Предстоящий во Владивостоке II Восточный экономический форум (ВЭФ) должен стать знаменательным событием. Планируется участие как минимум трёх глав государств и правительств – России, Японии и Южной Кореи. Главными вопросами форума станут наращивание торгово-экономических связей России и стран Азии, привлечение инвестиций в российские Сибирь и Дальний Восток, построение большого интеграционного пространства в Евразии – евразийского всеобъемлющего партнёрства. Последней теме будет посвящена отдельная сессия, в которой участвует клуб «Валдай». Важной частью этого проекта станет дальнейшее укрепление российско-китайских экономических связей. Усилиями западных СМИ и части российской элиты эта тема стала одной из наиболее мифологизированных. Утверждается, что эти отношения якобы буксуют и не могут сдвинуться с мертвой точки. Это не так. Реальная картина состояния российско-китайских отношений в экономике и не только – в статье экспертов клуба «Валдай».
Российско-китайские отношения на протяжении последних 20 лет своей истории, со времени установления стратегического партнёрства в 1996 году, отличаются тщательно поддерживаемым двумя сторонами внешним позитивным фоном при сохранении стратегической неопределённости целей данных отношений. Обе стороны так настойчиво твердят, что отношения достигли высшей точки развития, что это само по себе вызывает сомнения у внешних наблюдателей. В то же время они отрицают намерения образовать союз или развивать взаимодействие на антизападной основе, при том что фактически такое взаимодействие в политической сфере уже имеет место. С началом украинского кризиса эти отношения превратились в популярный предмет для дискуссий российского политического класса и части зарубежного экспертного сообщества. Предметом обсуждения являются «сферические российско-китайские отношения в вакууме», почти не имеющие точек пересечения с реальностью. Частично это обстоятельство связано с малым объёмом информации о действительном содержании этих отношений.
Например, практическая бесполезность данных Росстата и ЦБ РФ, с точки зрения определения источников поступающих в Россию прямых иностранных инвестиций, – общеизвестный факт для всех, кто соприкасается с российской макроэкономической статистикой. Основные инвестиции в Россию (как и в Китай) всегда приходят из оффшорных юрисдикций. Статистика ЦБ показывает ничтожные объёмы китайских инвестиций в Россию, считанные сотни миллионов долларов в год (571 млн в 2015 году) при накопленном объёме китайских инвестиций в $1,7 млрд на начало 2016 года. Китайская статистика была немного более полной и указывала, что уже в середине 2015 года было накоплено 8,7 млрд долларов инвестиций. Вопрос: «Почему Китай не инвестирует в Россию?» – входит в число популярных запросов в поисковиках и является одной из излюбленных тем разделов «Мнения» российской деловой прессы.
Более или менее надёжный подсчёт действительного объёма китайских инвестиций в России был выполнен лишь относительно недавно самими китайцами путём сбора данных «вручную» со своих компаний, имевших известные проекты в России. Этот подсчёт дал цифру в 32–33 млрд долларов, которую они сообщили российской стороне на двусторонних переговорах. Если этот подсчёт является правдивым, это означает, что КНР уже сейчас является одним из крупных инвесторов в российскую экономику. Вероятно, можно ставить вопрос о том, «как увеличить китайские инвестиции», но не о том, «почему Китай не инвестирует». При этом Китай, как известно, является вторым после Евросоюза торговым партнёром России с товарооборотом в $68 млрд в 2015 году, причём доля ЕС в российской торговле падает, а доля Китая – растёт.
При такой нехватке информации возникает и не менее интересный вопрос о реальных объёмах российских инвестиций в Китае, находящихся, по официальной статистике, на уровне статистической погрешности. Отсутствуют пока и сколько-нибудь надёжные данные о динамике инвестиций. При этом данные об отдельных анонсированных в последние годы проектах позволяют предположить, что эта динамика существенно выросла.
Украинский кризис привёл к обострению дискуссий о возможности российско-китайского союза. Руководство двух стран публично отвергало идею заключения формального военно-политического союза неоднократно и по вполне ясным причинам. Вступление в союз с другой крупной державой выбивает из рук России любые аргументы против расширения НАТО и не позволяет Китаю критиковать военное усиление США в Азии.
Что обе стороны могли бы выиграть от объявления формального союза? Во-первых, союз нужен для того, чтобы более сильный союзник мог гарантировать безопасность более слабого. Во-вторых, он нужен для координации в военной и политической сфере. С гарантиями дело обстоит довольно просто – они на данном этапе не нужны ни России, ни Китаю. Россия является ядерной сверхдержавой. Китай, уступая ей по своему ядерному потенциалу, ещё не дошёл до столь низкой точки в своих отношениях с США, чтобы реально нуждаться в таких гарантиях.
А как обстоит дело с реальной координацией? Крупные ежегодные совместные военные учения продолжаются уже более десятилетия, с 2005 года, с каждым годом расширяясь и усложняясь. К ним добавилось и широчайшее китайское участие в проводимых российским министерством обороны военных соревнованиях и состязаниях («танковый биатлон», «Авиадартс», «десантный взвод» и тому подобное). Уровень оперативной совместимости является достаточным для создания совместных тактических групп под единым командованием.
Предметом учений являются совместные операции по разгрому крупных сил «международных террористов» на суше и по борьбе с подводными лодками, авиацией противника и высадке десантов на море. В 2016 году к этому добавились российско-китайские учения в сфере противоракетной обороны и совместные учения российской Национальной гвардии и Народной вооружённой полиции КНР.
К этому следует добавить ежегодные обмены визитами президентов и премьеров двух стран (Путин за время президентства совершил 11 официальных визитов в Китай), постоянную координацию позиций по международным проблемам (Иран, Сирия, американская ПРО и так далее) и выдвижение совместных инициатив (например, по вопросам глобальной стратегической стабильности и информационной безопасности во время недавнего визита Путина). Созданы механизмы постоянного обмена информацией и поддержания диалогов между администрацией президента России и Канцелярией ЦК КПК, экономическими ведомствами, службами безопасности, военными и дипломатами двух стран. Продолжается сотрудничество в сфере технологий военного и двойного назначения.
Такое обилие координационных механизмов и такой масштаб военного сотрудничества явно выходят за рамки обычного добрососедства. Экономический фундамент под этими отношениями может быть не столь впечатляющим, как военно-политическая составляющая, но он прочнее, чем принято считать. И он постепенно укрепляется. Таким образом, российско-китайские отношения уже являются союзническими по многим аспектам, за исключением вывески. Вывеска может быть сменена относительно быстро – если (или – когда) это будет целесообразно. Но на данный момент стратегическая неопределённость отвечает целям обеих сторон наилучшим образом – причём как во внешней, так и во внутренней политике.
В доказательство невозможности слишком тесного сближения Москвы и Пекина обычно приводят якобы отказ Китая поддержать Россию по вопросам Абхазии, Южной Осетии и Крыма и нежелание России ввязываться в конфликт в Южно-Китайском море. Действительно, Китай не может открыто поддержать изменение государственных границ на основе референдума о самоопределении – в этом случае он потеряет Тайвань. При этом России такая поддержка была бы желательна, но по существу бы мало что дала – она, например, не помогла бы снять односторонние санкции США и ЕС.
Тем не менее Китай поддерживает экономические связи с Абхазией и даже позволял работать в Пекине почётному консулу этой страны. Китай имеет и экономические отношения с Крымом, а китайские компании сыграли важнейшую роль в строительстве крымского энергомоста. В самый тяжёлый момент экономического кризиса в декабре 2014 года министр иностранных дел КНР Ван И заявил о готовности оказать экономическую помощь России. Эта помощь была предложена, но предложение было отклонено. Российское руководство, видимо, не считало положение страны настолько тяжёлым и не хотело ослаблять свои переговорные позиции при обсуждении крупных совместных проектов. Что касается проблемы Южно-Китайского моря, то здесь Китай получил поддержку России по наиболее важному для него аспекту проблемы. Москва осудила вмешательство в проблему Южно-Китайского моря внерегиональных держав и призвала к её решению на основе прямых переговоров вовлечённых сторон. Россия не намерена участвовать в спорах Китая по этому вопросу с азиатскими странами, но с удовольствием готова критиковать США.
Разумеется, для двусторонних отношений характерны и многочисленные трудности. Доминирование в экономиках двух стран гигантских, неповоротливых госкомпаний превращает обсуждение каждого совместного проекта в сложное и долгое упражнение. Предрассудки и бюрократическая неэффективность также сыграли свою роль – достаточно вспомнить судьбу проекта моста через Амур в районе Благовещенска, строительство которого сдвинулось с мертвой точки лишь в 2014 году, спустя более 20 лет переговоров. Подобные трудности естественным образом вытекают из особенностей политических систем двух стран и, наряду с конкуренцией и расхождениями по ряду второстепенных вопросов, не влияют на качество отношений.
Постепенный процесс российско-китайского сближения во всех сферах начался в 1990-е годы и продолжается до сих пор, не меняясь по сути. Украинский кризис и одновременное обострение ситуации в Южно-Китайском море пока лишь несколько ускорили процесс сближения. В дальнейшем наиболее важным следствием этих кризисов может стать постепенное исчезновение фактора стратегической неопределённости в отношениях двух стран по мере того, как они втягиваются во всё более глубокое противостояние с США.
