте были основаны и дальнейшие американские стратегии: доктрина «войны с террором», «преобразование Большого Ближнего Востока», «повестка свободы» и так далее. В какой-то момент естественным образом появилась ригидная концепция «Россия находится на неправильном пути», которая стала следствием отказа США от понимания сложности мира и того факта, что у разных народов есть самостоятельное от Запада понимание своего места в историческом процессе и международных отношениях.
Китай, как и Россия, рано столкнулся с этим напористым подходом и осознал, что есть как ценные блага, которые он приобретает во взаимодействии с Западом, так и значительный багаж проблем и обстоятельств, которые не позволяют чувствовать себя комфортно и строить отношения на принципах равенства. В связи с этим китайские руководители посчитали необходимым высказаться о том, как должны выглядеть принципы разумного и стабильного взаимного существования.
Вопрос лидерства на мировой арене также касается мироощущения западных и китайских руководителей, которое существенно различается. Западная традиция, в основе которой лежат принципы конкуренции, первенства, индивидуализма и свободного рынка, подразумевает, что «глобальная игра» носит продолжительный характер, состоит из нескольких раундов, в каждом из которых необходимо победить.
Восточный подход иной, и западная интеллектуальная мысль в сфере психологии начала профессионально работать с ним довольно поздно, в 1930–1940-х годах. Карл Густав Юнг был одним из первых на Западе, кто стал интерпретировать восточный образ мысли по вопросу о взаимодействии людей. Юнг видел в нём значительный источник творческой энергии, в том числе для выхода из «спазмированных» международно-политических ситуаций вроде положения перед мировыми войнами. По его наблюдениям, Восток меньше акцентирует внимание на причинно-следственном принципе. Так, Юнг в одной из своих лекций приводил следующий пример. Если западный человек, оказавшись в толпе людей, спрашивает, что они здесь делают и зачем они здесь собрались, то восточный посмотрит на это и спросит: «Что это означает всё вместе? Что Провидение, приведя меня сюда, хочет мне сообщить?»
Китайская политическая и экономическая мощь являются естественным продуктом особого способа жизни, это очевидно для всех. Страна пришла к наблюдаемому сегодня успеху тем путём, который она самостоятельно определила для себя. Китайцы гордятся этим и презентуют свой путь как работающую конструкцию для остальных государств и международного сообщества в целом. Но, что важно, делают это без нажима. Запад представляет себя миру как эталон, который нужно воспроизвести и тогда исчезнут все проблемы во взаимоотношениях. В соответствии с этой логикой, пока этого не произошло, трудности неизбежны. Китайская модель этого не подразумевает: она признаёт уникальность опыта других народов и их цивилизационного пути. И в этом есть значительная солидарность с российской концепцией мироустройства, которая разрабатывалась нашими исследователями ещё в начале 1990-х годов.
Этот подход был затем принят на вооружение как доктринальная идея в серии выступлений и публикаций министра иностранных дел Евгения Примакова и зафиксирован в российско-китайской декларации 1997 года о новом мировом порядке и многополярности. Это первый двусторонний доктринальный документ, где исчерпывающе описывается российское и в значительной степени китайское понимание принципов, на которых должен строиться мир – принципов равенства, невмешательства, уважения, взаимных интересов, признания того, что мы разные и наше цивилизационное различие не является препятствием для взаимодействия. В 1997 году в мейнстриме были совершенно другие идеи, глобалистские и либеральные: что мир плоский, «история закончилась», мы все должны быть одинаковыми и если кто-то акцентирует внимание на своей цивилизационной уникальности, это неизбежно ведёт к конфликту.
Несмотря на комедийный западный оптимизм в видении будущего, в этой концепции легко допускалось, что путь в будущее торжества либеральной демократии может быть проложен через конфликт. Недаром глава Пентагона Дональд Рамсфельд на вопрос журналиста о том, что именно американское вторжение в Ирак привело к началу гражданской войны в стране, ответил: «Демократия найдёт себе дорогу».
Российский и китайский подход обратный. Он понимает мир как хрупкое, неустойчивое и редкое состояние международных отношений. Обязанность государств – не просто наблюдать за происходящим в своих регионах, но и обеспечивать структуру общего взаимодействия.
Российское видение можно изложить в виде метафоры атлантов, удерживающих небо: существует несколько ключевых государств, ответственных за порядок в своих регионах мира, задача которых заключается в поддержании своего участка неба. Для понимания китайского подхода к собственному месту на международной арене важна инициатива «Пояс и путь», которая развивалась с момента своего анонсирования в 2013 году главным образом как транспортно-логистический проект. Сейчас она начинает двигаться в сторону мягких сторон этой стратегии, в частности правил, которые позволяют регулировать пересечение границ, регламент досмотра товара, подходы для выстраивания совместной инфраструктуры. Это более сложный уровень, который в двусторонних отношениях Китая с разными странами имеет разные глубину и динамику.
Эта концепция имеет значительное внутрикитайское измерение, поскольку является важным стратегическим ориентиром для госкорпораций Китая, Коммунистической партии, а также фокусирует внимание китайского общества на этих целях. Ориентировка правительства на создание общего транспортного, технологического, коммуникационного пространства, объединяющего Китай с другими странами, недвусмысленна и позволяет крупным компаниям ставить в своём стратегическом планировании показатели для того, что приблизиться к достижению общей цели. Китай по объективным причинам сейчас становится основным торговым партнёром для большинства государств мира, поэтому «Пояс и путь» позволяет структурировать и упорядочивать его подходы к торговле, двустороннему сотрудничеству в промышленности, энергетике и других сферах.
Для нашей страны центральным является то обстоятельство, что Китай открыт к сопряжению интеграционных проектов. Некоторое время назад президент Владимир Путин, выступая в Пекине на юбилейном форуме «Пояса и пути», акцентировал именно эту идею. Признаётся значимость других интеграционных проектов, и это резонирует с российской идеей Большого евразийского партнёрства, внутри которого должны оказаться ЕАЭС, АСЕАН и другие объединения, помимо программы «Пояс и путь». Процесс интеграции на принципах равенства, взаимоуважения и солидарного определения правил взаимодействия – это концептуально иной подход, чем жёсткий перечень правил, с которым приходит Запад.
