По всей видимости, набирающие силу изменения в международной жизни окажутся настолько значительными, что затронут не только непосредственное соотношение сил между ведущими державами, но и даже наши фундаментальные представления о степени важности тех или иных видов государственной деятельности, пишет Тимофей Бордачёв, программный директор Валдайского клуба.
Уже сейчас мы видим, что современное государство сталкивается со столь серьёзными вызовами, что внешняя политика повсеместно подчиняется соображениям внутриполитического характера. Это касается стран Запада, России, Китая, Индии и всех остальных и делает наиболее значимым то, чего существующие теории понять не в состоянии просто в силу своей методологии.
Одним из любопытных эффектов двух мировых войн прошлого столетия и особенно появления у нескольких держав серьёзных запасов оружия, массовое применение которого может привести к прекращению социальной жизни на планете, стал рост значения внешнеполитической деятельности государств во всём комплексе задач, решением которых они должны заниматься. Постепенно нараставший и в конечном итоге прочно укоренившийся в умах ужас по поводу вероятности того, что военная катастрофа окажется всеобщей и необратимой по своим последствиям, прочно поставил вопросы международной стабильности на одно из первых мест в числе приоритетов общественного внимания.
Кроме того, росту значения вопросов, непосредственно связанных с внешними факторами развития, способствовали приобретение войнами массового характера и экономическая глобализация. Последнее в какой-то степени связало вопросы развития и даже самого существования государства с теми задачами, которые оно решает на международном поприще. Это, конечно, в особенности касалось средних и малых стран, для которых современный мир был слишком суров, чтобы предоставить возможность полностью самостоятельного существования. Однако и в случае наиболее крупных держав внешнеполитические вопросы в течение прошлого столетия оказались настолько значимыми, что встали практически вровень с проблемами чисто внутренней повестки.
Тем более что всеобщая рыночная экономика и сравнительная открытость действительно сократили возможности разных правительств полностью самостоятельно определять параметры внутреннего развития. В результате укрепилось представление о том, что успехи или провалы в решении важнейших задач примирения граждан с существующими внутренними порядками решаются через внешние связи и интеграцию страны в глобальную систему, которая сама урегулирует большинство проблем. Практическим последствием этого стало невообразимое по историческим меркам разрастание дипломатического аппарата и вообще институтов, осуществляющих управление внешними связями. Огромное количество проникнутых ощущением важности своего дела и профессии чиновников теперь отвечают именно за внешние связи своих стран.
И в этом смысле глобальная система государств действительно двигалась в сторону европейской средневековой модели, при которой правительство мало могло вмешиваться в повседневную жизнь подданных, особенно духовную, и с удовольствием занималось исключительно внешнеполитическими задачами. Сохранение суверенитета в традиционном смысле этого слова могли позволить себе только державы, в наибольшей степени сохраняющие приоритет национального над глобальным. В первую очередь это были США, у которых приоритет внутренней политики над внешней постепенно становился уникальным признаком, отличающим сверхдержаву от всех остальных стран мира. Однако сейчас такой устраивавший всех порядок начинает давать сбои.
Первые признаки того, что дело движется к чему-то принципиально новому, были связаны с появлением таких «универсальных» проблем, как разнообразные проявления изменений климата, интернет и информационная революция, искусственный интеллект. Где-то лет десять-пятнадцать тому назад ныне покойный Генри Киссинджер первым среди крупных мыслителей современности обратил внимание на то, что «проблемы являются глобальными, а их решения остаются национальными». Тем самым выдающийся учёный и политик хотел привлечь внимание к тому, что мировое сообщество оказалось неготовым сформировать консолидированные подходы к решению проблем, которые касаются всех.
Богатые, бедные и растущие страны не могли принять решения, в основе которых лежала бы стратегия минимизации потерь каждого при достижении сравнительного блага для всех. Наиболее ярким примером стало развитие международного сотрудничества, связанного с изменением климата. За несколько лет оно окончательно превратилось в совокупность сделок между государствами, в основе которых находятся интересы их корпоративного сектора и связанные с этим предпочтения правительств или, как в случае с Россией, обоснованная с научной точки зрения государственная политика в данной области, также принимающая во внимание национальные экономические интересы. Таким образом, ещё в период доминирования Запада в мировых делах – и за счёт этого на самом деле, – государства провалили задачу создания единой «наднациональной» программы борьбы с последствиями явления, угрожающего отдельным регионам серьёзными потрясениями.
Дело, однако, не ограничилось теми вопросами, которые стали актуальными именно в результате последних изменений или технологических достижений человечества. В результате того, что накопленные в национальных экономических системах и мировой экономике искажения не находят пока концептуальных решений, последние уже на протяжении десятилетий подменялись тактическими ходами, не способными обеспечить устойчивость своих результатов за пределами коротких временных отрезков или при исчезновении специфических условий, в которых они были сделаны. Самой важной проблемой стал рост неравенства, конкретными проявлениями которого оказалось снижение доходов больших групп населения и постепенное исчезновение такого явления, как «средний класс», в большинстве стран Запада.
Наиболее ярко эта проблема появилась в период пандемии коронавируса, когда более всего страдали наименее обеспеченные слои населения. В США это привело к огромным человеческим потерям, до которых в силу уникальности местного социально-экономического устройства никому, в сущности, не было дела. В России или Европе к гибели граждан от болезни прибавились ещё и колоссальные расходы на различные виды социальных программ и здравоохранение. В результате достаточно активной деятельности государств по снижению непосредственных эффектов кризиса 2008–2009 годов и пандемии 2020–2022 годов и одновременно продолжению мер по стабилизации бюджетов наибольшие опасения вызывает будущее программ социального страхования, то есть того, что лежало в основе всеобщего благосостояния XX века и было источником благосостояния массового среднего класса.
И достаточно скоро это приведёт к общему кризису той системы, которая обеспечивала для большинства государств опору в виде среднего класса, опирающегося на свои сбережения, а тем самым к общему упадку экономической основы согласия граждан с существующими внутриполитическими порядками. В первую очередь это касается стран Запада, однако Россия или Китай здесь тоже не избавлены от негативных последствий распада системы, находившейся в центре современной глобальной экономики и выступавшей источником основных идей и методов государственного вмешательства в свободный рынок. Тем более что никуда не делись такие последствия информационной глобализации, как некоторое размывание контроля над жизнью подданных. С этой проблемой сталкиваются даже страны Запада или Китай, где информационная политика государства является наиболее последовательной и подчинённой задачам правительств и элит.
В результате государства всё чаще должны обращаться к решению своих непосредственных задач, то есть поддержанию общественного мира среди граждан, а конкуренция на внутреннем пространстве имеет тенденцию к обострению. Что же касается таких растущих величин международной политики, как Китай или Индия, то там колоссальные демографические размеры сами по себе ставят вопросы внутреннего характера на первое место. В итоге внешнеполитическая деятельность отходит на второй план и рассматривается только в контексте внутренней борьбы за единство (Россия, Китай, Индия) или удержание власти элитами, которые за последние десятилетия стали практически несменяемыми (США и крупнейшие страны Европы).
Этот объективный процесс имеет два последствия, представляющие интерес на теоретическом и практическом уровне.
Во-первых, растёт растерянность среди тех,чья профессиональная обязанность –анализировать международную политику. Один из наиболее ярких американских учёных реалистического направления Стивен Уолт в своих последних статьях с яростью обращает внимание на то, как внешнеполитические решения правительства США расходятся с логикой международной жизни. Нередко можно услышать такие претензии и со стороны российских авторов в отношении того, что политика как таковая становится довлеющей над чисто внешнеполитической рациональностью.
Во-вторых, возникает чисто практический риск того, что полностью поглощённые внутренними вопросами правительства действительно недостаточно внимания начнут уделять тем вопросам международной жизни, которые остаются фундаментально важными. Пока ведущие ядерные державы показывают свою способность позаботиться о выживании человечества, несмотря на некоторую смену своих собственных приоритетов. Однако, есть подозрения, что возлагать здесь все надежды исключительно на мудрость наших государственных деятелей было бы несколько легкомысленно.
