Роль евразийства заключается в его практической применимости, но без синтеза общей ценностной основы эта концепция крайне слаба, считают участники сессии клуба «Валдай», которая прошла 29 сентября в рамках в рамках конвента РАМИ.
Дискуссия о евразийстве неминуемо упирается в спор о том, какова роль границ в этом пространстве, отметил в ходе сессии Фёдор Лукьянов, директор по научной работе Фонда развития и поддержки клуба «Валдай». По его словам, нет чёткого понимания, где это пространство начинается, а где оно заканчивается. Разные группы приверженцев концепции евразийства имеют свои представления на этот счёт, порой весьма парадоксальные. Даже в российской философской мысли, для которой идея Евразии заключается в повороте на Восток, многие, в том числе известный российский идеолог Александр Дугин, видят эту концепцию всеобъемлющей и признают Европу частью этого пространства. Фёдор Лукьянов считает, что в сегодняшней политической реальности вопрос границ принимает крайне важное значение, на что указывает, например, болезненное восприятие проведённого не так давно референдума в Иракском Курдистане.
Программный директор Фонда клуба «Валдай» Тимофей Бордачёв затронул вопрос формирования евразийской идентичности как базиса для этой концепции. Он отметил, что «проклятием» евразийского региона всегда являлась его неспособность идентифицировать себя как одно целое. Этот поиск происходит до сих пор, отметили спикеры. В частности, при отсутствии единой ценностной базы идеологи евразийства стремятся сделать акцент на единых институтах, тем самым пытаясь повторить путь объединения Европы. В качестве таких институтов рассматриваются Шанхайская организация сотрудничества, Евразийский экономический союз (ЕАЭС) или сопряжение ЕАЭС с китайским Шёлковым Путём.
Несмотря на поиски базиса для современного евразийства, наблюдается ценностная неопределённость этой концепции. Представляется трудной задача нахождения точек соприкосновения от Лиссабона вплоть до Сингапура. Тони ван дер Тогт, старший научный сотрудник Нидерландского института международных отношений Клингендаль, отметил, что вопрос ценностей ставит в тупик и саму Россию, поскольку она ещё не до конца идентифицировала себя на евразийском пространстве. Эксперт напомнил, что исторически Россия позиционировала себя в качестве «Третьего Рима» и проводника христианских ценностей, больше ассоциируясь с Европой, чем с Евразией. По словам ван дер Тогта, любой интеграционный процесс чаще всего берёт за основу объединение перед лицом внешнего антагониста, а евразийское пространство слишком велико для этого.
Участники дискуссии особо отметили эволюцию роли Китая в полемике о евразийстве. Фёдор Лукьянов констатировал, что если сто лет назад приверженцы евразийской теории рассматривали Китай как второстепенный фактор, то с увеличением роли геополитики в современной евразийской идее возросла и важность Китая. Развивая эту мысль, доцент философского факультета МГУ Борис Межуев обратил внимание на то, что в начале XX века Китай был вне евразийской концепции. Для него существовало отдельное философское направление – «азийство», которое рассматривалось как конфликтное по отношению к евразийству.
Вопрос о том, как Россия и Китай могут уживаться в одном политическом (и культурном) пространстве континента, стал, пожалуй, одним из ключевых в дискуссии. На протяжении долгого времени, считает Тимофей Бордачёв, идея евразийства оставалась исключительно метафизическим понятием, которое часто не имело под собой прагматичного начала. Теперь же во многом под давлением сложившихся политических предпосылок Россия вынуждена искать практическое применение этой идее, что и подтолкнуло её на поиск точек соприкосновения с Китаем.
По мнению Василия Кашина, старшего научного сотрудника Центра комплексных европейских и международных исследований НИУ ВШЭ, возрождение евразийства в политической реальности неслучайно и закономерно, так как эта концепция обретает конкретное практическое применение. Она во многом определила тот факт, что Россия начала приближаться к формированию отношений высокой зависимости с Китаем. В начале 2000-х российская экономика была ориентирована исключительно на Европу, причём в ущерб самой России. Сегодня же тенденция кардинально изменилась, доля рынка АТЭС значительно увеличилась и продолжает расти на один-два процентных пункта в год.
Поворот к Азии или попытка ввести Азию в русское понимание евразийства, которое выразилось в тесном экономическом сотрудничестве, также потянуло за собой и вторую важную составляющую формирования единой евразийской идентичности – культурный аспект. Так, Василий Кашин отметил, что в данный момент 56000 людей в России изучают китайский язык – это в три раза больше, чем десять лет назад.
Проводя параллели с европейским опытом интеграции, Тимофей Бордачёв отметил, что культурная составляющая евразийства должна появиться несколько позже и стать результатом политической и экономической интеграции, а не предшествовать ей.
