Если невозможно предсказать общее развитие отношений, то и ближайшее будущее едва ли более понятно. В случае с США имеется множество всем понятных неизвестных. Они начинаются с вопроса о том, сколько столов, стульев и другой мебели Трамп готов перевернуть в процессе реализации стратегии «Америка превыше всего»?
Если ставить вопрос более фундаментально – какова вероятность того, что он действительно откажется от роли лидера, которую США играли в мировой политике, заменив ее на жёсткую и циничную реальную политику в подходе к внешнеполитической проблематике?
После бурных первых трех недель президентства Трамп и его команда уже во время четвёртой недели сдали свои наиболее крайние позиции: в отношении политики «единого Китая», пойдя на уступки Си Цзиньпину; по иранской ядерной сделке, уступив настоятельным доводам Федерико Могерини; и по пакту между США и Японией о взаимной обороне, когда пообещали Синдзо Абэ ничего не менять. Высокопоставленные чиновники из внешнеполитического и оборонного ведомства быстро ужесточили тон высказываний в отношении России. Таким образом, первые признаки указывали на то, что радикальное отступление от прежнего курса, вытекавшее из высказываний Трампа до и после выборов, было снято с повестки дня, как только его администрация столкнулась с суровой реальностью и трудным выбором. Но кто может знать наверняка?
Поначалу российское руководство приветствовало избрание Трампа по причине его явно более теплого отношения к России. Предположительно этот оптимизм коренился в надежде на то, что новый президент намеревался ограничить политику США продвижением более узко определяемых национальных интересов, отказавшись от традиционной роли мирового гегемона, которую США на себя взяли. Но когда эти перспективы оказались несбыточными или просто неопределенными, российскому политическому руководству осталось лишь уповать на смутные высказывания Трампа и одного или двух его ближайших советников. Но и эти обнадеживающие высказывания вскоре были несколько переформулированы, чтобы успокоить нервничавших союзников и справиться с внутриполитической реакцией на предполагаемое вмешательство России в ход президентских выборов.
То, что российское руководство хотело прихода в Белый дом менее враждебно настроенной к Москве администрации и менее конфронтационных отношений с США, стало ясно еще до избрания Трампа. Существовала ли реальная возможность подобного исхода? Из этого вопроса естественно вытекают другие, на которые до сих пор не получено ясного ответа.
