Все теории превосходства так или иначе были призваны обеспечить этический и идеологический примат западного мира в рамках колониальной и неоколониальной политики. На этом основывается своеобразный «договор присоединения» к финансовой и политической инфраструктуре гегемона западного мира, основанной на жёсткой иерархии и предусматривающей подчинение национальных интересов интересам западного подхода к глобализации. Сегодня западному миру недостаточно культурного расизма для обоснования своей исключительности, пишут Иван Ангуло и Евгений Типайлов.
Задачи по захвату чужой земли и порабощению народов, проживающих на ней, которые во времена так называемой Эпохи великих открытий были поставлены перед собой западной, тогда ещё исключительного европейской, цивилизацией, требовали правового, этического и морального обоснования.
Одна из первых попыток осмысления права европейцев завоёвывать и порабощать туземцев принадлежит историографу Карла V и Филипа II Хуану Хинесу де Сепульведе , который изображал аборигенов как дикарей и варваров, чтобы, ссылаясь на Аристотеля, лишить их на этом основании всяких прав. В самом начале знаменитой конкисты выдвигался довод, что индейцы приносят человеческие жертвы и, соответственно, являются идолопоклонниками, каннибалами и преступниками. Весьма распространённой была ссылка на Аристотеля с его «Политикой» о том, что варварские народы «от природы – рабы».
Данная интерпретация негуманного аргумента Аристотеля основана, тем не менее, на определённом представлении о гуманности, а именно на представлении о более высокой человечности одних и, соответственно, меньшей человечности других.
Однако был и иной подход, выработанный христианскими теологами. Так, святой Августин говорил, что аборигены – люди и обладают бессмертной душой. Окончательное утверждение этого принципа связывают с Франсиско де Виторией, который в своих «Лекциях» отвергает указанный выше аргумент древнегреческого классика как языческий и заключает, что «народы пусть и варварские, однако человеческие». Де Витория, таким образом, уравнивает нехристиан к христианам в международно-правовом отношении, но… Почему-то западная мысль всегда требует этого «но».
Вопреки кажущейся логике, де Витория не объявляет великую испанскую конкисту чем-то несправедливым. Наоборот, он использует аргументацию о «справедливой войне» для достижения совершенно обратного результата.
Согласно де Витории, если варвары преступают законы гостеприимства, противодействуют свободным миссиям, свободной торговле и свободной пропаганде, то они нарушают соответствующее jus gentium право испанцев. Если мирные увещевания не приносят пользы, это повод для «справедливой войны», что, свою очередь, даёт основание для аннексии, оккупации и покорения американских народов. Не говоря уже о праве испанцев осуществлять интервенцию для защиты индейцев, уже обращённых в христианство.
Несмотря на известный прогресс в понимании гуманизма, подобные моральные дилеммы не оставляют и современный западный мир. При этом в результате иммиграционных процессов, ставших результатом деколонизации, вопрос равенства представителей разных народов больше не является исключительно проблемой оправдания новых завоеваний и сохранения зависимости, так как в текущем историческом моменте эти задачи решаются иными, преимущественно экономическими инструментами.
Теперь это практический вопрос возможности сосуществования представителей разных народов в рамках одного государства или наднационального образования. Политика мультикультурализма пыталась решить эту проблему, однако, как убедительно показано в статье Кенана Малика в Foreign Affairs под названием «Крах мультикультурализма» и в книге Тило Саррацина «Германия: самоликвидация», она успехом не увенчалась.
В каком-то смысле эти выводы лишь подтверждают корректность оценки американского антрополога Джеймса Морриса Блаута, заявившего в своей статье «Теория культурного расизма», что культурный расизм заменил биологическую концепцию «белой расы» и представляет собой теорию не расового, а культурного превосходства.
В своей работе Блаут проследил эволюцию идей расизма, отмечая среди прочего религиозный расизм. При этом заметим, что в развитии данного явления имеется некоторая «гуманизация». Трудно сказать, насколько это осмысленный процесс, но на протяжении всей истории западная цивилизация, определяя свой подход к объёму понятия «человек», как будто одновременно следует в двух направлениях.
С одной стороны, последовательно происходит заявление равенства и достоинства каждого человеческого индивидуума независимо от происхождения и иных характеристик. С другой – мы видим экзистенциальную необходимость утвердить собственное превосходство и право первого, пусть и среди «равных».
Блаут объясняет теорию «модернизации», призванную заменить уже не актуальные теории о религиозном либо биологическом расизме на культурный расизм, который основан на представлении, что «неевропейцы» отстают в развитии от европейцев не в расовом отношении, а в культурном. Это якобы предопределено самим ходом истории и культурной эволюции, ив этом-де причина бедности «неевропейцев», которые «обязаны следовать под европейским покровительством и “опекой” по уже пройденному европейцами пути, потому что это единственный способ преодолеть отсталость».
Занимательно, что во всех этих рассуждениях мало кто из европейских мыслителей обращает внимание на истинный источник европейского процветания – многовековое ограбление угнетаемых народов. Об этом, например, без стеснения и с недвусмысленной прямотой говорил американский социолог и политолог Самюэль Хангтинтон в книге «Столкновение цивилизаций и изменение мирового порядка»: «Запад завоевал мир не из-за превосходства своих идей, ценностей или религии (в которую было обращено лишь небольшое количество представителей других цивилизаций), но, скорее, превосходства в применении организованного насилия. Жители Запада часто забывают этот факт; жители не-Запада никогда этого не забудут» .
Все теории превосходства так или иначе были призваны обеспечить этический и идеологический примат западного мира в рамках колониальной и неоколониальной политики. На этом основывается своеобразный «договор присоединения» к финансовой и политической инфраструктуре гегемона западного мира, основанной на жёсткой иерархии и предусматривающей подчинение национальных интересов интересам западного подхода к глобализации.
Сегодня западному миру недостаточно культурного расизма для обоснования своей исключительности. Экономические успехи, вполне самостоятельно достигнутые странами Глобального Юга в последние 20–30 лет, ставят под сомнение претензию европейцев на какое-либо преимущество в истории и культуре, предопределяющее их экономическое богатство, что требует от Запада формулирования новых теоретических структур для обоснования своего превосходства.
Политический расизм
На прошедшем в ноябре 2023 года в Сан-Франциско саммите АТЭС Президента США Джо Байдена вновь спросили, не изменил ли он своего мнения относительно того, является ли Председатель КНР Си Цзиньпин диктатором.Байден ответил: «Он диктатор в том смысле, что является парнем, который руководит страной, коммунистической страной, опирающейся на форму правительства, полностью отличающуюся от нашей».
Это высказывание, конечно, вызвало дипломатический скандал. Однако ему, на наш взгляд, уделили недостаточно внимания, так как подобное признание исключительно симптоматично в контексте генезиса новой формы расизма, используемой для обоснования превосходства западного мира.
Известное высказывание Уинстона Черчилля о том, что «демократия – наихудшая форма правления, если не считать всех остальных», уже давно возведено так называемым коллективным Западом в абсолют и идеологически усовершенствовано.
Во-первых, предполагается, что существует только одна допустимая форма правления – демократическая республика. При этом допустимой она является исключительно в виде единственного признаваемого Западом политического режима – либеральной демократии. И то и другое является плодом западной политической мысли, институты которой сформированы в течение долгого европейского исторического процесса, впитавшего в основном католическое и протестантское религиозное наследие и западную философию.
Во-вторых, только сам коллективный Запад в лице как конкретных представителей данного большого пространства, так и различных коллективных объединений вроде G7, Европейского союза, НАТО является авторитетным арбитром, которому позволено судить о соответствии тех или иных государств или конкретных процессов названному «идеалу».
Именно это и имел в виду Байден, возможно излишне откровенно высказав то, что у него было на уме. Любой политический режим, отличающийся от «нашего», по определению не соответствует критерием, предъявляемым к равному, что говорит о той же самой отсталости.
С практической точки зрения политический расизм представляет собой убеждение не о превосходстве одних индивидуумов над другими, обусловленном биологическими или культурно-историческими факторами, как ранее, а о превосходстве одних общностей над другими по политическим основаниям.
Неравными назначаются не какие-то конкретные люди, а, например, все граждане определённого государства. За примерами далеко ходить не приходится. Любые санкции и рестрикции западных держав, напрямую затрагивающие граждан Российской Федерации, являются яркими примерами дискриминации на основании политического расизма.
Например, в соответствии со статьей 3i Регламента Совета Европейского Союза № 833/2014, запрещаются покупка, импорт, трансфер (прямо или опосредованно) в Европейский союз товаров, приносящих Российской Федерации существенный доход и перечисленных в приложении XXI к Регламенту Совета Европейского союза № 833/2014, если такие товары произведены в России или экспортируются из России. При этом приложение XXI к Регламенту Совета Европейского союза № 833/2014 содержит широкий перечень товаров для личного пользования, включая ноутбуки (код 8471) и мобильные телефоны (код 8517). Фактически данные меры представляют собой запрет для граждан России владеть определёнными вещами на территории Европейского союза. Мера, которую вполне можно было бы представить в рамках режима апартеида, царившего ещё недавно в ЮАР или США. Возможно, европейские бюрократы испугались сами себя, так как решением Совета Европейского союза № 2023/2874, принятым в рамках так называемого 12-го пакета санкций были введены определённые изъятия для вещей личного пользования. Не совсем, правда, ясно, что делать, если тот же телефон или ноутбук является, например, корпоративным. В то же время вектор мысли европейского законодателя остаётся неизменным.
Или возьмём, например, текущий палестино-израильский конфликт и мнение, выраженное ярким американским публицистом и политическим обозревателем Беном Шапиро в социальной сети X. Шапиро обращался, надо думать, к западной аудитории: «Не все думают, как вы. ХАМАС не разделяет ваших ценностей и даже общего взгляда на ценность жизни».
Верно ли и обратное? Только те, кто думает, как вы (то есть как западная аудитория), понимают ценность жизни? Но ведь эта логика и лежит сегодня в основе оправданий действий Израиля. В рамках политического расизма носитель «правильных» ценностей представляется чуть больше человеком, чем тот, кто их не разделяет. Отсюда происходит чудовищное двоемыслие в оценках военных преступлений одной и другой сторон конфликта.
Цифровой расизм
Геополитическое чувство собственной исключительности и непомерное эго западной культурно-цивилизационной системы, провозгласившие в XIX веке устами Фридриха Ницше философскую максиму о смерти Бога, а вскоре после этого, к началу XX века, окончательно оформившиеся в киплинговское «бремя белого человека», в веке XXI, видимо, будут приобретать совершенно неожиданные формы и черты.
Концепция политического расизма, безусловно, сохраняет значительный потенциал для своего развития. Однако применяемый Западом наиболее активно последние тридцать лет политический расизм столкнулся с объективными пределами роста. Текущие формы западного расизма с очевидностью будут видоизменяться. Как отметил Президент РФ Владимир Путин на заседании Всемирного русского народного собора, «практически официальной идеологией западных правящих элит стали русофобия, другие формы расизма и неонацизма». Собственно, помимо политического расизма, который относительно молод и полон деструктивных сил, такой новой формой в будущем может стать цифровой расизм.
Под цифровым расизмом можно понимать форму дискриминации социальных общностей и их представителей (физических и юридических лиц), при которой аппаратно-техническое (технологическое) либо алгоритмическое преимущество в области новейших цифровых технологий у того или иного цивилизационного пространства, государства или общности будет служить обоснованием идей лидерства, исключительности и превосходства по отношению к любым другим социальным общностям. В этом смысле цифровой расизм может получить развитие в двух ключевых измерениях: технологическом и алгоритмическом.
Технологическая дискриминация как грань цифрового расизма будет основываться на идеологии превосходства по принципу обладания новейшими технологическими решениями в цифровой области, начиная от полупроводниковой продукции и микросхем и заканчивая квантовыми технологиями и передовыми технологиями передачи данных.
Создание закрытых технологических государственных и корпоративных клубов, разработка и внедрение новых мер по ограничению доступа к цифровым технологиям, а также сдерживание конкурирующих культурно-цивилизационных общностей и государств в развитии собственных цифровых технологий по факту уже стало реальностью международного взаимодействия.
Достаточно посмотреть на попытки США по сдерживанию технологического развития КНР и реализацию комплекса мероприятий по релокации высокотехнологичных производств с острова Тайвань на территорию США. Именно конкуренция с КНР за технологическое лидерство в области цифровых технологий является одной из ключевых движущих сил текущей стадии геополитического кризиса вокруг Тайваня.
Однако если технологическая дискриминация как вид цифрового расизма стала уже традиционным и, главное, контролируемым явлением, то антропогенный по своей изначальной природе, но новый и потенциально неконтролируемый алгоритмический фактор цифрового расизма способен привести человечество к трагедии античного масштаба. Речь идёт об искусственном интеллекте (ИИ), который, по старому принципу deus ex machina, способен выпрыгнуть на мировую сцену и самым драматическим образом повлиять на развитие человеческой цивилизации и научно-технический прогресс.
ИИ, или генеративная нейронная сеть (то есть алгоритмическая модель машинного обучения без учителя), может развиваться по не всегда предсказуемым траекториям и сценариям, что закладывает основу для принципиально новой формы цифрового расизма – алгоритмической дискриминации (при этом, вероятно, слабо контролируемой даже её создателями). В основу такого расизма может быть положена текущая специфика развития технологии ИИ.
Во-первых, поскольку современные передовые алгоритмы ИИ развиваются представителями западной цивилизации, кто может дать гарантии, что в основу алгоритмической модели не будут на этапе первоначального кода заложены установки и запреты, развивающие ИИ в русле утвердившейся на Западе картины мира(включая те или иные формы расизма)?
Во-вторых, даже если предположить, что подобные установки и запреты при создании и развитии ИИ не будут целенаправленно заложены в основу алгоритма, то нельзя исключать, что в силу объективных причин англоцентричная алгоритмическая модель (поскольку создатели той же модели ChatGPT – преимущественно англоговорящие специалисты с соответствующим мировоззрением и мировосприятием) будет использовать для целей саморазвития преимущественно западные информационные базы данных и соответствующие информационные и культурные пласты, которые, по понятным причинам, содержательно перенасыщены различными формами и проявлениями расистского восприятия мира. Это мировосприятие зафиксировано на уровне языковых, исторических и художественных образов и символов.
В-третьих, в силу указанных выше двух обстоятельств развития генеративных нейросетей встаёт вопрос о том, в какой степени будет использовано наследие незападной части мировой человеческой цивилизации (включая, например, русскую или китайскую культуру) с точки зрения конструирования сбалансированной модели ИИ, например в вопросах этики и морали. То есть, иначе говоря, насколько создаваемая модель ИИ будет по итогу гуманной и человекоцентричной и насколько в ней будут развиты механизмы защиты человечества от неконтролируемого поведения ИИ?
Вспомним один казус. В 2018 году компания Firaxis Games представила игрокам компьютерной стратегической игры Civilization VI, смысл которой сводится к захвату всего мира, новую цивилизацию, за которую можно было играть. Этой новой цивилизацией стали кри– реально существующее коренное население Северной Америки, проживающее в нынешнее время на территории Канады. Однако один из лидеров кри Милтон Тутусис выступил против включения его соплеменников в эту игру, заявив: «Это увековечивает миф о том, что первые нации имели те же ценности, которые имеет колониальная культура, и что одна из них заключается в завоевании других народов и их земель, хотя это абсолютно не соответствует нашим традиционным подходам и мировоззрению».
Не получится ли так, что развившаяся без учёта указанных особенностей алгоритмическая модель ИИ станет цифровой копией «чёрного человека» или Фауста западной цивилизации, вобравшей в себя многочисленные предубеждения западноцентричных идиологем, включая идеи расизма во всех его ипостасях? Этот сценарий не выглядит фантастическим, тем более что за последние несколько лет на фоне взрывного развития ИИ учёные, мыслители, политики и даже бизнесмены развернули острую дискуссию относительно угроз для человечества, исходящих от ИИ.
Такой взгляд на вопросы цифрового развития человечества опосредует целый комплекс фундаментальных проблем: от контроля за ходом развития нейросетей до вопросов гуманизации ИИ. По факту на сегодняшний день международное взаимодействие в данной сфере сведено к минимуму, что закладывает реальную основу для вызревания цифрового расизма как новой формы международной дискриминации.
Не менее интересно, чтов логике технологической конкуренции и последовательной имплементации тезиса Ницше о смерти Бога, а также окончательного изживания морали и этики на основе католического и протестантского наследия один из главных западных провозвестников будущего мирового порядка Юваль Ной Харари прогнозирует, что на смену всем современным религиям могут прийти религии, созданные ИИ.
Вопросы об исключительном (то есть «правильном», «добре») и второстепенном (то есть «неправильном», «зле») в рамках практики цифрового расизма будут возникать как в контексте такой новой цифровой религии, так и, например, в контексте теории «датаизма», развиваемой среди прочих тем же Харари .
В целом на сегодня идея о цифровой религии ИИ – это всего лишь прогноз (пусть и от авторитетного в среде западных интеллектуалов мыслителя и создателя идеологических нарративов), однако такой взгляд на сценарии развития ИИ вкупе с потенциально исходящими от него для человечества угрозами в перспективе придаёт проблематике генеративных нейросетей эсхатологический привкус, выводя проблематику алгоритмической дискриминации за скобки сугубо философского и политологического измерения.
В любом случае расизм есть только форма реализации претензии на исключительность, обеспечивающая практическую цель – обоснование доминирования определённой цивилизационной общности. Мир становится сложнее, вместе с ним усложняется и форма. Откровенное насилие сменяется всё более и более изысканным манипулированием. Однако пока сама идея превосходства по какому-либо признаку жива, неискоренимы будут и идеологии её обеспечения.
